Поспорь на меня (СИ) - Эн Вера
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что ж, Роме не привыкать выжимать из минимума максимум. Катюха просила спор — она его получит. Лишь бы был хоть один шанс на победу.
Рома был уверен, что пару Катюха ни за что не прогуляет — с ее-то одержимостью знаниями, — и заговорила вчера о длинном свидании просто из уязвления Карпоносовым пренебрежением, а потому приготовился ждать. Но Катя набрала его сразу после звонка на большую перемену и пообещала, что он не пожалеет, если променяет скучный обед в столовой на ее компанию.
Ни секунды не сомневаясь в этом, Рома выразил готовность прямо сейчас отправиться на свидание с прекрасным. Катя назначила встречу в местном предбаннике и появилась там почти одновременно с Ромой, на ходу натягивая пуховик и завязывая шарф. Рома вжикнул замком куртки и поймал Катюхину улыбку.
— Пешком пойдем, ладно? — с нескрываемой радостью предложила она, и Рома позволил себе часть этой радости записать на свой счет. В конце концов, он же был рад ее видеть, почему Катюха должна чувствовать иное? От их дружбы она точно не отказывалась. — Погода сегодня отличная, подышим весной.
Рома не стал возражать: четыре остановки пешкодрапом с Катюхой куда лучше, чем те же четыре остановки в забитом автобусе. Кажется, свидание обещало быть добрым.
— Билеты не забыл? — с таким лукавством поинтересовалась Катюха, когда он подал ей руку, чтобы помочь спуститься с крыльца, что Рома не удержался от собственного подкола.
— Разве они не у тебя? Ты как будто заявляла, что ни за что не доверишь такое сокровище подобному мне разгильдяю. Или уже забыла?
Катя удивленно посмотрела на него и, очевидно, прочла на его лице ответ, потому что тут же толкнула его в бок и рассмеялась.
— Я никогда не называла тебя разгильдяем!
Рома усмехнулся: верно, не было такого.
— А как называла? — провокационно поинтересовался он. — Только честно, Сорокина, иначе я все-таки потеряю где-нибудь твой билет.
Катюха сделала вид, что глубоко задумалась. У Ромы по спине пробежал холодок. Напросится, выдаст она ему пару ласковых: Сорокина никогда за словом в карман не лезла. И на яркие эпитеты не скупилась.
— Кроме «рыцаря», Давыдов? — напомнила она и улыбнулась. — Кажется, еще был «классный парень» и что-то там про хоккей в восхищенных тонах. Запиши, чтобы в следующий раз не переспрашивать. А то никаких билетов не хватит.
Рома хмыкнул, чувствуя, как загорелись скулы. Приятно же, черт побери! Даже в шутливой перепалке.
Они прошли университетский сквер и вывернули на центральную улицу, даже в будний день заполненную людьми. Роме вдруг отчаянно захотелось взять Катю за руку, но повода не было. Не через дорогу же ее, будто маленькую, переводить.
— Ром… — руки коснулись ее пальцы, но куда сильнее этого поразил ее напряженный голос, как будто она готовилась к выговору. А вроде бы только что дурачилась. — Я… обидела тебя?
Рома стиснул ее пальцы, ничего не понимая.
— Нет, — ответил он, но, кажется, слишком быстро, чтобы Катюха поверила. Метнула на него острый взгляд. Пришлось добавлять: — С чего вдруг?
Она вздохнула и в задумчивости погладила большим пальцем его пальцы. У Ромы зашумело в голове.
— Ну… я резкая очень, — наконец проговорила она. — Привыкла в школе командовать и не отвыкну никак. А парни этого не любят. Вот и с тобой сейчас…
— Это Карпонос тебя воспитывает? — скрипнул он зубами. — Ты только скажи, Катюх, я ему мозги быстро вправлю!
Она мотнула головой, и Рома решил, что сейчас она начнет защищать своего небожителя. К счастью, ошибся.
— Нет, это Сонька учит меня с парнями общаться, — объяснила Катя. — У нее-то большой опыт, а я до Олега и не встречалась ни с кем. Парни меня стороной обходили, не хотели, видимо, связываться. Ну вот. Я спросила, как мне Олега удержать, а она объяснила, что надо менять манеру поведения. Быть ласковой, покладистой, соглашаться с ним во всем и поддерживать. Ну, правильно, конечно, сказала, и я стараюсь, как она говорит. Но вот не всегда получается.
Рома глубоко и медленно вздохнул, отгоняя назойливые эмоциональные ответы. Ах как хотелось высказаться и о том, в каком гробу он видел Софин опыт и ее же эксперименты; и о том, что кретины те парни, которые обходят стороной Сорокину; и о том, что парень, которого надо удерживать, не стоит и сотой доли затраченных на него усилий, но вряд ли это было то, что Катюха хотела сейчас услышать. И что услышала бы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Если ты будешь ласковой, покладистой и заглядывать мне в рот, я сдохну со скуки, — выбрал как будто самый безопасный вариант он. — После трех математик подряд пожалей меня, Сорокина, ты мой единственный способ разрядиться.
Катя бросила на него быстрый взгляд, словно бы оценивая искренность, а Рома, сам того от себя не ожидая, поднял ее руку и быстро прикоснулся к ее пальцам губами. И плевать, что она сейчас насочиняет: пусть знает, что он ее ценит. Такую, какая есть.
— Когда бы ты слушала Бессонову? — усмехнулся он, поймав теперь уже совершенно изумленный Катюхин взгляд. — И когда бы она давала дельные советы?
Катя пару раз хлопнула глазами, а потом наконец прыснула.
— И тебе серьезно нравятся мои закидоны, Давыдов? — спросила еще она. Рома, чтобы не быть голословным, припомнил эти самые закидоны, и честно кивнул.
— Нравятся.
— И мой острый язык? Тоже нравится? — не унималась Катюха. Рома снова кивнул.
— Нравится, Сорокина. И твой бунтарский дух, и твоя любовь к авантюрам. А еще твоя человечность и стремление к справедливости. По мне, так надо быть последним кретином, чтобы променять все это на затравленность и вымученную покладистость. Станешь покладистой Катюшей, запру в кладовке и буду ждать, пока оттуда не выберется Катюха Сорокина и не даст всем прикурить за произвол.
Пока он говорил, лицо у Кати прояснялось, а глаза загорались прежней знакомой радостью. Она не сказала ни слова в ответ, лишь в какое-то мгновение вспыхнула и отвернулась, а руку свою до самой выставки так и не забрала. Словно грелась об Рому. Вот же дурочка!
Но Соньке он выскажет за все ее дурные советы! Надо же додуматься Катюху в рамки загонять! Она и так уже с этим Карпоносом на себя не похожа, а с такими загонами скоро и вообще гореть перестанет. И кому Бессонова втюхивала, что она о подруге заботится? С такой заботой и врагов не надо. Или она рассчитывала таким образом отвадить-таки Катюху от ее Олежека? Мол, надоест ей этот спектакль, забьет она на подобные заморочки и поищет себе парня попроще? А если не забьет? Если себя сломает, пытаясь доказать, что способна, — а Катюха привыкла идти до последнего, когда уже невозможно остановиться? Как потом ее в чувство приводить? И будет ли вообще шанс?
Народу на выставке оказалось не слишком много: очевидно, давало о себе знать рабочее время. Раздевшись в гардеробной, они прошли в большой зал, на стенах и потолке которого транслировались полотна Айвазовского, а на полу лежали мягкие кресла-мешки, приглашая к себе в объятия для полного расслабления. Негромкая музыка и звуки моря довершали общее впечатление, и Рома отметил, что, пожалуй, не столь уж и глупой была идея заманить сюда Катюху, а она, пройдя по периметру и вглядевшись в каждый экран, потянула Рому в центр зала, чтобы занять лучшие места.
— Как же здорово! — с восторгом прошептала она, когда они удобно разместились в креслах, бросив сумки с учебниками где-то в ногах. Рома согласился, хотя ему-то куда большее удовольствие доставлял вид вдохновленного Катюхиного лица, чем самые красочные картины. Нет, ему определенно нравился Айвазовский, несмотря на давнюю привычку в штыки принимать все, что касалось армии, а любые военные действия относились к ней автоматом. Но все же гений художника оказался сильнее мальчишеской предвзятости, и Рома под восхищенные Катюхины комментарии уже сам с интересом разглядывал алые краски ночного «Синопского боя», сменяемые дымом «Осады Севастополя», лазурью Черного моря и мрачностью «Дарьяльского ущелья». Приходилось признаться себе, что он и не подозревал о столь разнообразных сюжетах в творчестве Айвазовского. Зато после выставки было о чем поговорить с Катюхой.