Дело № 113 - Эмиль Габорио

– Господин маркиз у себя в комнате вместе с господином Луи.

Гастон быстро поднялся по лестнице и вошел в ту комнату, где сидели его брат и отец. Они играли в кости.

Вид его поразил старика так, что он выронил кость.

– Что с тобой? – воскликнул маркиз.

– Я пришел проститься с тобой в последний раз, отец, – отвечал Гастон, – и попросить тебя научить меня, как бежать за границу.

– Зачем?

– Нужно, и притом немедленно, сию же минуту. Меня преследуют, за мною погоня, через несколько минут жандармы уже будут здесь. Я убил двоих человек.

– Где? Когда? – спросил старик страшно изменившимся голосом.

– В Тарасконе, в кафе, час тому назад. Их было пятнадцать человек, я был один, схватил ножик и…

– В чем же состояла обида?

– При мне говорили гадости об одной благородной девушке?

– О ком именно?

– О Валентине Вербери.

– Боже мой! – воскликнул маркиз. – О дочери этой старой ведьмы! Эти Вербери, будь они трижды прокляты, всегда приносили нам несчастье!

И хотя он презирал графиню, однако же уважение к благородному происхождению в нем говорило сильнее, чем личное чувство. И, обратившись к сыну, он сказал:

– Что же делать, сын, – ты исполнил свой долг!

А тем временем слуги узнали обо всем, и так как любопытство сильнее, чем даже страх перед господином, то один из старых лакеев маркиза Сен-Жан осмелился, отворил дверь, вошел в нее и спросил:

– Господин маркиз изволил звонить?

– Нет, старый хрен, я не звонил, – отвечал Кламеран, – и ты знал это. Но так как ты уже пришел, то тем лучше. Давайте скорее белье, платья. Неси сюда все, что необходимо для перевязки.

Все было исполнено в одну минуту. Сделав перевязку, Гастон почувствовал себя другим человеком.

– И ты все-таки думаешь бежать за границу? – спросил его отец.

– Да, – отвечал Гастон.

– Брату надо спешить, – настаивал и Луи. – Если он останется, то его арестуют, отведут в тюрьму и будут судить с присяжными… А кто знает, каков еще будет приговор?

– Много они понимают! – проворчал старый маркиз. – Конечно, его засудят! Вот вам ваша хваленая революция! В наше доброе, старое время мы все трое сами взялись бы за оружие, сели бы на лошадей, поскакали бы в Тараскон и уж показали бы!.. А теперь – изволь вот бежать…

– И как можно скорее, – заметил Луи.

– Это верно, – отвечал маркиз. – Но чтобы бежать, чтобы перейти границу, нужны деньги, а у меня их сейчас нет…

Луи отпер шкаф и достал оттуда девятьсот двадцать франков франков золотом.

– Только девятьсот двадцать франков!.. – воскликнул маркиз. – Ну что это за деньги? Разве старший из нашего рода может бежать с такой ничтожной суммой?

В отчаянии старик не знал, что делать. Затем, приняв решение, он приказал Луи подать ему маленький сундучок, окованный железом, хранившийся в нижнем ящике шкафа. Ключ от этого сундучка маркиз хранил на себе, на черной ленте, висевшей у него на шее.

Не без усилии отпер он сундучок и медленно достал оттуда колье, крест, браслеты другие драгоценности.

– Гастон, дорогой мой сын, – сказал он, – выслушай меня. Эти драгоценности принадлежали твоей матери, святой, благородной женщине, которая смотрит сейчас с небес. Они всегда были со мной. В дни несчастий, во время эмиграции, когда мне приходилось давать в Лондоне уроки на фортепиано, я все равно не расставался с ними. И ни разу в жизни мне не приходило в голову их продать. Даже заложить их казалось мне святотатством. Но сегодня… возьми их, продай, и за них тебе дадут около двадцати тысяч ливров.

– Нет, отец, нет!..

– Возьми, мой сын. Твоя мать, если бы она еще жила на свете, сказала бы тебе то же, что и я. Я приказываю тебе.

В волнении, весь в слезах, Гастон опустился на колени перед маркизом, взял его за руку и поцеловал.

– Спасибо, отец… – проговорил он. – Я возьму эти драгоценности, которые носила моя мать. Но я потрачу их только тогда, когда дозволит это моя честь, и отдам тебе в них отчет…

Растроганные сын и отец стали плакать. Но Луи не любил таких спектаклей.

– Уже прошел целый час!.. – прервал он их прощание. – Пора!

– Да, это правда! – воскликнул и маркиз. – Беги, Гастон, беги! Пусть Господь сохранит старшего из рода Кламеранов!

Гастон медленно поднялся.

– Прежде чем расстаться с тобой, отец, – начал он, – я должен исполнить священную обязанность. Я тебе не сообщил еще, что эту девушку, Валентину, которую я сегодня защищал, я люблю…

– О! – застонал Кламеран. – За что такие испытания!

– И я хочу просить тебя, умолять тебя на коленях, чтобы ты испросил для меня у госпожи Вербери руку ее дочери. Я знаю, что Валентина не задумается отправиться со мною в изгнание и приедет ко мне за границу…

– Но это чудовищно! – воскликнул старик, задыхаясь от гнева. – Это сумасшествие!..

– Я люблю ее, отец. Я клялся ей, что не променяю ее ни на одну женщину на свете. И я женюсь на ней, потому что я клялся в этом, а это касается нашей чести.

– Глупости!

– Валентина будет моей женой, потому что уже поздно брать мое слово назад, потому что она отдалась мне, и то, что говорили о ней в кафе, – сущая правда. Валентина – моя любовница!

– Никогда! Слышишь – никогда я не дам тебе своего согласия! Ты отлично знаешь, что значит для меня честь нашего рода. Пусть лучше тебя схватят, засудят, пусть лучше сошлют тебя в каторжные работы, чем мне видеть тебя мужем этой дряни!

Последнее слово задело Гастона за живое.

– Пусть будет по-твоему, – сказал он. – Я остаюсь, пусть меня арестуют и делают со мной что хотят. Мне не нужно жизни без надежды. Возьми назад эти драгоценности, они мне не нужны.

Страшная сцена произошла бы между сыном и отцом, если бы в это время не отворилась с шумом дверь. Вся прислуга, со всего замка, затолпилась в ней.

– Жандармы! – закричали все. – У нас жандармы!

Эта весть как громом поразила старика. Он вскочил на ноги.

– Жандармы? – воскликнул он. – Как, у меня в Кламеране! Но они дорого поплатятся за эту дерзость! Вы мне поможете разделаться с ними!..

– Да, да, – отвечала прислуга. – К черту жандармов!

К счастью, в эту минуту, когда все потеряли голову, Луи сохранил свое спокойствие.

– Сопротивление бесполезно, – сказал он. – Сегодня мы, быть может, прогоним их, а завтра их придет вдвое больше!

– Да, это верно, – с горечью отвечал маркиз. – Луи прав.

– Где они? – спросил Луи.

– У калитки. Разве виконт не слышит, как