Планета КИМ - Абрам Палей

Метеоры падали всю ночь. Вскоре после рассвета их падение прекратилось, и настала вновь тишина, которая теперь показалась особенно глубокой. Семен еще около часу уговаривал товарищей не выходить из дому, боясь, что это затишье — временное. Но и он сам начинал уже беспокоиться за Петра. Правда, он убеждал себя и других, что Петр, так же, как и они, пережидает в ракете — возможно, временное — затишье. Воздуху у него должно было оставаться еще часа на два. Однако тревога росла с каждой минутой. Наконец, Семен, надев термосный костюм, направился к выходу. С ним пошли Нюра, Тамара и Костров.

И первое, что они увидели, был труп Петра, лежавший возле ракеты, — и в каком ужасном виде!

Очевидно, падение метеоров началось, когда Петр был уже в ракете. Но с тех пор, как воздушную машину перенесли в дом, в ракете не было воздуха, и удары камней о ее поверхность не давали звука. Ничего не подозревая, Петр нашел объектив, вылез на крышу и соскочил вниз. В это время один из самых маленьких камней ударил его по голове. Это был очень маленький и легкий камешек, размером меньше винтовочной пули. Но сила удара была так велика, что он пробил не только скафандр, но и кости черепа, врезавшись в мозг.

Затем несколько более крупных камней ударилось в труп Петра. Один попал в ногу выше колена и отхватил ее, кусок ноги был найден в нескольких шагах. Другой, пробив живот и разворотив внутренности, зарылся в почву. Третий скользнул вдоль бока, обнажив его и сорвав кожу. Зрелище истерзанного тела Петра было так ужасно, что все остановились неподвижно. Затем Семен бросился к Нюре, схватил ее за руку и повел в дом. Тамара и Костров шли за ними.

Семен вел Нюру в клуб — она шла, как автомат, послушно и мертво передвигая ноги. Не отвечая ни звука на вопросы друзей, Семен снял с себя термосный костюм. Нюра, сидевшая на алюминиевом табурете, склонила голову набок и стала падать. Семен бросился к ней и сорвал с нее костюм. Она была без сознания, лицо ее посерело. Увидев труп Петра, от потрясения она выпустила изо рта дыхательную трубу и задохнулась. Теперь, в комнате, глотнув воздуху, она скоро пришла в себя. Семен едва нашел в себе силы взглянуть ей в глаза. Но она неожиданно-твердо перенесла первые ужасные мгновения. Встав с табурета, она направилась к себе. Семен последовал за ней. Движением руки она остановила его. Она вошла в свою комнату и бросилась навзничь на кровать.

V. Удивительное открытие Семена

Рядом с могилой Веткина вырос новый холмик, и такой же простой лист алюминия запечатлел надпись — имя и обстоятельства смерти Петра. Теперь поселок стал принимать уже вполне земной вид: он обзавелся настоящим кладбищем, как и подобает всякому человеческому поселению. Города живых всегда окружены кольцом мертвецов, и в земле, по которой мы ходим и в которую врываем фундаменты наших домов, раскрошены кости наших предшественников.

Лист — памятник на могиле Веткина пришлось заодно поправить — он был сшиблен одним из камней. Несколько метеоров вдавили глубокие воронки на поверхности могилы. Их сравняли.

Окончив эту работу и установив новый памятник, члены коммуны предались глубокому унынию. Вторая смерть была еще ужаснее первой. Обе они были вызваны необычными условиями жизни здесь. Что еще будет? Какие еще предстоят катастрофы, чем еще грозит эта неведомая страшная планета? И как невыносимо — больно снова потерять товарища — одного из столь немногих!

Нюра перенесла гибель Петра с гораздо большим мужеством и твердостью, чем можно было ожидать. Она ушла с головой в работу. Но в ней произошла заметная перемена. В ее характере обозначился перелом. Она как бы сразу стала старше. Ее обычная веселость, наполнявшая дом взрывами хохота, забавными шутками и шалостями, исчезла. Она ушла в себя, замкнулась. Возможно, что с возрастом в ней рано или поздно произошла бы эта перемена, но пережитое несчастье ускорило ее. Нюра стала сдержанной, движения ее приобрели несвойственную ей дотоле медлительность. Даже внешность ее как-будто изменилась — она как-будто вытянулась, черты лица слегка заострились, на них легла какая-то бледность.

Теперь уже двое из числа прибывших с Земли лежали под скромными, серыми, лишенными дерна могильными холмиками, под бедными алюминиевыми памятниками. А новый член коммуны, маленький Ким, рос, требовал пищи, воздуха и внимания. Его голос креп, мышцы созревали, тело увеличивалось, словно в него переливалась сила тех, кто был схоронен за стенами алюминиевого одинокого дома. Всякое человеческое общество подобно хвойному, вечно зеленеющему дереву. Одни иглы желтеют и опадают, другие в то же время распускаются и заменяют их, и жизнь целого не прекращается ни на мгновение.

Как ни горевали члены маленькой коммуны о погибшем друге, а раз заведенная машина их жизни шла и работала своим чередом. Выбывшего Петра пришлось заменить. Наблюдение за приборами — хронометром, термометром и другими, — которое он вел с такой тщательностью, разделили между остальными мужчинами, так как у женщин коммуны и без того было много обязанностей по хозяйственному обслуживанию товарищей. Астрономические же наблюдения, которые всегда очень интересовали Тер-Степанова, он взял на себя. Он разобрался в чертежах, картах и записях Петра и нашел среди последних ценный дневник наблюдений, который он решил продолжать. Теперь нередко он проводил напролет короткие ночи в круглой зале у телескопа.

Однако ни на один день он не отвлекался также от лабораторных занятий. Зато у него оставалось гораздо меньше времени на исследовательские прогулки по поверхности планеты. Это огорчало его. Время от времени он все же надолго уходил, скрываясь за тесным горизонтом от взоров товарищей, и широчайшими невысокими прыжками мерил утомительно-однообразные равнины. Вместе с Ямпольским ему удалось усовершенствовать резервуар термосного костюма так, что он мог вмещать теперь воздуха уже не на 12, а на 24 часа. Это было достигнуто отчасти увеличением резервуара, так как термосной материи, взятой на случай необходимости починки костюмов, было вдоволь.

Если и прежде человек в костюме казался нелепым чудовищем, то костюм с увеличенным резервуаром производил совершенно невообразимое впечатление — безобразный мешок, свешивавшийся на грудь, до крайности уродовал фигуру облеченного в костюм.

В последнее время Семен полюбил ходить в одиночестве — это было для него лучшим отдыхом. Мозг, освобожденный от непрестанных занятий и забот, оставался почти праздным, в то время как глаза по привычке щупали все окружающее. Поверхность планеты была достаточно освещена, и ничто на ней не ускользало от внимания Семена. В пустоте же, непосредственно над поверхностью, несмотря на чистое солнечное небо, царствовала глубокая темнота — как ночью, так и днем: ведь на планете Ким не было воздуха, которому Земля обязана своим дневным освещением. Все внимание сосредоточивалось в зрении, так как для слуха не было абсолютно никакой пищи — Семен уже давно привык не ждать никаких звуков вне стен дома. Но редко глаз улавливал что-нибудь новое на поверхности планеты: ровная даль, которую и далью-то нельзя назвать, ибо черная стена горизонта опускалась совсем близко; углубления от метеоров; изредка, очень редко, — небольшие ровные возвышения или понижения поверхности, которые можно было бы назвать плоскогориями или долинами только в насмешку, так как их высота или глубина редко превосходили один метр.