Уроборос - Елена Горелик

– Не злись, – на удивление негромко сказал он. Черт, он уже и разоблачиться успел. Видимо, опыт большой. – А ты хороша. Ой, хороша… Жалко, что летом тебя не поймал. Уже месяца три была бы за мной, как за каменной стеной.

За каменной стеной, да? Нехорошие ассоциации. Воображение сразу дорисовало к каменной стене зарешеченное окошко и дверь на амбарном замке. М-да, ну и привалило мне счастье: громадный волосатый мужик. Одно хорошо: хоть не скалится. Даже некое сочувствие во взгляде чудится, если это не игра отблесков огня в камине.

– Что теперь, любезный союзник? – я не оценила этого сочувствия и подпустила в свой голос побольше яда. – Мне сидеть, лежать или стоять на четвереньках?

– Не злись, – повторил Дойлен. – Клянусь своим Даром, все, что я тебе сказал, – правда от первого слова и до последнего.

А вот это серьезно. Ведьмаки и маги попусту такими клятвами не разбрасываются, потому что слова «клянусь своим Даром» – тоже своего рода заклинание. Нарушивший клятву или солгавший рискует в лучшем случае умереть на месте. В худшем – лишиться Дара. И попробуйте догадаться, почему смерть предпочтительнее. Несмотря на кипевший во мне гнев, я оценила: он действительно честен со мной. Во всем, даже в сволочизме. Но ведь можно сказать не всю правду, не так ли? А вот на это уже существует другое правило игры: я – на своей территории. Я тут админ, а он в лучшем случае модератор. Правила Интернета, перенесенные в реальность, могут быть весьма жестоки. Если что-то пойдет не так, Дойлену грозит не бан, а смерть. Дорогой сосед, кстати, это тоже знает.

– Сосредоточься на моем медальоне и произнеси заклинание призыва, – сказал он.

Сосредоточиться на его медальоне? Пожалуйста. Я была настолько зла, что мне это удалось с первой попытки. А когда отзвучало последнее слово заклинания… Я почувствовала что-то странное. Цепь на шее натянулась, а мой собственный медальон, сияя неярким зеленоватым ореолом, повлекло к медальону Дойлена, словно его намагнитили. Цепь довольно сильно потащила меня вперед, и я, чтобы не упасть, сделала два шага. Серебрушки с тихим лязгом встретились, и меня с головой захлестнул невидимый поток. Поток того, что здесь называлось магической силой. Этот поток подхватил меня и закружил, как в водовороте, и я вдруг почувствовала радость. Злую радость ведьмы, нашедшей новый источник волшебной силы. Он был мой. Мой! Весь без остатка, как и говорил!.. Я запрокинула голову и захохотала, как Маргарита, намазавшаяся колдовской мазью. Поток обтекал меня, словно вода, и я почти не чувствовала, как дрожат руки милого соседа, гулявшие по моему телу, и едва слышала его сбивчивое дыхание…

…Когда я пришла в себя, луна уже вовсю просвечивала сквозь истончившиеся до кружевной толщины тучи. В камине тихо потрескивали поленья, а короткая свечка, стоявшая на каминной полке, давно прогорела и погасла. Я лежала на кровати, почему-то поперек нее. Легонько пошевелилась… и тихо зашипела сквозь зубы. Тело отозвалось тупой болью, будто я проехала трехсоткилометровый бревет[5] без «вкатывания в сезон». Или разгружала вагон с углем. В одиночку.

– Ты помнишь хоть что-нибудь?

У меня начисто вылетело из головы все, что происходило этим вечером, и я вздрогнула, услышав мужской голос рядом с собой. Потом кое-что вспомнила и покрепче стиснула зубы, чтобы не выругаться. Хотя, наверное, у меня сейчас даже на это не хватило бы сил.

– Нет, – процедила я.

Сосед – уже в статусе официального любовника – шумно вздохнул, придвинулся поближе и… накрыл меня одеялом из тонко выделанных кроличьих шкурок.

– И я ни хрена не помню, – сказал он. – Прикройся, замерзнешь.

– Лучше лечь по-человечески. – Я с тихим стоном приподнялась, развернулась и уткнулась головой в подушку.

Меня молча поддержали в этом намерении, а заодно подкатились под самый бок, нахально облапив. Под одним одеялом вдвоем все-таки теплее, а я только сейчас почувствовала, что основательно задубела. И что нас больше не соединяет поток магической силы, а в ушах стоит колокольный звон. Да уж, секс по-ведьмацки не только выматывает тело, но и начисто выносит мозг. Ведь в самом деле – совершенно не помню, что мы тут вытворяли. Судя по нашему помятому виду и состоянию постели, Камасутра нервно курит в сторонке. Оба выложились на полную… Хотя кое-кто опять дал волю рукам. Значит, не на полную…

Где моя ступа с реактивным двигателем и метла с разделяющейся боеголовкой?

– Опять злишься? – хмыкнул Дойлен. – Брось. Мы с тобой теперь ведьмаки, связанные ритуалом, от этого нам обоим никуда не деться. Ты можешь утром сделать то, что обещала, – послать меня в болото и пользоваться всеми плодами нашей сделки. Но я хочу запомнить твое тело.

– Просто на долгую память или для своей мужской коллекции? – едко поинтересовалась я.

– Хочется сделать тебе приятно. – Он улыбнулся – улыбка странно сверкнула в неясном лунном свете. – Честное слово.

– Для вас это так важно?

– На «ты», милая моя, на «ты». Да, для меня это важно. Хочу видеть и запомнить твое лицо, когда ты завопишь подо мной.

Я хотела сказать что-то еще более едкое. Я жутко злилась, но уже не только на него – на себя. Слаба на передок или как? Но одна мысль заставила меня придержать язык. Что случилось, то случилось, поздно клясть себя. Но что мы оба получили? Вероятно, некие новые возможности. Дорогой сосед хочет просто уцелеть в той круговерти, которая завертится здесь зимой, и защитить свою семью. А чего хочу я? Домой. В свой мир. Приблизил ли этот ритуал меня к цели? Не исключено, что дал вообще хоть какой-то шанс. Я чувствовала полученную силу. Чувствовала, что могу теперь гораздо больше, чем раньше, а со знаниями Дойлена… Надеюсь, их у него не меньше, чем у Ульсы, а его откровенность теперь обеспечена условиями нашего договора. Кроме того, он действительно честен со мной. Редчайшее свойство для колдуна. Что же теперь мне делать?.. Как говорится, если вы не можете побороть некий общественный процесс, то лучше его возглавить. В моем случае – нужно не посыпать голову пеплом, а использовать этот шанс. В крайнем случае, если сосед начнет наглеть, я всегда могу его послать. Пойдет, никуда не денется. Теперь я знала это совершенно точно, и не с его слов. И будет исполнять свою часть договора как миленький. Магическая власть над ним, которую он сам мне отдал, позволяет провернуть такую штуку.

Получается, еще неизвестно, кто из нас кого поимел…

3

Неудивительно, что мы продрыхли до полудня.

Дорогой сосед вел себя просто образцово, видимо, не желал с ходу получить «красную карточку». Был отменно вежлив, ни единым словом не помянул прошедшую ночь. Поинтересовался моей библиотекой, полученной вместе с домом. Посетовал, что пару книг из своей библиотеки сможет привезти только к вечеру – если я не против, конечно. Слушайте, его не подменили случайно? Или это его магическая зависимость от меня так действует? А потом мы сели пообедать. Присутствие Риены и Иры за обеденным столом его, прямо скажем, удивило. Впрочем, ему хватило ума промолчать и сделать вид, будто так и надо. Обед был не праздничный – что праздновать-то? – потому обошлись овощным супчиком и окороком на второе.

– Небогато живешь, – заметил Дойлен. – А ведь доход позволяет и фрукты с юга, и рыбку с моря. Копишь деньги?

– Дому нужен ремонт, – без особенного удовольствия ответила я. – Чтобы при этом еще и столоваться по-богатому, мне пришлось бы выметать у крестьян все до последней крошки. Я такой глупости не сделаю никогда.

– Я тоже. – Дорогой сосед одобрительно кивнул. – Голодный крестьянин – не работник, и подать с нищего тоже не соберешь. Прибедняются – так то у них в крови. А знаешь, как сборщики подмечают, в какой деревне есть что взять, а где в самом деле шаром покати? Мне сынок рассказал… По птицам.

– То есть? – удивилась я.

– То есть смотрят, есть ли в деревне воробьи и голуби. Если есть, значит, деревенька зажиточная. Если голубей нет, только воробьи – не нищие, но и лишнего с них не возьмешь. А уж если и воробьев крестьяне сожрали, то тут точно делать нечего. Вольная птица не селится там, где ее жрут с голодухи… Вот ты не была в деревне у нашего разлюбезного соседа Лугира, а я бывал. Так там крестьяне и лебеду за лакомство считают. Боятся, злобятся, да ничего против ведьмака поделать не могут. – Дойлен, дохлебав супчик, под убийственным взглядом Риены принялся за окорок. – Лугир, как по мне, – болван, – продолжал он; сплетни о соседях в нашей глуши – самое милое дело. – Обдирает мужичье как липку, лютует. Даже сборщики – сама знаешь, совести у них ни на четверть медяка – и те с его мужиков лишнего не требуют. Потому что видят – нет ни одного воробушка в деревне.

– Спасибо, я не знала. – Конечно, тонкостям хозяйствования меня обучала Риена, но на ней было всего одно поместье, и для сравнительного анализа ей попросту не хватало данных.