Царица Евдокия, или Плач по Московскому царству - Вячеслав Козляков

14 октября 1711 года царевич Алексей Петрович женился на княжне Софии-Шарлотте брауншвейгской и вольфенбюттельской. Свадьба прошла во дворце польской королевы в саксонском городе Торгау. Петр известил Сенат о том, что на свадьбе «довольно было знатных персон», а «дом князей вольфенбительских, наших сватов, изрядной». Это действительно было так. Сестра невесты была женой австрийского императора, что обещало в будущем замечательные дипломатические перспективы для Московского царства. Но, заставляя сына жениться на «иноземке», царь Петр повторил главную ошибку своего первого брака. Свадьба царевича Алексея тоже оказалась результатом политических расчетов. И все приготовления к ней скрывались от подданных, как было со свадьбой самого царя Петра и царицы Евдокии. Слова Петра: «Слава Богу, что сие счастливо свершилось» можно толковать и в другом смысле: избавления от неизбежных разговоров по случаю отсутствия на этой свадьбе настоящей матери царевича. В Россию кронпринц и кронпринцесса у как стали называть царевича Алексея и его жену при дворе Петра, приехали только в 1713 году.

Епископ Досифей, находясь на ростовской кафедре, не забывал царицу Евдокию, хотя и не мог дальше помогать ей напрямую, как это было во времена его управления Спасо-Евфимиевым монастырем. Но его преемник в Суздале архимандрит Кириак продолжал почитать царицу Евдокию так же, как это было и во времена Досифея. Много позже архимандрита Суздальского Спасо-Евфимиева монастыря Кириака тоже привлекут к следствию в Тайной канцелярии и припомнят ему, как по всем большим церковным праздникам и тезоименитствам он «с почестью к бывшей царице хаживал и руку ей целовал, с 710-го едва не по вся годы, и пивал у нея водку и ренское, и видал ее в мирском платье». Кстати, выясняется, что новый суздальский митрополит Ефрем первым из суздальских архиереев нарушил запрет на встречи с царицей, показывая пример настоятелям монастырей и другим церковным служителям. Еще одно обвинение архимандриту Кириаку гласило, что он «однажды, при бывшем Суздальском архиерее, в келье ея бывшей царицы, обедал, и подачи от нея к нему присылываны, также и в Спасской Ефимьев монастырь она, бывшая царица, приезжала, и он Кириак служил при ней молебен и почитал ее за царицу»{189}. И пусть не все, о чем говорилось в обвинении, оказалось правдой; очевидно, что жизнь царицы Евдокии в Покровском монастыре со временем не ухудшалась, а, напротив, менялась к лучшему. С ней всё больше считались, как с матерью уже вступившего в брак наследника царства.

Ростовский епископ Досифей использовал разные возможности, чтобы продолжать помогать царице Евдокии. Снова оказавшись в Суздале на похоронах митрополита Ефрема в марте 1712 года, он представил царице своего зятя Ивана Жиркина. Семья родной сестры епископа жила во Владимире, а ее муж служил подьячим казенного приказа Владимирского Рождественского монастыря. Сыщики Тайной канцелярии впоследствии добрались и до Ивана Жиркина. Первый раз в 1718 году его расспросили, учинили наказание батогами, но отпустили. Два года спустя допрос повторили, и Жиркин дал уже более подробные показания о поездках царицы Евдокии из Суздаля во владимирские монастыри[30]. Зять епископа Досифея говорил, что «видал ее бывшую царицу всегда в белицыном платье, а что она была пострижена, о том он Иван не ведал». Жиркин подтверждал, что вокруг царицы со временем сложился круг добровольных помощников и слуг, не особенно думавших об опасности, которую несло с собой знакомство с опальной женой царя.

Пока царь Петр и царевич Алексей находились за границей, наблюдение за царицей Евдокией в Суздале ослабло. Можно было подумать, что она смирилась со своей участью, но это не так. Непонятно, откуда бывшая царица брала силы, на чем, кроме ее собственной веры, основывалась ее надежда на лучшее? Но царица по-прежнему была уверена, что жизнь ее изменится. А до этого времени, как рассказывали Иван Жиркин и другие свидетели, она ездила из Суздаля во владимирские монастыри — Боголюбов, патриаршие домовые монастыри Кузмин и Сновидский, Федоровский (приписной к Владимирскому Рождественскому), посещала Никольскую церковь в селе Кусуново и Никольскую же церковь на погосте, «что на Поле». Поездки на богомолье поддерживали ее, ведь во время службы там молились за царя и благоверную царицу Евдокию Федоровну, их сына царевича Алексея Петровича, не вспоминая царицу Екатерину Алексеевну и ее детей.

Каждый выезд царицыного поезда из Покровского монастыря в Суздале сопровождался мерами предосторожности, чтобы как можно меньше людей знало о ее паломничестве. Хотя скрыть что-нибудь было трудно. Сама царица Евдокия путешествовала в закрытой карете, встречалась только с настоятелями и настоятельницами монастырей, а монахи должны были оставаться в кельях, пока она молилась. Она привозила с собой своего священника Гавриила, сына ее духовника Федора Пустынного. Гавриил был священником церкви Пира и Павла в Суздале, располагавшейся рядом со входом в Покровский монастырь (напротив Благовещенской надвратной церкви). Вместе с царицей постоянно пребывала ее компаньонка и наперсница всех дел монахиня Каптелина, певшая на клиросе с другими доверенными монахинями. По прежней дворцовой привычке царица держала у себя в услужении «карла» Ивана Терентьева, тоже покинувшего дворец, чтобы жить рядом с ней в Покровском монастыре. В паломнических поездках участвовали немало служителей царицы и слуг монастыря, обеспечивавших всем необходимым этот миниатюрный царский двор. Иван Жиркин вспоминал, что «в тех проездах под нею бывшею царицею было монастырских подвод по пятнадцати или больше, а знатные монастырские служки ездили на своих лошадях верхами». И таких верховых всадников, сопровождавших карету царицы, тоже было около десятка.

Царица Евдокия благосклонно принимала те немногие знаки внимания, которые ей оказывались. Например, архимандрит Владимирского Рождественского монастыря Гедеон сам ездил к ней для встречи в приписной Федоровский монастырь под селом Красным в полутора верстах от Владимира. Он привозил царице образ Александра Невского (мощи святого тогда еще оставались во Владимирском Рождественском монастыре, и впоследствии уже не Гедеон, а другой архимандрит будет участвовать в их переносе в Петербург). Игумен Викентий из патриаршего домового Сновидского монастыря, куда продолжала ездить царица Евдокия, тоже принимал ее с почетом в монастыре. Однажды владимирские земские бурмистры, узнав о проезде царицы через Владимир, решили ударить ей челом «в почесть» на перевозе через реку Клязьму. Описание этой встречи, состоявшейся «летним временем» 1715 года, сохранилось в показаниях Ивана Жиркина. Он старательно избегал называть имена, но сообщаемые им детали вполне достоверны, ведь ничего особенно серьезного в «вишнях» и «коврижках», передававшихся царице бурмистрами, да и самим Иваном Жиркиным, быть не могло: «Подходили к ней с почестью владимирские земские бурмистры Федор Фомин с товарищи, человека четыре, или больше, или меньше, имян их не упомнит, а скажет он Фомин, и подносили к ней вишни и ковришку, и о том подносе докладывал ей карло, который при ней был, а имяни его и отечества не упомнит же, и по докладу принимал у них бурмистров тот принос оный же карло, и за тот их поднос подчивали питьем, и вином, и пивом, а в лице ея бывшей царицы не видали, для того, что ехала в карете за стеклами»{190}.