80000 километров под водой - Жюль Верн

Я испытывал искреннее огорчение, когда мне приходилось давить под башмаками моллюсков, тысячами устилавших дно: молотков, донаций, совершавших прыжки гребешков, трохусов, стромбусов, морских зайцев — аплизий — и много других обитателей неистощимого в своем богатстве океана.

Но надо было итти вперед, и мы шли.

Над нашими головами неторопливо плыли отряды физалий с развевающимися небесноголубыми щупальцами и медуз с нежнорозовыми или опаловыми шляпками, окаймленными лазоревой полоской по краям. Мы встретили также медузу-пелагию, которая освещала бы нам путь своим фосфорическим блеском, если бы мы шли ночью.

Все эти чудеса я наблюдал мимоходом, на протяжении едва четверти мили. Нужно было не отставать от капитана Немо, который быстро, не останавливаясь, шел вперед.

Вскоре характер грунта изменился. Песчаный ковер сменился слоем вязкого ила, который американцы называют «узом». Этот ил состоял преимущественно из кремнистых или известковых ракушек. Затем мы прошли по поросшей водорослями поляне. Подводные лужайки, покрытые густой растительностью, стлались под ногами, как пушистый ковер, вытканный искуснейшим мастером.

Растения простирались не только под ногами у нас, но и над нашими головами. Мы шли словно по крытой аллее с потолком из водорослей. Тут были длинные ленты фукусов, шарообразные или трубчатые лауреиции, кладостефы с тонкими листьями, широколистные родомении, похожие на веера кактусов.

Я заметил, что зеленые водоросли держались ближе к поверхности моря, красные — на средней глубине, а коричневые и черные образовывали цветники и сады в более глубоких слоях океана.

Водоросли — настоящее чудо природы. К этому семейству, насчитывающему около двух тысяч членов, принадлежат одновременно и самые маленькие и самые крупные растения в мире. Так, наряду с микроскопическими водорослями, сорок тысяч штук которых умещаются на площади в пять квадратных миллиметров, известны и водоросли, имеющие свыше пятисот метров в длину.

Прошло уже часа полтора с тех пор, как мы покинули «Наутилус». Приближался полдень. Я заметил это по тому, что солнечные лучи стали падать отвесно, не преломляясь в воде. Фантастическое богатство красок мало-помалу тускнело, и сапфировые и изумрудные тона исчезли с нашего небосвода. Мы мерно шагали вперед, и стук наших шагов отдавался с необычайной отчетливостью. Малейшие шумы распространялись с быстротой, к которой ухо не привыкло на земле. В самом деле, вода лучший проводник звука, чем воздух, и звук распространяется в ней в четыре раза быстрее.

Тем временем дно стало заметно покатым. Мы находились теперь на глубине в сто метров и испытывали давление в десять атмосфер. Но, повидимому, мой скафандр был приспособлен к этим условиям, так как я нисколько не страдал от повышенного давления.

Я ощущал только какое-то неуловимое стеснение в суставах пальцев, но и это несколько неприятное чувство скоро исчезло. Никакой усталости от двухчасовой ходьбы в снаряжении, к которому у меня, естественно, не было привычки, я не испытывал. Поддерживаемый водой, я двигался в ней с необычайной легкостью[33].

На этой глубине в триста футов я еще наблюдал отблески Солнечного света, но уже еле заметные. Яркий свет дня уступил место красноватым сумеркам, — состоянию, среднему между днем и ночью. Однако, мы достаточно хорошо видели дорогу, и еще не пришла пора пускать в ход лампы Румкорфа.

Вдруг капитан Немо остановился. Он подождал, пока я к нему подойду, и, вытянув палец вперед, указал мне на какую-то темную массу, явственно вырисовывавшуюся в полутьме, невдалеке от нас.

«Это лес острова Креспо», подумал я и не ошибся.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

ПОДВОДНЫЙ ЛЕС

Итак, мы, наконец, пришли к опушке леса, вероятно оттого-то из красивейших мест в необозримых владениях капитана Немо. Он считал этот лес своей собственностью, присваивая себе те же права, какие были у первых людей в первые дни существования мира. Впрочем, кто мог оспаривать у него эти права на подводные поместья? Какой другой, более смелый пионер явится сюда с топором в руках вырубать дремучие леса?

Лес острова Креспо состоял из больших древовидных растений, и, как только мы вошли под его просторные своды, я был поражен одной особенностью в расположении ветвей. Ничего подобного я до сих пор ещё не видывал!

Травинки, ковром устилающие дно, и ветви, растущие на деревьях, не гнулись, не изгибались и не лежали в горизонтальной плоскости — все они перпендикулярно поднимались к поверхности океана. Самые тонкие стебельки вытягивались стрункой кверху, как железные прутья. Фукусы и другие водоросли вследствие плотности окружающей среды росли вверх по строго перпендикулярной к поверхности моря прямой. Эти растения, если я отодвигал их в сторону, тотчас же принимали прежнее положение, как только я убирал руку.

Вскоре я привык к этому странному царству вертикальности, так же как и к окружавшей нас относительной темноте. «Почва» леса была усеяна острыми камнями. Подводная флора показалась мне очень обильной.

Мне не сразу удалось отличить растительное царство от животного: я принимал животнорастения, зоофиты, за водяные растения — гидрофиты, и наоборот. Да и кто не ошибся бы да моем месте? Фауна и флора ведь так тесно переплетаются в этом подводном мире[34]!

Я заметил, что все растения искусственным образом прилеплялись к грунту, а не росли из него. В этом нет ничего удивительного: лишенные корней, они требуют от почвы не жизненных соков, а только точки опоры. Поэтому они одинаково охотно селятся и на камнях, и на песке, и на гальке, и на ракушках. Эти растения живут, дышат и питаются водой, которая их окружает. Большинство из них вместо листьев выпускает маленькие пластинки самой причудливой формы. Расцветка этих пластинок ограничена гаммой следующих цветов: розовый, карминно-красный, зеленый, оливковый, бурый и коричневый. Я снова увидел здесь, но уже не засушенными, как в коллекциях «Наутилуса», а полными жизни, падин-павлинов, похожих на раскрытые веера, яркокрасные церамии, ламинарии, вытягивающие молодые побеги, нитевидные нереоцистеи, расцветающие на высоте пятнадцати метров, букеты ацетабулярий, чьи стебли утолщаются кверху, и множество других морских растений, которые все не имели цветов. «Какой странный мир, — сказал один натуралист о подводном царстве, — здесь животные цветут, а растения не дают цветов»

Под сенью различных растений, не уступающих по величине: деревьям умеренного пояса, виднелись, словно настоящие заросли живых цветов, целые изгороди из зоофитов, над которыми пышным цветом цвели меандрины с извилистыми бороздками, желтоватые звездчатые кораллы — кариофиллии — с прозрачными щупальцами, и — в довершение аналогии с наземным садом — рыбы-мухи перелетали с цветка на цветок, как рой колибри, а из-под ног у нас поднимались, как стаи бекасов, желтые леписаканты, летучие петухи и моноцентры.