"Фантастика 2023-192". Компиляция. Книги 1-27 (СИ) - Васильев Николай Федорович

— "Вот отличная транспортная артерия, а дерево сойдет за корабль. К утру нас отнесет километров на десять-пятнадцать! Надо ловить ствол! Так, та-ак, вот подходящий!"

Он смело бросился в воду наперерез стволу с крупной ветвью, ухватился за него и стал выгребать к берегу. Это ему удалось метров через 300 с огромным напряжением сил. Передохнул, добрел до полумертвого графа и поволок его к "кораблю".

С рассветом полузамерзший в холодной воде, но упорно не покидающий ее Сашка стал высматривать на быстро проплывающих берегах человеческие жилища — предпочтительно пустые.

— "Легко сказать, пустые…. Около всех них пока людей нет: еще спят. Но вон тот домик, мелькнувший в лесу, на левобережье, в самом деле, похож на пустой: дверь под ветерком качается…. Причалю!"

С домиком Сашка угадал: построил его, по ряду признаков, местный охотник, но зимний сезон на копытную и пушную дичь закончился, а до летне-осеннего далеко, уток же в этой гористой местности быть не должно, они ниже кучкуются, на болотистых равнинах. Ну а дверь какая-то редиска прохожая не закрыла…. Затащив графа в домик, выжав свои шмотки и развесив их на солнце, Сашка улегся, наконец, на охотничий топчан и ощутил, как устал. Так он и уснул на нем — голым.

Проснулся он от ощущения чужого взгляда. Двух- или трехчасовой сон его все же взбодрил: он поднялся на локтях и увидел глаза Брюля, холодно-ненавидящие. Он сумел как-то повернуться на полу и найти вот это положение. Язык его все еще торчал изо рта, но явно уменьшился.

— "Вот черт, срисовал меня. Ладно, пообщаемся — когда язык его в пасть влезет"

Без какого-либо стеснения Сашка вышел на улицу, переступив аристократа, прощупал трико и, удовлетворенно хмыкнув, надел; тапки же пока оставил подсушиться. Хотелось с…. и с….. и пить и есть, но если с первыми желаниями тут было просто, то еду придется пока объявить вредной привычкой. Сняв с ветки свой чулочный кистень, он пристроил его на пояс, зашел в домик и развязал Брюля. Тот попытался поднять руки и не смог. Сашка присел над ним, промассировал ноги, потом руки, помог сесть, потом вывел на улицу, завел за куст и сказал:

— Зитцен унд шайзен. Битте.

Сам вернулся в дом, нашел, как и ожидалось, кружку охотника (припасов же съестных не нашел — вот оно, коренное отличие немецких охотников от наших!) и принес из реки воду. Когда Брюль, еле ковыляя, зашел в домик, Сашка указал на кружку:

— Могу предложить воды. С едой придется дней пять, шесть, семь, десять подождать. Завидую Вам: известно ведь, что пока толстый сохнет, худой сдохнет.

Брюль презрительно сощурился, попробовал выпить воды и это ему кое-как удалось.

— Спите, — предложил Сашка, — а я на солнце погреюсь: очень уж Эльба у вас холодная.

Сидение на солнце оказалось продуктивным: Сашка понял, что следует, кровь из носа, известить Рутовского. Послать к нему некого, так это не беда: до Дрездена всего километров 15. Для студента 21 века в трико и почти кроссовках это семечки, два часа марш-броска по дороге. А где проходит эта дорога? Как раз по левобережью: тракт на Мейсен. Выбежать в начале ночи, около полуночи окажешься в гарнизоне, тотчас вернуться с драгунами за Брюлем и к утру его спрятать — там, где покажется это удобным Рутовскому. Был в этом плане один изъян: Брюль окажется в домике без присмотра. Я его, конечно, свяжу и привяжу, но вдруг какому-то немчику захочется посетить этот домик? Не-ет, этого допустить нельзя! Привяжу в лесу, в некотором отдалении от дороги….

Все у Сашки в этот раз получилось тип-топ: прибежал, встретился с перетрусившим и сразу страшно обрадованным генералом, примчался в карете с эскортом к приметному месту, вышел с фонарем и двумя драгунами к большому еловому выворотню, у которого спеленал графа и обомлел: тот исчез! Придя в себя, осмотрел место (насколько позволил фонарь) и увидел обрывки веревок и ночной рубашки графа, пятна крови и следы медведя! Они пошли было по этим следам, но вскоре их потеряли (ночь, как-никак!). Сашка побрел восвояси и всю дорогу в карете изводил себя.

Глава десятая. И снова дорога…

В следующие несколько дней все в управлении Саксонией перевернулось. Полиция еще искала графа Брюля и Алекса Чихачева, но принц совместно с Рутовским смогли, наконец, рассказать королю о плачевном состоянии дел в государстве, обвинили во всем Брюля и предложили план радикальной перестройки. Король поупирался, не желая выныривать из сладостного многолетнего анабиоза, но генерал свозил его в расположение армии, где офицеры наперебой изложили свои обиды, а принц организовал визит во дворец представителей всех гильдий Дрездена, столь же красноречивых — и Август 2-ой дал своему наследнику карт-бланш на дальнейшее руководство страной от своего имени.

Сашка смог, наконец, покинуть гостеприимную, но неуютную казарму гарнизона и явился к квартирной хозяйке, которая поохала, порадовалась, что недоразумение с герром Чихачевым так счастливо завершилось, и впустила его в квартиру. Первым делом он проверил тайник и обнаружил свои деньги и документы в сохранности. К вечеру в квартиру явился Петер (в коляске!), которого тоже держала и допрашивала эти дни полиция ("ничего они у меня не узнали, герр Алекс!") и почти сразу за ним Кристина фон Клаузен, с порога набросившаяся на Алекса с негодующими возгласами, плачем и объятьями. Ночью он выдержал еще один приступ ее претензий и чувств, завершившийся сдачей в плен штурмующей — очень, очень сладкий плен….

Практически каждый день Сашка бывал во дворце, консультируя принца по тому или другому поводу. В один из дней он завел разговор об опасности оспы и принц горячо его поддержал: его старший брат, оказывается, умер от этой болезни. Сашка его обрадовал, сообщив, что в Англии нашли лекарство от оспы, а в Ганновере ему сама принцесса сделала прививку — и показал отметину на плече. Недоверие у Фридриха Кристиана все-таки сохранилось (да и Сашка побаивался сразу перенести заразу в кровь наследному принцу) и тогда, конечно, они вспомнили о приговоренных к смерти. На данный момент в тюрьме Дрездена смертников обнаружилось четверо (одна из них девушка, убившая отчима за домогательство). Их привели в кабинет директора тюрьмы и усадили напротив молодой крестьянки, заражение которой коровьей оспой гарантировал врач. Этот врач и провел несложные манипуляции на глазах у принца и его фаворита (рот и нос которых были закрыты батистовыми повязками!). Через две недели принц убедился, что оспинки появились только на плечах здоровехоньких смертников и согласился оставить их жить дальше — девушку же по настоянию Алекса отпустил и вовсе. Еще через два дня сделали прививку и принцу, после чего Сашка вздохнул удовлетворенно: в этой истории самый адекватный правитель Саксонии останется жить.

Еще через две недели любующийся своими двумя оспинками Фридрих спросил, чего бы Алекс хотел получить в награду. Сашка этого момента давно ждал и тотчас попросил наказать наглого вымогателя в судейской мантии, передавшего законное имущество метрессы Алекса в недостойные руки. Принц вник в это дело, премного удивился явной несправедливости судейского решения, вследствии чего Кристина фон Клаузен стала-таки обладательницей дома в Дебельне, а судья лишился очень хлебной должности. "Если бы всех судей можно было так легко прищучить!" — вздохнул уже умудренный жизнью Сашка.

Забота о будущем Кристины, помимо свойственного Сашке человеколюбия, имела и другую подоплеку: он получил к тому времени распоряжение Бестужева о новой командировке — на этот раз в Австрию, а вернее в Богемию, где императорская семья Габсбургов намеревалась провести лето. Канцлер России поручал ему сблизиться с канцлером Гаугвицем, втайне симпатизирующим Франции, и внушить ему мысль о заключении с Людовиком 15-ым того самого договора о ненападении, который Алекс озвучил в беседах с принцем Саксонии. Но никак не военного союза, который России встанет поперек горла, так как она потеряет в этом случае и союзника в лице Великобритании и обещанные от нее денежные субсидии. В обеспечение этой миссии прилагалось письменное поручение Алексу Чихачеву ознакомиться с удивительными дворцами и курортами Богемии, подписанное императрицей Елисавет. К поручению был приложен вексель в банк Праги на 200 талеров.