Песня на двоих - Оксана Панкеева

— Да разве ему так уж подперло, что никакого другого выбора не оставалось? Ты ведь тоже предлагал ему найти продюсера. Какая ему разница? Что с тобой, что без тебя, а продюсер ему все равно будет. Так что вряд ли.

— Думаешь, наш новоиспеченный маэстро постеснялся нашептать новому приятелю на ушко, что одному ему будет лучше, что я для него — бесполезный довесок, а то и хуже…

— Извини, милый, однако если подумать, то до этой некрасивой, но правильной мысли Гарри мог дойти и сам, если он такой практичный, как ты говоришь. Любой напарник был бы для него бесполезным довеском, с которым придется делиться гонораром, потому он и решил работать сольно. И чего ты так убиваешься? Разве тебе было бы интересно таким вот пришей-пристебаем заделаться?

— Неправда! — обиделся Артуро. — Почему это я был бы бесполезным? Я мог бы исполнять песни с твоих кристаллов, они тоже иномирские, но совсем в другом стиле…

— Так почему тогда ты этим до сих пор не занялся, если, как ты говоришь, у тебя был на примете продюсер?

— Да потому, что ему требовался настоящий переселенец под это дело, для пущей экзотики! Без Гарри я ему не нужен, тем более что половина твоих кристаллов уже в записи ходит…

— И опять мы вернулись к тому, что Гарри был нужен тебе больше, чем ты ему. А теперь сам подумай: зачем? Оно тебе надо, так унижаться? Ты ведь прекрасно можешь сам, ты такой талантливый, у тебя такой голос, неужели ремейки чужих песен — это все, что ты умеешь? Ведь неправда же! Ты прекрасные вещи писал, значит, можешь! Плюнь на все и сделай свое, собственное, чтобы все, кто говорил о тебе плохо, рыдали от зависти и кусали локти.

Артуро тихонько вздохнул и низко склонил голову, так что его шикарные кудри упали на лицо, почти полностью скрыв глаза.

— Я больше не могу писать музыку, — тихим, дрожащим голосом признался он. — Уже десять лет. С тех самых пор. Сначала думал, это из-за пережитого потрясения. Творческий кризис. С кем не бывает. Думал, пройдет. Потом решил сходить к целителю, вдруг это какая-то нервная болезнь, которая лечится. Тот к магам отправил. А маг сказал, что это вовсе не болезнь и не обычный творческий кризис, а Огонь ослабел. Огонь — материя хрупкая, на эмоциональные переживания тонко реагирует. Может заполыхать сверх меры, а может и вовсе погаснуть, сохрани меня небо от такого ужаса… У меня, к счастью, не погас, но какую-то частицу своего Огня я потерял вместе с семьей и домом. Теперь я могу только петь, а сложить что-то свое не получается. Уж десять лет пробую. Когда я вернулся к жизни и встретил тебя, такая буря радостных чувств поднялась в моем сердце, что мне показалось — Огонь разгорелся с прежней силой, чудилось, будто стоит лишь попробовать — и все получится, все вернется… Увы, я ошибся. Это были всего лишь эмоции. Счастье, восторг, любовь… Они прекрасны сами по себе, но возродить силу угасшего Огня не способны. Я понял это, едва лишь попытался выразить в звуке всю красоту своей любви к тебе. Попытался — и не смог. Нет таких звуков. Вернее, они есть, конечно, но я их не слышу. Все, что приходит в голову, — это чужие, кем-то уже написанные строки… Ты сама бард, наверное, понимаешь, что это такое… И как с этим жить…

Одинокая слезинка сиротливо капнула из-под спутанной массы волос, бесшумно расплывшись на кружевной манжете.

— Милый мой, да ты что… — Ольга сорвалась со стула, как была, наполовину расчесанная и в распахнутом халате, обхватила обеими руками, словно птенца крыльями заслоняя от опасности. — Да стоит ли оно того? Ну с кем не бывает, я тоже не могу музыку сочинять, ну и что? Да успокойся, мы что-нибудь придумаем, обязательно придумаем, ну подумаешь — Огонь, не умирают же от этого…

Несчастный бард тихонько всхлипывал у нее на груди, трогательно и беззащитно. А она беспомощно гладила его волосы, нашептывая какие-то утешительные глупости, и помимо воли думала в это время совсем о другом человеке. О другом барде, к которому это их небо оказалось не столь снисходительно, не сохранило «от такого ужаса». Который потерял Огонь полностью и жил долгие годы с пустым очагом в сердце. И все же ему помогли счастье, радость и любовь, хотя это всего лишь эмоции…

Может, он все-таки говорил правду? Может, она была к нему несправедлива? Может, он все-таки до сих пор ее любит, просто это любовь у него такая, с финтами и вывертами?

За окном гулко ухнуло, затрещало, и в стеклах высоких окон гостиной заблестели пестрые отсветы праздничного фейерверка.

Шеллар нахмурился, обвел взглядом всех сидящих в комнате, чуть дольше задержавшись на непривычно серьезной рожице своего шута. Затем молча встал и сам задернул шторы.

— Извините, господа, у меня нет желания любоваться на бессмысленную растрату казенных средств. Кто желает — милости прошу на балкон.

— Ну вот, — укоризненно проворчал Элмар. — На этот раз не я смету подписывал, ты сам. И все равно чем-то недоволен.

— Будь моя воля, я бы давно с радостью отменил некоторые глупые традиции. Вроде обязательного фейерверка в каждую годовщину коронации.

— Ну знаешь… — протянул Орландо, сдвинув тонкие красивые брови. — Если ты еще и введешь вместо этого обязательное бдение на кладбище, народ тебя не поймет.

— Не говори глупостей. Это мое личное дело, и я никогда не приглашал никого разделить его со мной.

— А Мафея кто сегодня потащил?

— Никто его не тащил, он сам попросился.

Мафей шустро развернулся на спинке кресла, ловко перебросив ноги через сидящего в этом кресле Жака, и вклинился в разговор:

— Шеллар, а можно поинтересоваться, почему ты раньше меня никогда не брал, а в этом году разрешил?

— Потому что ты дорос, — кратко сообщил король, возвращаясь на диван, где к его плечу немедленно прислонилась любимая жена.

Уточнений никому не потребовалось.

— А почему бы не попробовать как-то разделить эти две даты? — предложил мэтр Максимильяно, бдительно поглядывая при этом на своего короля. — Насколько я помню, между ними прошло несколько дней. Почему не отмечать их соответственно? День коронации проводить как подобает, а могилы родственников посещать за несколько дней до этого, тоже как подобает.

— Я знаю, — терпеливо кивнул Шеллар. — Но позвольте мне самому решать, в какой день куда ходить. Разве я кому-то мешаю? Разве я лишил подданных их законного фейерверка?

— Намереваетесь, — наставительно заметил придворный маг.

— Господа, можем ли мы поговорить о чем-нибудь другом?

— Пошутить вам про что-нибудь? — без особого вдохновения отозвался из глубины кресла шут.

— Нет, спасибо. Лучше расскажи, как поживает Кантор. Мэтр Максимильяно, как всегда, считает недостойным публично проявлять отцовские чувства, но ему, несомненно, интересно. И мне, кстати, тоже.