Стальной лев. За Родину! За Троцкого! - Иван Евграшин

На лицах военных специалистов, поначалу достаточно недоверчивых, все отчетливее появлялось понимание того, что им просто-напросто дают возможность работать по специальности, и не только не будут мешать, а собираются помогать всеми силами.

– Таким образом, если вы не против, предлагаю закончить обсуждение моей несостоявшейся гениальности, забыть про нее и перейти к вопросам более насущным. Например, обсудить оперативный план, составленный товарищем Шапошниковым. Товарищ Самойло, – я посмотрел на вновь назначенного заместителя Главкома. – Как старший среди присутствующих по должности, вы не против этого предложения? Или есть какие-то вопросы по тому, что я сказал?

Самойло оглядел военных специалистов и, видимо не найдя на их лицах таких вопросов, ответил:

– Вопросов нет, Лев Давидович. Вы правы, давайте переходить к делу. Я думаю, что начнет товарищ Бонч-Бруевич, – Александр Александрович немного замялся, но договорил. – И еще одно, товарищ Троцкий. Разрешите нам все-таки вставать во время доклада. Это привычка, и мы, как бывшие офицеры, чувствуем себя неудобно, докладывая сидя.

«Интересно, – подумал я про себя. – Это он специально меня проверяет на то, не откажусь ли я от своих предыдущих слов, или непроизвольно так получилось? С другой стороны, пусть проверяет, об этом говорит и выбор первого докладчика. Кому как не брату известного революционера принять на себя удар, если он, конечно, последует?»

– Делайте, как вам удобно, товарищи. Товарищ Бонч-Бруевич, если готовы, то начинайте.

Михаил Дмитриевич поднялся и несколько скованно начал:

– Товарищ Троцкий, я ознакомился с планом, предложенным вами и разработанным в деталях товарищем Шапошниковым. У меня есть некоторые замечания по существу, а именно. Предлагаемая вами структура Ударной армии теоретически верна, как верно и то, что есть настоятельная необходимость в создании штаба этой армии. Однако мы физически не успеем внедрить и применить эту теоретическую разработку в предстоящей операции. Созданием такого штаба сейчас мы только запутаем сложившуюся структуру командования и создадим проблемы в управлении наступления. Слишком мало времени вы нам отводите для создания этой структуры. – Бонч-Бруевич посмотрел на меня, ожидая возражений. Я не выказывал какого-либо возмущения, а просто внимательно слушал доклад.

– Таким образом, я предлагаю оставить нынешнюю структуру управления, слегка ее дополнив. Предложенную вами идею, Лев Давидович, предлагаю воплотить полностью при создании Второй Ударной армии на Южном фронте.

– Хорошо, Михаил Дмитриевич. Вы правы, и времени действительно очень мало. Кроме того, давайте оперировать более удобными для вас понятиями – фронт, армия, корпус, дивизия. Это позволит нам исключить недопонимание, так как некоторые наши армии на данный момент недотягивают до корпусов прошедшей Великой войны. Что вы конкретно предлагаете?

– Я предлагаю назначить командующим ударной группировкой, которую мы условно будем называть Ударной армией, командующего Восточным фронтом товарища Каменева и переориентировать его штаб на выполнение этой задачи. Таким образом, мы не разрушим сложившуюся структуру управления, а только укрепим ее. Кроме того, Каменев отличный военачальник, который прекрасно справится с задачей управления Ударной армией, и он в курсе положения всего фронта, ему не надо вникать в обстановку. – Бонч-Бруевич сделал небольшую паузу и, посмотрев на Фрунзе, продолжил: – Я уверен в том, что присутствующий здесь товарищ Фрунзе будет отличным командующим. Но предлагаю назначить Михаила Васильевича командовать Четвертой армией, которая будет нашим главным ударным корпусом на острие основного удара в направлении Уфа – Златоуст – Челябинск. Самая сложная задача, которая будет стоять перед Ударной армией, – взятие Златоуста, и товарищ Фрунзе согласился, что ему лучше принять на себя командование на самом сложном направлении. Этот вопрос мы уже обсудили с Михаилом Васильевичем.

– Это так, товарищ Фрунзе? – спросил я у Михаила Васильевича. Тот ответил практически сразу:

– Лев Давидович, я могу исполнить задуманное, но я считаю, что сейчас не готов к командованию всей Ударной армией, товарищ Бонч-Бруевич аргументированно убедил меня в этом, и я согласен, что это преждевременное назначение и товарищ Каменев действительно лучше меня исполнит задуманное. Считаю, что не стоит нарушать управление войсками, вводить новую должность для меня и формировать новый штаб. Я согласен командовать Четвертой армией на острие главного удара всей группировки.

– Тогда я прикажу подготовить соответствующий приказ о вашем назначении, товарищ Фрунзе. Я прошу у вас извинения за несколько поспешно отданные мною приказания и уверен, что вы еще станете командующим Ударной армией, так как на Сергея Сергеевича у меня другие планы, но я подожду с их реализацией до момента окончания этой кампании. Если против кандидатуры товарища Каменева возражений нет, то я утверждаю его в должности командующего Ударной группировкой, которая переводится в подчинение штаба Восточного фронта и лично Сергея Сергеевича.

Возражений не последовало.

– Товарищ Бонч-Бруевич, у вас есть еще принципиальные возражения или замечания?

– Нет, Лев Давидович, таких больше не имею. Все остальные замечания исключительно рабочие и не требуют вашего непосредственного вмешательства.

– Прекрасно. Тогда присаживайтесь, Михаил Дмитриевич.

Дождавшись, пока новый начальник управления военной инспекции и заместитель начальника штаба РВС сядет, я обратился к военспецам:

– Товарищи, этот вопрос решен. Какие еще будут замечания и предложения по существу? Товарищ Лебедев, у вас есть что сказать?

Вновь назначенный начальник Полевого штаба поднялся и достаточно уверенно начал говорить:

– Есть, товарищ Предреввоенсовета. Мы обсудили с товарищами… командирами, – он явно хотел сказать «офицерами», но опомнился, и осталась только маленькая пауза, – создавшееся положение и пришли к выводу, что необходим вспомогательный удар в направлении на Миасс. Таким образом, мы не дадим возможности противнику создать группировку для контратаки нашей армии, создадим напряжение и не позволим перебросить Колчаку силы для организации отпора.

– Принято, товарищ Лебедев. Вы правы. В своем стремлении собрать как можно большую ударную силу я этот момент упустил из вида. Как бы там ни было, недооценивать колчаковцев не стоит, поэтому я согласен с вашим замечанием.

– У меня все, Лев Давидович. Остальные вопросы скорее рабочие, и они больше к товарищу Шапошникову.

– Хорошо, Павел Павлович. Можете присаживаться. Кто следующий?

После Лебедева выступил Самойло, после него и все остальные высказали свое мнение. Лейтмотивом всех выступлений была хорошая идея, которую предложил Предреввоенсовета и некоторая недоработка в плане реализации этой идеи. Каждый из командиров высказал свои замечания и пожелания по существу. Наконец, все высказались.

Во время докладов я ходил вокруг стола, вынуждая военных специалистов крутить все время головами. Когда они закончили выступления, я сел на свое место и обратился к бывшим царским офицерам:

– Товарищи, я внимательно выслушал все ваши замечания и предложения. Я с вами согласен. Прошу не винить товарища Шапошникова за разработанный им оперативный план. Я его очень торопил, поэтому у него было слишком мало времени для того, чтобы все хорошенько обдумать и учесть все дополнительные факторы или, по крайней мере, большинство из них. С учетом ваших замечаний и предложений он его переработает, – я посмотрел на Бориса Михайловича. Тот утвердительно кивнул, приняв свое поручение, и я продолжил: – Попрошу вас всех, товарищи командиры, сейчас же оформить все сказанное на бумаге и передать товарищу Шапошникову. Есть еще вопросы, которые, по вашему мнению, настоятельно необходимо обсудить именно сейчас?

Ответил Самойло:

– Таких вопросов больше нет, товарищ Троцкий.

– А я считаю, что есть, товарищи бывшие офицеры.

После этих слов в салоне мгновенно установилось напряженное ожидание. Стало слышно, как за окном перекрикиваются и стучат своими молотками железнодорожники, которые в этот самый момент проверяли поезд-штаб. Дождавшись, пока в салоне установится полная тишина, я обратился ко всем присутствовавшим:

– Такой вопрос есть, товарищи, и он, как мне думается, очень важен, архиважен, как сказал бы товарищ Ленин, – я внимательно оглядел всех сидящих и остановил свой взгляд на Фрунзе.

– Вы все не являетесь членами партии большевиков, что в корне неверно. Это очень важный момент, и о нем нельзя просто так забывать. Я считаю, что такие прекрасные специалисты, как вы, товарищи, обязательно должны вступить в ряды нашей партии. Как вы считаете, товарищ Фрунзе? Согласны с моим мнением?