Иллирия - Мария Соловьева

Я, не в силах выдержать его взгляд и испытывая боль от каждого произнесенного слова, сгорбилась и отвела глаза.

- Конечно, я прав, - удовлетворенно сказал Ремо. - Даже если бы он хотел тебе чем-то помочь, то не смог бы. Жалкое отребье, полностью зависящее от воли своего отца. О, если бы я действовал согласно первому же своему побуждению, то убил бы тебя, а к вечеру держал бы в руках голову Вико. Но, когда я поразмыслил, в этой истории меня заинтересовало другое: Вико сохранил в тайне вашу связь, что для него совершенно несвойственно. Что-то удержало его от огласки, а ведь именно благодаря ей он смог бы уязвить меня так сильно, как никогда ранее. И в храме нас не ждали люди Брана... Стало быть, даже это ничтожное существо способно на некие чувства. Он любит тебя, не так ли? Любит, насколько это возможно для Брана? Ну?!

- Не знаю, - тихо промолвила я.

Ремо засмеялся:

- Ну еще бы. Ты невероятно глупа, Годэ. Я разочарован. Частично из-за этого я и не убил тебя пока что. Что толку злиться на дверь, о которую расшиб лоб, или на камень, прищемивший тебе палец? Я предложил тебе стать моей женой, и ты, зная, что вскоре Альмасио станут править городом, выбираешь Вико Брана! Презреннейшее из существ, которое я даже не назвал бы мужчиной. Из желания досадить мне, он развлекался с тобой, а затем оставил, зная, что я не прощу тебе измены. Ты безмозгла, как и те дверь с камнем. Нет, я даже не ненавижу тебя, а презрение - не столь веская причина для убийства. Я ненавижу Вико. Долго ли Брана будет тосковать, если услышит о твоей смерти? День, два, неделю?.. Этого недостаточно, разумеется. Поэтому пусть пока мучается в неизвестности. Уверен, что он уже знает, что я увез тебя из дома Эттани. Для прочих объявят о твоей тяжелой болезни после приступа в храме, но Вико известна правда, и каждую минуту он будет ожидать новость о том, что найден твой изуродованный труп.

Он давно уж отпустил мою руку, но я стояла неподвижно, понимая, что все равно мне никуда не сбежать. Низ платья давно промок, а босые ноги заледенели - волны то и дело докатывались до того места, где мы стояли.

- А вскоре, милая Годэ, наступит день нашей свадьбы - остался всего месяц, и вряд ли за это время Брана объявят мне войну в открытую, - продолжал Ремо, голос которого стал вкрадчивым. -Ты появишься рука об руку со мной, живая и здоровая, как ни в чем не бывало. Брана, разумеется, будут приглашены. И ты, улучив минуту, передашь Вико записку с просьбой о встрече, на которую он не сможет не прийти, хоть сейчас все Брана и настороже. Ты сумеешь его попросить как следует, Годэ, я знаю. Его появление в назначенный час буду ждать я. Последнее, что он узнает перед смертью - то, что ты его предала, как до этого предала меня. Ты будешь наблюдать, как я его убью, и он будет смотреть тебе в глаза...

- Нет! - вскрикнула я, отпрянув от Ремо. - Я не буду вам помогать! Вы все равно меня убьете!

- Убью я тебя, если ты откажешься, - холодно произнес Ремо и одним быстрым движением схватил за волосы, так, что голова моя запрокинулась. Второй рукой он сжал мое горло. - Причем убью так, как и обещал - медленно.

- Ну и пусть, - с трудом смогла произнести я. - Лучше уж сейчас, чем оказаться в вашем доме в качестве пленницы, с которой вы сможете делать все, что пожелаете.

- Клянусь, - прошептал Ремо мне на ухо, - что никто не прикоснется к тебе и пальцем, если ты все сделаешь так, как я скажу. Это кажется тебе достойной платой за предательство, продажная ты дрянь? Я обещаю тебе безопасность, а после свадьбы отпущу тебя на свободу, и ты сможешь убраться восвояси. Делить одну женщину с Брана мне омерзительно, как умываться водой из сточной канавы. Даже сейчас, если ты решишь отказаться, я отдам тебя слугам, а сам постою в сторонке, дожидаясь момента, когда покажется, что теперь тебе можно, наконец, и умереть. Ну, что, согласна? Видишь, что лежит на чашах весов?..

- Я не верю, что вы меня отпустите, - прохрипела я.

Ремо ласково улыбнулся мне.

- Почему бы и нет, дорогая? Мне кажется, что памяти о двух предательствах тебе хватит в качестве наказания.

С этими словами он освободил мою шею. Я принялась жадно хватать воздух, схватившись руками за саднящее горло.

- Я жду ответа, - услышала я сквозь звон в ушах.

Перед глазами у меня мелькали разноцветные сполохи, но я видела мир вокруг себя в мельчайших подробностях: прозрачные волны лишь у самого берега слегка мутнели, поднимая тучу песчинок перед тем, как обрушиться на берег белой пеной; в дымчатой хвое сосен стрекотали невидимые птицы, солнце золотило древесную кору... Мои босые ноги оставляли следы на песке, в которые тут же набиралась ледяная вода, сглаживающая их очертания, а в небе не было ни облачка - лишь бездонная синь.

Мне очень хотелось жить и видеть это небо, море и деревья. Поэтому, зажмурившись и превозмогая отвращение к себе, я кивнула в ответ на слова господина Альмасио.

- Ах да, - сказал он, ничуть не удивившись. - На всякий случай объясню тебе на наглядном примере, как следует себя вести, чтобы между нами далее не случалось разногласий.

Тут он вручил мне небольшой, но острый кинжал. Я растерянно сжала его в руках, не понимая, что за этим должно последовать.

- Видишь ли, Годэ, - Ремо задумчиво смотрел куда-то вдаль, словно утомившись сверлить меня взглядом, - я почти уверен, что склад характера не позволит тебе смирно выполнять мои указания и ты постоянно будешь донимать меня попытками глупого бунта, на усмирение которого у меня не будет времени. Поэтому считай, что я только что передумал и решил отдать тебя на потеху кучеру, да тем двум парням. Я не шучу. Сейчас я их окликну, и отдам распоряжение, которое их немало порадует. Все же, я порядочно зол на тебя, хоть и пытаюсь изо всех сил убедить себя, что это не так. Тебя ждет бесчестье худшего рода, не так ли?.. И единственное, что может спасти - самоубийство. Полосни себя по руке этим кинжалом, да как следует - и я поверю в твою решимость. Иначе, я подумаю, что до свадьбы с тобой и впрямь можно творить все, что заблагорассудится, и ты все равно подчинишься, хоть только что и утверждала, что лучше умрешь сейчас. Давай же, покажи мне, что ты и впрямь готова умереть.

Я смотрела в его безумные, почти веселые глаза и понимала, что имел в виду Вико, когда говорил, что господину Альмасио более всего доставляет удовольствие низводить человека до состояния загнанного зверя. Должно быть, именно так он измывался над своими женами, проверяя, на что они готовы пойти ради иллюзорного спасения от мук, а потом снова и снова они оказывались в западне. И сама я уже давно потеряла человеческое подобие - руки тряслись, лицо кривилось в гримасе, которую можно было принять за рыдание, но ни одного звука издать не получалось, как я ни старалась. Не приходилось сомневаться, что у Ремо хватит жестокости, для того, чтобы поступить так, как он сказал, и то, что произносил он свою речь легкомысленным тоном, сделало ее еще страшнее.

- Ну же, Годэ! - Ремо почти смеялся, глядя на то, как я бессильно сжимаю рукоять.

Я понимала, что вряд ли он даст мне себя серьезно ранить, понимала, что необходимо доказать ему силу своего духа, но руки меня не слушались и я беспомощно переводила взгляд со сверкающего лезвия на свое запястье. Всего одно движение, всего одно усилие над собой - иначе участь, гораздо худшая, чем смерть... И все равно я не могла заставить себя.

Ремо Альмасио хмыкнул и вырвал из моих оцепеневших рук кинжал и почти с отеческой интонацией произнес:

- Вот видишь, Годэ, - ты слишком любишь жизнь и слишком малодушна при этом, как бы себе не льстила. Поэтому запомни: если тебе в голову придет дерзить мне в будущем, или гордо отказываться от еды, не говоря уж о других видах ослушания, я сделаю так, что ты будешь умолять меня дать тебе этот кинжал снова. Ты еще не знаешь, что такое настоящий страх, и тебе следует постараться, чтобы никогда его не узнать. А пока - остуди-ка голову, чтоб не пришлось тратить время еще и на глупую женскую истерику...

И он толкнул меня в воду. Потеряв равновесие, я упала почти что навзничь и набежавшая волна окатила меня с ног до головы. Вода была ледяной, дыхание мое перехватило, и когда я смогла подняться, путаясь в складках мокрого платья, то увидела, что господин Альмасио успел отойти довольно далеко, направившись к экипажу. Покорно я последовала за ним, ненавидя себя даже больше, чем его.

Глава 18

- Иди за мной, - приказал господин Альмасио, когда экипаж остановился у парадного входа в его великолепный дом, миновав ворота и аллею, ведущую через сад. Я едва слышала его голос - из-за промокшего до нитки платья я очень замерзла, и у меня зуб на зуб не попадал, все происходящее казалось дурным сном. Под ноги мне натекла целая лужа воды, и внутреннее убранство экипажа серьезно пострадало из-за моего в нем присутствия, но Ремо словно не замечал этого. После нашего разговора у моря он потерял ко мне всякий интерес и не удостаивал даже косого взгляда до самого окончания поездки.