Повелитель императоров - Гай Кей

Признавая все это, оставалось отметить, что случайное убийство спутника, любил он его или нет, нельзя оставлять безнаказанным, и Рустем не собирался этого делать. Он все еще был в ярости из-за смертельно опасного утреннего столкновения и своего унизительного бегства по городу джадитов.

Все это он рассказал могучему рыжеволосому художнику на свадебной церемонии, на которую его привели. Он держал в руке чашу отличного вина, но не ощущал радости от своего прибытия — наконец-то! — в сарантийскую столицу после тяжелого путешествия по зимним дорогам. Присутствие убийцы на той же свадьбе убивало подобные чувства и разжигало еще больше его гнев. Молодой человек, теперь одетый не хуже любого отпрыска знатного сарантийского вельможи, совсем не походил на того грубого пьяного хулигана, который напал на них вместе с дружками в переулке. По-видимому, он даже не узнал Рустема.

Рустем указал на парня по просьбе мозаичника, который оказался человеком умным и серьезным, хотя при первом знакомстве произвел на Рустема впечатление неуравновешенного невротика. Художник тихо выругался и быстро подвел их к маленькой группке людей вокруг новобрачного.

— Клеандр опять вляпался в дерьмо, — мрачно произнес мозаичник по имени Криспин. Кажется, он имел привычку употреблять вульгарные выражения.

— Попытался схватить Ширин в коридоре? — Лицо новобрачного оставалось чрезвычайно веселым.

— Хотел бы я, чтобы дело было в этом. Нет, сегодня утром он убил на улице слугу этого человека при свидетелях. В их числе и мой друг Пардос, который только что прибыл в Город. Потом они с бандой Зеленых гнались за ними обоими до самого Святилища с обнаженными мечами.

— Вот дерьмо, — с чувством произнес солдат. Выражение его лица изменилось. — Эти глупые мальчишки…

— Они не мальчишки, — холодно возразил Рустем. — Им не по десять лет. Этот парень был пьян уже на рассвете и убил человека мечом.

Мощный солдат впервые внимательно посмотрел на Рустема.

— Это я понял. Он еще очень молод. Потерял мать в неподходящее время и променял умных друзей на компанию необузданных юнцов из болельщиков факции. Еще он безнадежно влюблен в нашу хозяйку дома и пил сегодня все утро, потому что до смерти боялся идти к ней на праздник.

— А! — ответил Рустем с жестом, хорошо знакомым его ученикам. — Теперь понятно, почему Нишик должен был умереть! Конечно, простите, что упомянул об этой истории.

— Не лезь в бутылку, бассанид, — сказал солдат, и глаза его на мгновение стали жесткими. — Мы попытаемся что-нибудь сделать. Я объясняю, а не оправдываю убийство. Мне также следовало упомянуть о том, что этот парень — сын Плавта Боноса. Необходимо действовать осторожно.

— Кто такой?

— Распорядитель Сената, — ответил мозаичник. — Вон он, рядом с женой. Оставь это нам, лекарь. Клеандра не мешает хорошенько припугнуть, и могу тебе обещать, что мы этим займемся.

— Припугнуть? — переспросил Рустем. Его снова охватил гнев.

Рыжеволосый мужчина ответил ему прямым взглядом.

— Скажи мне, лекарь, придворного Царя Царей могли бы наказать более строго за убийство слуги в уличной драке? Слуги сарантийца?

— Понятия не имею, — ответил Рустем. Но это было неправдой.

Резко повернувшись, он прошел мимо светловолосой новобрачной в белых одеждах с красным поясом и подошел к убийце и пожилому человеку, на которого указал художник. Он понимал, что его быстрое движение среди веселящихся людей привлечет внимание. Служанка, возможно, почуяв что-то неладное, возникла прямо перед ним с подносом, уставленным маленькими тарелочками, и улыбнулась. Рустем вынужден был остановиться: она преградила ему путь. Он глубоко вздохнул и, не видя другого выхода, взял из ее рук одну из предложенных тарелочек. Женщина — молодая, пышнотелая и темноволосая — продолжала стоять у него на дороге. Она перехватила круглый поднос одной рукой и взяла у него чашу с вином, освободив ему обе руки. Ее пальцы прикоснулись к его руке.

— Попробуй это, — шепнула она, продолжая улыбаться. Она носила тунику с соблазнительно глубоким вырезом. Эта мода еще не дошла до Керакека.

Рустем последовал ее совету. Это оказался какой-то рулет из рыбы в тесте, с соусом на тарелочке. Он откусил кусочек и ощутил во рту легкий взрыв тонких вкусовых ощущений. Рустем не сумел сдержать изумленного стона от удовольствия. Он посмотрел на тарелку в руке, а потом на стоящую перед ним девушку. Окунул палец в соус и еще раз с любопытством попробовал его.

У танцовщицы, хозяйки этого приема, несомненно, имелся повар. И красивые служанки. Темноволосая девушка смотрела на него, на ее щеках играли ямочки от удовольствия. Она протянула ему кусочек ткани, чтобы он вытер рот, и взяла у него тарелочку по-прежнему с улыбкой. Потом вернула ему вино.

Рустем обнаружил, что приступ охватившего его гнева прошел. Но когда служанка что-то прошептала и повернулась к другому гостю, он снова взглянул на сенатора и его сына, и его осенила одна мысль. Он постоял неподвижно еще секунду, поглаживая бороду, а затем двинулся вперед, уже медленнее.

Он остановился перед слегка обрюзгшим распорядителем Сената Сарантия. С одной стороны от него он видел очень красивую, сурового вида женщину, а с другой стороны — что важнее — его сына. Он поклонился мужчине и женщине и официально представился.

Выпрямившись, Рустем увидел, что парень наконец его узнал и побелел. Сын сенатора бросил быстрый взгляд в тот конец комнаты, где хозяйка дома, танцовщица, встречала у входа опоздавших гостей. «Тебе не удастся сбежать», — холодно подумал Рустем и предъявил обвинение отцу намеренно тихим, спокойным голосом.

Мозаичник, конечно, был прав: необходимо действовать без шума и с достоинством, когда дело касается людей с высоким положением. Рустем не испытывал желания связываться со здешним правосудием; он намеревался сам разобраться с этим сенатором. Ему только что пришла в голову мысль: хотя лекарь может многое узнать о сарантийской медицине и, вероятно, подслушать некоторые разговоры о делах государства, но человек, перед которым в долгу распорядитель Сената, может оказаться в совсем другом положении — более выгодном для Царя Царей в Кабадхе, который желал именно сейчас кое-что узнать насчет Сарантия.

Рустем не понимал, почему бедный Нишик должен был умереть напрасно.

Сенатор, к удовольствию Рустема, бросил на сына ядовитый взгляд и тихо переспросил:

— Убил? Святой Джад! Я возмущен, разумеется. Ты Должен позволить мне…

— Он тоже собирался обнажить свой меч! — воскликнул парень тихо и гневно. — Он…