Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь - Кеннет Славенски

Действие рассказа происходит в Нормандии — там, где Сэлинджер начинал работу над ним. Но в целом он передает скорее атмосферу боев в Хюртгенвальде, во время которых, судя по всему, и был дописан. Повествование очень убедительно — с самого начала до читателя словно бы наяву доносятся отзвуки канонады и запах прелой, простылой земли.

Молодой солдат, рухнувший от усталости прямо среди чистого поля, просыпается под вечер. Его тут же одолевают «военные мысли и мыслишки», которые «не вытряхнуть из памяти». Главная — что здесь ночевать нельзя, надо искать более безопасное место для ночлега.

Солдат находит свободный окоп, выбрасывает оттуда окровавленное одеяло убитого немецкого солдата и устраивается на ночь. Укрывшись своим одеялом и закрыв глаза, он предается мечтам, начинает «утешать себя солдатской белибердой». В этих мечтах война закончилась, он уже дома, рана его зажила… Этот отрывок — один из самых мелодичных и поэтичных в творчестве Сэлинджера. Собственно, при желании его можно воспринимать как стихотворение в прозе — шесть строк с рефреном: «И крепко-накрепко запру дверь».

Солдат открывает глаза и видит, что чуда не произошло, что вокруг все как и было. Тогда он достает из кармана газетные вырезки и читает репортаж о громкой кинопремьере — раньше его подобное чтение утешало, но теперь кажется пустой абракадаброй. Солдат комкает вырезку и выкидывает ее за бруствер.

Единственное, что ему осталось, — перечитать «в тридцать бог-знает-какой раз» бережно хранимое письмо из дома. Тут читатели понимают, что уже знакомы с этим солдатом, что это не кто иной, как Бэйб Глэдуоллер. А пишет ему его сестренка Мэтти.

Она, в отличие от матери, подозревает, что Бэйб во Франции. Она пишет, что этим летом на пляже совсем нет мальчиков, что Лестер Броган убит на Тихом океане, а его родители продолжают ходить на пляж, но больше не купаются. Потом Мэтти описывает, как нашли мертвым в лавке ее хозяина мистера Олинджера — смерть в ее рассказе предстает слепой силой, наугад выхватывающей людей. Заканчивается письмо просьбой поскорее вернуться домой. «Поскорее возвращайся домой», — последнее, что произносит солдат, прежде чем провалиться в сон.

Огромное значение для понимания рассказа имеют два стихотворения, которые солдат мечтает услышать из уст своей возлюбленной: «Агнец» Уильяма Блейка и «Я не видала моря…» Эмили Дикинсон.

Милый Агнец, расскажи,Кем ты создан, расскажи?Из каких ты вышел рук?Кто тебя привел на луг?Кто пушок придумал твой,Чистый, мягкий, золотой?Кто тебе твой голос дал,Чтоб так нежно он звучал?Милый Агнец, расскажи,Кем ты создан, расскажи?Милый Агнец, я скажу,Милый Агнец, я скажу! —Имя Агнца он избрал,Ибо так себя назвал.Как дитя, он тих и мил —Он пришел и всех простил.Я дитя, и Агнец ты —И у нас его черты!Милый Агнец, Бог с тобой!Милый Агнец, Бог с тобой!

Я не видала моряи пустошей в цвету,но помню звук прибояи вересковый дух.Я не была с визитом у Бога в небесах,но знаю: дверь открыта —как будто дан мне знак.

Здесь впервые устанавливается характерная для всего творчества Сэлинджера связь между поэтическим и духовнорелигиозным началами. Эпизод рассказа «Магический окопчик», в котором контуженый капеллан ищет среди трупов свои потерянные очки, пока его самого не убивает снарядом, можно трактовать в том смысле, что автор сомневается в существовании Бога или, во всяком случае, в его причастности к человеческим делам. Эти же два стихотворения свидетельствуют об убежденности Сэлинджера в том, что Бог есть, и обозначают начало его религиозных исканий.

Неудивительно, что в 1944 году Сэлинджер пережил духовный переворот, — на передовой, где человеку ежечасно грозит смерть, это случалось со многими. Но на первых порах его новое представление о Боге — лишь развитие сформировавшегося прежде. Так, в «Дне перед прощанием» Бэйб решает: за жизнь стоит сражаться хотя бы потому, что в ней есть красота. В «Солдате во Франции» именно в красоте начинает ему открываться Бог. В могильной тесноте окопа его не посещает мистическое откровение, его душу не озаряет неземной свет. Он видит Бога в чистоте своей сестры, в чувстве собственной причастности к этой чистоте.

Через четырнадцать лет после ужасов Хюртгенвальда Сэлинджер вспоминает хокку, которое написал в XIX веке японский поэт Кобаяси Исса:

Во-от такой!» —Разводит дитя руками,Показывая пион.

Исса ограничивается тем, что просто сообщает о пионе, и этого вполне достаточно, утверждает Сэлинджер. Остальное — всецело на усмотрении читателя: «пойдем ли мы поглядеть на его круглощекий пион — дело десятое, он за нами не подглядывает». Так же поступает и сам Сэлинджер: он не вдается в описание духовного опыта, а всего лишь напоминает читателю о том, что есть такие стихи, и дает понять, что значило для Бэйба письмо Мэтти.

Восьмого декабря полк Сэлинджера был расквартирован на территории Люксембурга. Место его дислокации, «настоящий рай для измученных солдат», находилось неподалеку от городка Эхтернах, от которого было рукой подать до реки Зауэр, естественной границы между Люксембургом и Третьим рейхом. Впервые за долгое время военнослужащие 12-го пехотного полка спали на нормальных кроватях, ели горячую пищу и смогли наконец переодеться в чистое. Некоторым из них были обещаны отпуска в Бельгию и даже в Париж.

Но всего лишь через неделю покоя, 16 декабря, полку, так до конца и не переукомплектованному, снова пришлось вступить в бой. На заре Эхтернах и соседние с ним деревни подверглись массированному артиллерийскому обстрелу — в результате полк лишился средств связи со штабом дивизии. А в 9 утра на его позиции началось наступление силами двух свежих и прекрасно экипированных немецких пехотных полков.

Так началась Арденнская операция — крупнейшее немецкое наступление за всю историю боевых действий на Западном фронте. Ни в одном больше сражении Второй мировой войны американцы не несли таких тяжелых потерь. Для Сэлинджера и его товарищей бои в Люксембурге стали непосредственным продолжением Хюртгенвальдского кошмара: им снова пришлось, забыв об усталости, сражаться в лесу, ночевать в промерзших, заваленных снегом окопах.

Немецкое наступление было таким внезапным, что отдельные подразделения 12-го полка, иногда насчитывавшие в своих рядах не более двадцати человек, оказались изолированными одно от другого. Одна из рот полка три дня удерживала в Эхтернахе здание шляпной мануфактуры, даже получив возможность выйти из окружения, она не оставила позиции и была в результате полностью уничтожена.