Казак на самоходке. «Заживо не сгорели» - Александр Дронов

В один из моментов боя, когда силы наши и гитлеровские выравнялись, ни мы их не спихнем, ни они нас не могут попятить, с улиц Анапы на машинах вырвался батальон мотопехоты. Как смерч, он почти моментально канул в бездонной пучине переднего края, автомобили ушли в укрытие, на месте высадки остались тыловые службы. Бойцы и офицеры свежие, хорошо экипированные, чувствуется, что это новые дивизии, армия наступления. Восхищаемся выучкой бойцов.

– Стой, подожди, Ефим! Юша-а, брат мой! – шумлю, показывая товарищам на старшину, среди других бойцов перебегающего путь от дороги в дом.

– Юша-а!

Не слышит, удаляется. Выпрыгиваю из самоходки, дважды стреляю из пистолета вверх, бегу к нему, старшина остановился, удивленно, настороженно смотрит в мою сторону. Поняв, что обращаются по-доброму, подходит. Нет, не он!

– Извините, обознался.

– Бывает, – говорит он, козырнув, удаляется.

Снова, в который раз, ошибаюсь. Как хочется увидеть родного брата, доброго, умного старшего наставника в жизни. В последнем письме из-под Сталинграда он писал: «Гнетет мысль, что не подготовлен к войне, никакой военной специальности, старшина роты – все, на что способен. Мы должны отстоять Сталинград».

В письмо вложена фотокарточка измученного, утомленного фронтовыми дорогами бойца. Карандашом другого цвета дописано: «Идем в наступление. Хотелось бы всех вас увидеть».

Как в воду канул, где ты, Ефим? Сколько пересмотрел красноармейских колонн, групп, одиночных бойцов. Выискивал среди тех, кто гордо шагал к фронту, одетых и обутых во все новенькое, с автоматами, с высоко поднятыми головами. Среди тех, кто, понурив головы, сгорбившись под тяжестью поражения, в исполосованных соленым потом грязных гимнастерках, шли в остатках разбитых частей в тыл на переформирование. Среди раненых, контуженных, больных. И даже среди тех, кто в одиночку перебегал линию фронта, выходили из потайных укрытий со страхом в глазах от пережитого, от неизвестного, как встретим их мы. Нет тебя, братка, нигде.

Другим на войне выпадала удача, судьба сталкивала с односельчанами и родственниками, мне не везло на встречи. На фронте шестеро братьев, две сестры, сколько земляков-хуторян! Где-то в казачьих кавалерийских соединениях двоюродные братья Иван, Георгий, Николай Дроновы, братеник по материнской линии Дмитрий Андропов, воспитанник-сирота Иван Топольсков (Ваняшка-маленький, как звали в отличие от Ваняшки-большого, старшего брата И.И. Дронова). В армию ушли добровольно несовершеннолетняя сестра Нарочка, двоюродная сестрица Катенька Быкадорова. Сколько родных сердец бьется рядом, а повстречаться никак не доводится!

Прервавшаяся переписка с родным братом Ефимом Тихоновичем волнует больше всего. Жив ли, не вещало сердце о заранее предрешенной гибели? Тихо-тихо, как бы про себя, он часто повторял песню: «Черный ворон, черный ворон, что ты вьешься надо мной, иль погибель мою чуешь, черный ворон, я не твой». Пора бы отозваться, мужа ждет жена, папу дети. Надя, кровь дроновская, вся в тебя Галочка, красавица турчанка, в мать пошла. Слезами исходит старенькая мама, всем нужен дома, в семейной жизни, отзовись, братушка!

Задумался, загрустил. Святкин, заметив это, весело кричит:

– Лейтенант, смотри, нет им дороги в нашем небе.

Наблюдаем за воздушным боем истребителей. Ме-109 пытаются прикрыть бомбардировщики, шедшие бомбить наши наступающие части, «яки» смело вступили в бой, погнали «мессеров», сбили одного, затем подбили второго, уже Ю-88, бомбардировщика. Истребитель рухнул на глазах, бомбер, видно, дотянет к своим, остальные в беспорядке смылись восвояси, издалека послышались разрывы бомб, то «юнкерсы» бесцельно сбросили смертоносный груз.

– Вот так бы всегда, – восклицает Святкин.

– Это вам, гансы, не 41-й год, когда были хозяевами в небе, глушили, как рыбу.

Так бы начинать войну, слишком много тогда утратили авиации. Лишь к 1943 году наши летчики получили машины Як-3 и Ла-5, на них можно было сражаться на равных с фрицами. А потом и Як-9, Ла-7, превосходящие немецкую технику по многим параметрам боя. В небе Тамани нас прикрывали с неба 2200 самолетов, махина!

Анапа свободна, 21 сентября отныне станет праздником города. Горючее и снаряды на исходе, передаю об этом на наблюдательный пункт полка, сообщаю местонахождение, информирую о противнике, этим особенно интересуется помощник начальника штаба по разведке капитан Дуров.

На поле снова просматриваются убитые и раненые, почему никто не движется вперед? То тут, то там вездесущие медики пестуют раненых, большинство из санитаров девушки. Одна помогает бойцу переползти в укрытие, рядом лежат убитые, попали под разрыв крупнокалиберного снаряда. Вдали, от укрытия к укрытию, в направлении переднего края перебегают две санитарки и боец, они посланы за ранеными. Какая трудная служба, рядом море, парк культуры, пляж, для вас ли военная доля? Сердце уколола нежная жалость к боевым спутницам. Вспомнил о сеструшке, Нарочка, родная моя, неужели у тебя тоже такая судьбина? Нет и восемнадцати, в шестнадцать лет прибавила годы, добровольно ушла на фронт вместе со станичными ребятами, оставив наших дорогих родителей в немецкой оккупации. Где ты, вынянченная мною, замучившая детство мое, как ты там?

Внимание снова приковал бой, немец ведет жуткий огонь по тому участку фронта, куда введен мехбатальон, бойцы которого так понравились выправкой и хваткой. Проявят себя такими молодцами, какими показались? Многие люди боевиты в строю, но трусливы в бою, попав в критическую ситуацию, теряют волю, не в состоянии управлять чувствами, поступками, самими собой. Поддерживаемая нами рота хорошо воюет, шаг за шагом, то там, то тут, как медуза, обтекает, обходит объекты, отвоевывает один клочок земли за другим и медленно продвигается вперед, вперед. Немецкий пулемет, пригнувший было роту к земле, уничтожен меткими выстрелами Шустерова. Наблюдаем за ходом боя, наша задача немедленно уничтожать огневые средства противника, находящиеся в зоне прямой видимости и поражаемые прямой наводкой пушки.

Мысли живут по своим законам, снова вижу на переднем крае медсестру рядом с ранеными, с трупами, вспомнил о «Soldaten zu Haus», его «сотрудницах». Неспроста у Василия закипела злость на этих девок. Действительно, закончится война, народ выйдет на улицы, там встретятся девушки, те, что были в окопах, и те, которые «воевали» с немцами на пуховых перинах. Как они будут ходить по одной и той же земле? Какую великую почесть надо воздать женщине с фронта, какой заботой страны должна быть окружена она, вынесшая на плечах непомерную тяжесть боев!

Перестрелка усилилась, слышится «ура», вдруг слышу разрыв за разрывом, трескотню пулеметов. Успел заметить, что выстрел немецкой пушки следовал сразу за вспышкой света, что означает: бьют прямой наводкой с близкой дистанции. Пехота залегла, лишь красные ракеты одна за другой летят в одном и том же направлении, бойцы установленным сигналом указывают артиллеристам цель, просят уничтожить. Сейчас полевая артиллерия будет срочно готовить исходные данные на подавление противника. Мы ближе, нам и решать эту задачу, но с нынешней позиции цель не поразишь, надо искать такую ОП, чтобы подавить наверняка, вот это единоборство! У немцев преимущество: можно вести огонь с места, но не видят самоходчиков. У нас наоборот, огонь придется вести с остановки, почти с ходу, но цель видим, есть внезапность, что дает надежду на успех боя.