Жизнь – сапожок непарный. Книга первая - Тамара Владиславовна Петкевич

– Какая Ляля? Какая Ляля?

– Ты меня спрашиваешь?

– Не знаю я ничего. О ком ты говоришь?

– О той Ляле, что приезжала сюда.

– При чём здесь я? Кто тебе сказал?

– Ты сам расскажи.

– Никто сюда не приезжал. Я ничего не знаю.

– Эрик, ты лжёшь? Ты умеешь лгать?

Из холода бросало в жар. Он смотрел мне в глаза и лгал. Я видела это. Эрик любил Лялю. Их детская дружба со временем переросла в любовь. У Барбары Ионовны хранилась её фотография. Я ошеломлённо вглядывалась в чужое лицо, не понимая, какое может иметь отношение эта незнакомая Ляля к моему Эрику. Соседка говорила «некрасивая», но чем глубже я всматривалась в её холодное лицо с широко расставленными глазами, тем губительней оно мне казалось.

Да, Ляля приезжала во Фрунзе. Побыла, посмотрела на их жизнь и сказала:

– Быть женой декабриста не мой удел!

Эта фраза хранилась в «архиве» семьи. Ляля уехала. А что же Эрик? Значит, он и её приглашал приехать? Кого же он звал сперва? Её? Меня? И письма писал обеим? Одинаковые? Это был обвал, крушение. Я не могла выбраться из-под обломков. Лет в шестнадцать я прочла «Жизнь» Мопассана. Супружеские измены означали для меня человеческий обман. Я прощать обман не собиралась. Тем не менее первое, что я захотела и сумела услышать в заверениях Эрика, было то, что он любит только меня, и его скулящее «прости, прости!». Я жадно впитывала слова о своей единственности, несравненности, чтобы хоть как-то устоять на ногах. Эрик слов не жалел.

Учуяв, какое действие произвела на меня новость о Ляле, Барбара Ионовна и Лина с азартом бросились в атаку. Возвратясь из города домой, я нашла подсунутое под дверь письмо. Без адреса, без имени. Всего несколько слов: «Эрик любил и любит одну Лялю. На тебе он женился, чтобы отомстить ей за отказ». Я, конечно, слышала, что бывают анонимные письма, но, чтобы их писали родные или мать мужа, предположить не могла. Злобная, жалящая сила письма хватанула щипцами за горло. Я задохнулась. Бежать без оглядки! Немедленно! Денег не было ни копейки. Кинулась к хозяевам. Качая головой, они отсчитали мне на дорогу. Я бросилась на вокзал. Навстречу с работы шёл Эрик:

– Ты куда?

– Я уезжаю. Я всё узнала.

– Нет, нет! – закричал он. – Я умру, брошусь под поезд, сделаю что-то страшное! Я не могу без тебя жить!

Он просил, умолял, обещал разъяснить всё до конца, притащил за руку мать:

– Отвечай, зачем ты это сделала?

Бледная и трясущаяся Барбара Ионовна начала страстно выкрикивать оскорбления в его адрес, будто ища теперь союзника во мне:

– Он в двенадцать лет украл у меня старинные золотые монеты и отнёс их в Торгсин! Вот он какой! Ты его ещё не знаешь! Он лжец! Он негодяй!

– Что ты несёшь, мама? – стал взывать к ней Эрик. – Что ты делаешь? Замолчи!

Видно, долго копился счёт друг к другу у матери с сыном, и теперь швырялось в лицо и глупое, и гнусное. Миф об интеллигентности Барбары Ионовны, всей их семьи на глазах расползся по швам. Чтобы не быть свидетельницей безобразной сцены, я убежала и спряталась в глубине сада. Эрик звал меня. Из своего укрытия я видела, как, сняв очки, протянув вперёд руки, он наугад вступал в темноту, заглядывая во все уголки. И вопреки желанию я ощутила степень его беспомощности, стыда и растерянности. То, что должно было его уничтожить в моих глазах, неожиданно вызвало прилив жалости.

Я осталась. Эрик часто сбегал с работы – проверить, не уехала ли я. Его постоянная тревога была столь очевидна, что я снова стала принимать её за любовь. Нелегко было примириться с тем, что в его прошлом была Ляля, что вместо доверительного рассказа он всё запутал ложью. Но в конце концов я уверовала в то, что он лгал из страха потерять меня.

Почтамт в моей жизни занимал едва ли не главное место. «Ты правда счастлива?» – спрашивала мама в каждом письме, почему-то не слишком полагаясь на мои заверения. Я получала также уйму писем от друзей. Писали все: Давид, Кириллы, Рая, Лиза, Роксана, Лили. Я и раньше понимала, что Рая – самая умная из нас. В письмах это проявилось ещё явственней. Обстоятельные, подчас с едкими характеристиками, они почти зримо доносили до меня перипетии ленинградской жизни друзей. Лиза писала, как и говорила, в импрессионистской манере, эскизно. Как всегда, была глубока в своих листках любимая Нина.

На почтамт я ходила ежедневно. Девушка, выдававшая письма до востребования, однажды приметила стоявшего на почтительном от меня расстоянии Эрика и окликнула его:

– А вам тоже есть письмо!

Ему ничего не оставалось делать, как подойти и взять протянутый конверт.

– От кого? – спросила я.

То, что он получает письма не только на дом, но и до востребования, было для меня неожиданно. Эрик пробормотал что-то несвязное и спрятал письмо в карман.

– Покажи мне! – потребовала я.

Он заметался, но письма не вынул.

– Или ты сейчас же покажешь, от кого письмо, или я уеду! – не отступала я.

И тогда, вынув из кармана письмо, он изорвал его в клочки и выбросил в урну. Было ясно, что Эрик живёт двойной жизнью, что ходит украдкой на почтамт, что Ляля – не только прошлое, но и настоящее. Решение уехать стало неколебимым. Билет до Ленинграда был куплен. Эрик стоял у вагона, как больной. Опять клялся в единственности любви ко мне, умолял не покидать его, обещал никогда и ничем не огорчать.

Я теряла уверенность в своей правоте, обвиняла себя в том, что, требуя показать чужое письмо, вела себя недостойно. Ни со мной, ни за мной Эрик уехать не мог. Получалось, я била лежачего. Но, тоскуя по своим родным до физического изнурения, я должна была, несмотря ни на что, побывать дома. Пообещав Эрику вернуться через пару недель, я уехала.

* * *

В голубых петлицах у троих попутчиков по купе были ромбы и шпалы. Они дружно выходили, давая мне возможность устроиться на ночь, согласно организовывали чаепитие, сетовали, что я в плохом настроении, и просили разрешить их спор:

– С кем остаётся Штраус в конце фильма «Большой вальс»? С Карлой Доннер или с Польди? С кем из них Штраус стоит на балконе у Франца-Иосифа?

– На балконе стоит один Штраус. Он грезит о Карле. Польди стоит внизу, в толпе, – отвечала я.

– Ничего подобного, – возражали они. – Штраус женится потом на Карле Доннер.

– Так вы просто не поняли фильма. Карла в конце является ему как грёза, как