Забытая Византия, которая спасла Запад - Ларс Браунворт

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. КРОШАЩАЯСЯ ИМПЕРИЯ

Ко времени смерти Константина V, которая случилась 14 сентября 775 года, Византийская империя казалась полностью обессиленной. Постоянные потрясения, внутренние и внешние, оставили свой отпечаток на всех сторонах общества. Под давлением со всех сторон дела шли все хуже. Записи уже велись не столь точно, семейные родословные, которые гордо оберегались со времен Римской республики, стали отмирать, а старая традиция сенаторских званий почти исчезла. Большинство городов резко сократились в размерах, и поредевшее население ютилось в руинах их былого величия. Традиционная городская планировка исчезла почти полностью, широкие улицы и роскошные общественные здания уступили место запутанным узким улочкам и наспех построенным домам. Крупные здания беспрепятственно превращались в руины, а если их стены все-таки чинили, то использовался не камень из давно заброшенных каменоломен, а материал из более ранних построек.

Даже самые важные города демонстрировали явные признаки упадка. Афины, некогда бывшие крупнейшим городом Греции, усохли до провинциального городка с населением в несколько тысяч жителей, бедствующих в тени Акрополя. Сам Константинополь, хотя у него все еще оставался его ипподром, театры и бани, позволил своему акведуку оставаться в неисправном состоянии более века.

Морская торговля была по-прежнему сильной, и на рынках столицы все еще можно было найти пряности из Индии и шелка из Китая — но в эти неспокойные времена торговцы уже не могли позволить себе пользоваться опасными наземными маршрутами, и большая часть внутренних районов страны вернулась к бартерной системе торговли. Поскольку городское население уменьшилось в размерах, а нападения врагов следовали со всех сторон, общество стало чрезвычайно военизированным. Государственные земли были переданы армии, чтобы меньше платить ей, и политические должности для большей эффективности тоже сплошь и рядом передавались военным. Итогом стало появление чрезвычайно мощной политической силы, которая вмешивалась в управление с пугающей частотой. За столетие, прошедшее с момента смерти Ираклия, не менее чем восемь императоров были возведены на трон армией, а граница между гражданскими и военными властями безнадежно размылась.

Образование, как и многое другое, тоже пало жертвой тревожных времен. В столице все еще имелись частные учителя, а также начальные и средние школы, административные и военные должности все еще можно было получить согласно заслугам — но для всестороннего обучения в век войн и разрушений у большинства просто не было времени. Грамотность пришла в упадок, а вместе с ней и квалификация чиновников. Под неослабевающим давлением военных катастроф и хаоса в обществе такие области, как философия и литература, по большей части оставались без внимания как роскошества более мирных времен.

По мере того, как уменьшалась ценность образования, византийская культура увядала и гибла. Каждое следующее поколение было менее образованным, чем предыдущее, менее способным понять истинную ценность обучения, и вскоре упадок стал прогрессировать. В начале VIII века пришлось выпустить закон, запрещающий портить старые книги, выбрасывать их или варить из них духи; к середине столетия императоры жаловались, что не могут найти сведущих чиновников, которые разбирались бы в праве. Своими иконоборческими разрушениями Константин V только усугубил упадок, объявив войну монастырям и сделав все возможное, чтобы уничтожить труды тех, кто не был с ним согласен. Поэтому монастырская образованность тоже пребывала в плачевном состоянии.

К моменту смерти императора-иконоборца общественное мнение обернулось против него. Окружающая его аура военных побед еще долго после его смерти обеспечивала ему популярность у армии — но в глазах большинства византийцев он был презренным тираном, чудовищем, заслуживающим только забвения. Они дали ему прозвище Copronymos — «дерьмоименный», а через столетие после его смерти его имя уже было настолько ненавистным, что толпа вломилась в усыпальницу императора, сожгла его кости и выбросила пепел в море.

Его сын, Лев IV, напротив, был куда более уравновешенным человеком. Он также поддерживал иконоборчество, но пытался смягчить допущенные его отцом перегибы. Если бы он прожил дольше, ему, возможно, удалось бы снизить напряженность, но, к несчастью для империи, он умер после каких-то пяти лет царствования. Вся власть перешла к его грозной супруге, женщине, господствовавшей над ним в жизни и полностью затмившей его после смерти.

Константин V выбрал невесту для своего сына, устроив всеимперский конкурс красоты. Он остановил свой выбор на Ирине, невероятно привлекательной сироте из Афин. Для главного иконоборца это был поразительно неудачный выбор. Ирина, выросшая на Западе, была страстной сторонницей икон, ни во что не ставила своего свекра и втайне считала восстановление иконопочитания делом своей жизни. Ее муж пытался обуздать ее, но спустя месяц после того, как он наконец-то запер ее во флигеле дворца, император умер — а Ирина распустила сомнительные слухи, что его смерть стала следствием божественного воздаяния. Поверили в это жители Константинополя или нет, они со скрипом признали Ирину регентшей при десятилетнем сыне, Константине VI. Таким образом трон оказался у одного из самых жадных до власти правителей в долгой византийской истории. Молодая императрица не ведала жалости к тем, кто стоял у нее на пути, и твердо намеревалась удержаться у власти, чего бы ей это ни стоило.

Следующие одиннадцать лет она правила железной рукой, тщательно смещая иконоборцев со всех важных постов и заменяя их своими сторонниками. К несчастью для империи, большинство ее лучших солдат и чиновников были иконоборцами, и их устранение нанесло огромный ущерб имперской армии. Солдаты, уже два года ее правления противостоявшие массированному исламскому вторжению, деморализованные и вымотанные, просто начали переходить на сторону противника и присоединяться к арабам. Унизительный и дорого обошедшийся мир, который пришлось купить Ирине, серьезно повредил ее популярности. Все настойчивей стали звучать голоса, требующие, чтобы она отказалась от регентства.

Однако военные неудачи и уменьшившаяся общественная поддержка мало что значили для Ирины. Она сосредоточилась на том, чтобы восстановить иконопочитание, и спокойно продолжала осуществлять свою политическую программу. Какими бы могущественными ни были императоры-иконоборцы, им не хватало полноты церковной власти, и попытка Константина V с организацией Вселенского собора никого не могла ввести в заблуждение. Ирина собиралась поставить вопрос об иконоборчестве перед всей церковью, будучи уверена, что весомость ее единогласного решения навсегда поставит крест на движении иконоборцев. Спешно были отправлены посланники к патриархам Александрии, Антиохии, Иерусалима и Рима с приглашением посетить то, что должно было стать восьмым и последним великим Вселенским церковным собором.

Он собрался в месте проведения первого собора, состоявшегося 462 год назад — в просторной церкви Премудрости Божьей в Никее, и его результаты вряд ли могли кого-то удивить. Иконоборчество было осуждено, но верующих предостерегли против превращения почитания икон в культ. Империя восприняла эти новости с облегчением, веря, что долгий кошмар наконец-то закончился. Иконоборчество шло на убыль десятилетиями, и только рвение императора поддерживало его. Когда оно было осуждено, в его защиту не раздалось ни единого голоса.

Религиозная победа должна была стать для Ирины ее высшим достижением, после которого ей следовало покончить с регентством и передать властные полномочия своему сыну. Традиционно регентство оканчивалось, когда подопечному исполнялось шестнадцать, а Константину VI сейчас было уже за двадцать. Однако целью Ирины всегда была именно власть, а не что-то другое, и она не собиралась слагать ее в пользу своего жалкого сына. Константин VI был человеком достаточно слабым, чтобы им можно было с легкостью манипулировать, и все могло пройти гладко, если бы Ирина умерила свое честолюбие. Увы, подобные ограничения были чужды ее природе. Убрав лик своего сына с имперских денег, она стала выпускать монеты, на обеих сторонах которых имелось только ее изображения.[114] Не удовольствовавшись этим бессмысленным оскорблением, она издала императорский декрет, в котором объявила себя старшим императором — имеющим, таким образом, верховенство над Константином VI. Когда несколько полководцев стали возражать, требуя, чтобы трон получил законный император, Ирина в гневе казнила их, а ее обескураженного сына жестоко избили и бросили в тюрьму.

Вряд ли императрица могла разрешить ситуацию худшим образом. Даже успешный император дважды подумал бы, прежде чем восстанавливать против себя армию — а в военном отношении Ирина была на грани катастрофы. Из-за бесконечных чисток эффективность армии во время ее правления катастрофически снизилась, а лояльность войск оказалась слабой. В последние два года империя потерпела серьезные поражения от арабов, болгар и франков — и у народа неизбежно возобновились давние подозрения, что иконоборцы, возможно, были правы. В рядах армии вспыхнул мятеж. Вскоре разъяренные толпы заполонили улицы Константинополя, требуя от Ирины отречься от трона в пользу своего сына. В одну ночь преобразившись из узника в народного героя, Константин VI перенесся из тюремной камеры на трон, а Ирина была помещена под домашний арест в одном из ее многочисленных дворцов.