Соглядатай Его Величества - Пол Доуэрти

Кроме того, он обещал подарить мне земли и поместье, где я смогу поселиться вместе с ними, и я согласился. Де Краон поручил мне передавать ему любые сведения об английских войсках на южном берегу или о намерениях короля касательно Гаскони. Когда де Краон узнал о том, что я назначен начальником гвардии, охраняющей зал королевского совета, его посулы сделались еще более щедрыми: он обещал, что, если Эдуард примет условия Филиппа, мне и моим детям будут дарованы знатные титулы во Франции и пожалованы обширные угодья, где меня ждет новая жизнь.

— Единственное, что вас ждет, — грубо оборвал его король, — это темница, а потом — суд! Вам предъявят обвинение в государственной измене и приговорят к смертной казни, по всей надлежащей форме и процедуре суда! — Услышав повышенный голос Эдуарда, в сад явилась стража. Король поднял взгляд. — Я доверял вам, сэр Томас, я продвигал вас по службе. Я бы сам о вас позаботился. Ричмонд понес наказание за свою неудачу во Франции, но я всегда делаю различия между промахом и злым умыслом, между нерадивостью и изменой. Вы — изменник, сэр Томас, и потому вы испытаете на своей шкуре всю суровость закона!

Тюбервиль только подернул плечами, бросил полный ненависти взгляд на Корбетта и, не оказав никакого сопротивления, позволил стражникам увести себя.

— Что его ждет? — спросил Корбетт.

— Он предстанет перед судом, — ответил король, — перед другими знатными рыцарями, перед моими судьями в Вестминстер-Холле. Свидетельств против него, которые вы собрали, будет достаточно, чтобы отправить его прямиком на плаху. Он будет повешен, привязан к хвосту лошади и четвертован. И это послужит предупреждением для всякого, кто осмелится хотя бы помыслить об измене в моем королевстве! Да и история с Уотертоном требует возмездия, — с горечью заметил король. — Умно, очень умно со стороны де Краона было все подстроить так, чтобы вина падала на него. — Тут Эдуард посмотрел Корбетту в глаза. — Так вы всегда были уверены, что Уотертон невиновен?

— Да, пожалуй, — задумчиво ответил Корбетт. — Какое-то чутье мне это подсказывало, а потом, в Париже, когда я встретился с дочерью Ричмонда, то укрепился в догадке. Но окончательно убедил меня сам де Краон. Я наблюдал за выражением его лица в тот день, в большом зале для заседаний, когда ваш брат объявил о поимке изменника. Я увидел, как в глазах де Краона сверкнула искорка самодовольства: должно быть, он понял, что мы схватили не того человека, и этой радостью невольно выдал себя. А во Франции, в дни Ланкастерова посольства, — припомнил Корбетт, — де Краон намеренно вводил меня в заблуждение. Он выказывал особое расположение к Уотертону, чтобы направить нас по ложному следу.

— Но де Краон пытался убить вас в Париже!

— Только затем, чтобы бросить еще большее подозрение на Уотертона. То же самое относится и к французской печати, обнаруженной в наших мешках с дипломатическими бумагами. Ее подбросил туда сам де Краон! И он же снабжал лживыми сведениями своих союзников-шотландцев, в надежде, что от них эти сведения утекут к нам.

Король кивнул и перевел взгляд на распустившуюся розу. Он с трудом верил всему, что недавно увидел и услышал. Тюбервиль — предатель… Да еще такой коварный! Одному Богу известно, размышлял король, какие еще открытия можно сделать, внимательно изучив его письма. Не удивительно, что мятежники в Уэльсе и Шотландии вели себя так нагло! Эдуард продолжал смотреть на розу, а в душе уже лелеял отмщение.

Корбетт прервал воцарившееся молчание, преклонив одно колено перед королем.

— Ваше Величество, — промолвил он, — вы пообещали мне, что, если я найду преступника, то смогу просить вас о любой милости.

Эдуард лукаво на него взглянул:

— Я погорячился тогда, мастер Корбетт. Негоже приводить властителю его собственные слова, сказанные им в пылу гнева.

Корбетт грустно улыбнулся:

— Как сказал псалмопевец, «Не надейтесь на князей».[7] Вы хотите показать мне истинность этого изречения, Ваше Величество?

— Нет, нет, — тихо рассмеялся Эдуард. — Я сдержу свое слово.

— Хорошо, — сказал Корбетт. — У меня только два желания, Ваше Величество. Первое — чтобы наказание Тюбервилю заменили на более мягкое. Пускай его казнят, пускай его повесят, но не нужно ни лошадиного хвоста, ни четвертования. К чему надругательство над мертвым телом — правосудие этого не требует.

Король поглядел на голубое небо.

— Ваша просьба будет удовлетворена, — проговорил он отрывисто. — А второе желание?

— Второе, — ответил Корбетт. — Я хотел бы узнать об участи лорда Моргана…

— Лорд Морган в Уэльсе, — грубо перебил его Эдуард, — уже почувствовал мое неудовольствие! Я велел двинуть войска от замков Карнарвона и Карфилли, и теперь они со всех сторон обступили владения лорда Моргана и прилегающие земли. Надеюсь, этот валлиец впредь уже не будет причинять мне хлопоты!

— Но я не про самого лорда Моргана, — перебил Корбетт короля довольно невежливо, — я хотел справиться о его племяннице леди Мэв.

Эдуард ошарашенно поглядел на Корбетта, а потом вдруг громко расхохотался.

— Забавно, Хьюго, — проговорил он, — что вы спрашиваете о ней, потому что мы получили весточку от лорда Моргана, а к ней прилагалась весточка от его племянницы. Лорд Морган смиренно покорялся нашей воле и просил прощения за все ошибки или преступления, которые он совершил. Разумеется, я удовлетворю эту просьбу, по прошествии времени… А весточка от леди Мэв был намного проще. Она просила передать вам вот это.

Король раскрыл кошелек и вытащил оттуда кольцо, которое в последний раз Корбетт видел на пальце Мэв, когда они стояли на морском берегу, под стенами Нитского замка.

— Она прислала вам вот это. — И король уронил кольцо на ладонь Корбетту и улыбнулся, видя явное разочарование на лице чиновника.

— Ах да, к кольцу прилагалась еще и просьба, мастер Корбетт. Леди Мэв просила внять просьбам ее дяди о милости, а в постскриптуме добавляла, что она посылает вам это кольцо в надежде, что вы лично вернете ей его — и тогда она сохранит его навеки.

Корбетт лишь улыбнулся, хотя сердце у него заколотилось от радости. Все еще стоя в коленопреклоненной позе, он взял королевскую руку и поцеловал его перстень.

— Вы позволите, Ваше Величество?

— Разумеется, — сказал король. — Только непременно вернитесь в Лондон ко дню суда над Тюбервилем.

Было холодное октябрьское утро, двор Вестминстерского дворца был битком набит: людские толпы теснились вокруг огромного эшафота, словно все они хотели согреться вблизи гигантской черной чугунной решетки, где пылал огонь. Корбетт тоже был среди зрителей, его сопровождал Ранульф. Здесь собрался весь Лондон, все важные лорды и их жены в шелках и дорогих одеяниях. Корбетт явился по повелению короля. Он не любил присутствовать при казнях, но понимал, что ему придется быть очевидцем этого безрадостного дела до самого конца.

Тюбервиль уже подвергся допросу особой тюремной комиссии. Он сознался во всех преступлениях, и главный судья, Роджер де Брабазон, огласил приговор. Эдуард сдержал свое слово, и смертный приговор свелся к простому повешению. Телу рыцарю не грозили посмертные ужасы потрошения, сожжения, обезглавливания и четвертования, которым не так давно подвергся принц Давид из Уэльса.

После оглашения приговора Тюбервиля отвезли в Тауэр, и вот этим хмурым октябрьским утром его вновь доставили из Тауэра в Вестминстер. Он ехал на дрянной кляче, со связанными под лошадиным брюхом ногами, со скованными руками, в окружении шести палачей, выряженных чертями. Один из них держал клячу под уздцы, другой вез веревку с петлей, предназначавшуюся для Тюбервиля, а остальные оскорбляли и подгоняли своего пленника. Тюбервиля, в полном рыцарском облачении, вначале ввели в Вестминстер-Холл, чтобы в последний раз зачитать приговор, а теперь, перед исполнением приговора, ему предстояло публично лишиться честного рыцарского звания.

Точно напротив главной двери Вестминстер-Холла соорудили высокий помост, где восседали судьи, а рядом был вбит грубый шест, на котором висел вверх ногами щит Тюбервиля, уже выпачканный черной смолой и навозом.

Затрубили трубы. Двери распахнулись, и глашатаи вывели Тюбервиля, полностью облаченного в доспехи, со всеми пышными знаками рыцарского достоинства. По обе стороны от эшафота встали священники и принялись читать за упокой. По окончании каждого псалма герольды срывали с узника один доспех. Начали они со шлема, а под конец он остался совершенно наг, если не считать набедренной повязки. Затем сняли с шеста перевернутый шит Тюбервиля и разломили его натрое, вслед за чем на голову Тюбервилю вылили миску грязной воды, смешанной со скотской мочой.

Когда эта церемония была окончена, толпа согласно издала громкий вздох, и вдруг полетели камни, посыпалась брань, а палачи тем временем взялись за работу. Тюбервиля повалили наземь и привязали к подобию саней, сделанных из бычьей шкуры. На этой шкуре шестерке лошадей предстояло протащить преступника от Вестминстера к водоводу в Чипсайде и до самого места казни — Элмза в Смитфилде. Корбетт радовался тому, что король не стал лишать гражданских и имущественных прав родственников Тюбервиля: значит, сыновьям рыцаря-изменника будет позволено унаследовать полагающуюся им собственность и они не пострадают за отцовские грехи. Но даже больше радовался он теперь, глядя, с каким спокойным достоинством принимает Тюбервиль все унижения и оскорбления, обрушившиеся на него. Тюбервиля, чье тело уже покрылось синяками и ссадинами от швыряемых в него камней, привязали к бычьей шкуре, и Корбетт прикрыл глаза, чтобы не видеть, как палач хлопнул по крупу одну из лошадей и как вся мрачная процессия под предводительством одного из палачей тронулась в путь, к месту казни, и как вослед этой процессии волной хлынула, с криками и смехом, толпа.