Легенда о Безголовом - Андрей Кокотюха

– Это нам неизвестно, – развел руками Олег. – Она же не из наших краев. Всегда держалась в тени мужа, скромница, никогда ничем не выделялась.

– И тем не менее муж обложил ее запретами и ограничил в праве на распоряжение имуществом.

– Если бы она решила развестись с ним по суду – не получила бы ничего. Кроме права работать в фирме в качестве наемного работника с небольшой, но стабильной зарплатой, – уточнил Олег. – Думайте, что хотите, но, с моей точки зрения, больше никто не мог быть настолько заинтересован в скоропостижной смерти Потурая.

– Стас, а это самое, с петлей… Могла бы женщина провернуть такую штуку?

Теперь три пары глаз выжидательно смотрели на Жихаря.

– Женщины на все способны.

– А если серьезно?

– Серьезно… Ничего сверхсложного в этом нет. При желании все возможно. Меня другое интересует: машину она водит?

– Водит, – кивнул Олег. – По доверенности. Лично видел ее несколько раз за рулем.

– Тогда что же: каким-то образом она закорешилась с музейным сторожем и использовала его в качестве орудия? Кто в это поверит?

– Мы о Лизе Потурай ничего не знаем, – напомнила Тамара. – А вдруг в прошлом она еще и не такие штучки выкидывала? Но делать какие-либо предположения мы можем, только если выясним, кем она была до того, как стала женой своего мужа. Хотя, – она хмыкнула, – что-то слабо мне верится в существование сговора между обеспеченной и ухоженной женщиной и спятившим психопатом. Тем более что Лиза в таком случае заранее должна была знать, кто именно убивает людей. Неужели она сама вычислила и выследила его?

– Тогда у нее должен быть тайный любовник…

– Ну, приехали… – Стас снова сорвался с табурета. – Давайте введем еще парочку персонажей – и готов сериал! Лично я в это никогда не поверю. Бабенка подозрительная, не спорю. Прокачать бы ее…

Мы переглянулись.

– Что ты уставился?

– Я завтра сдаю дела. При всем желании не смогу подключиться. Увольняться из ментовки – еще тот геморрой. Антоновна тоже при исполнении…

– Вот-вот, – подтвердила Тамара. – Если с утра я не появлюсь на работе – меня распнут так, что не воскресну, да еще и руки вымоют. А у Олега завтра важная сделка, клиенты сразу три дома продают, покупают и оформляют. Тоже не дай бог.

– И что вы предлагаете?

Тамара снова откашлялась.

– Завтра хоронят Потурая. Останки уже выдали вдове, гроб перевезли в Хмельницкий, хоронить будут там, на центральном кладбище. Фирма заплатила за место, поминальный обед и прочее… Может, там найдется кто-то, кто знал Лизу в прошлом. Лучше бы это была женщина – мы, бабы, любим языки почесать, особенно в провинции.

– На поминках, что ли?

– Нет, туда лучше не соваться. Скорее на кладбище. Помянуть обычно зовут своих, а на похороны разный народ сбегается. Напрягись, Лариска, иначе никак…

И в самом деле. Еще несколько дней назад меня старались как можно дальше отодвинуть от этого дела, а теперь следователь прокуратуры чуть ли не официально отправляет меня, частное лицо, осуществлять действия, на которые я не имею ни малейшего права. Но ведь действительно, без этого – никак. Только…

– Ну, если вы верите, что я справлюсь… А на чем же я поеду? Машина моя в дрова, – я кивнула в сторону окна, выходившего во двор. Там скучал мой «опель», изувеченный «призраком». Вчера в конце дня, благодаря усилиям Олега, его притащили сюда на буксире. Олег вроде уже начал договариваться о ремонте, но мое сердце чуяло – ехать домой придется без колес, чтобы потом еще раз наведаться в Подольск и забрать отремонтированный транспорт.

– Разбаловалась ты, подруга, – проворчала Тамара.

Олег вышел и вернулся, держа в руке зеленую купюру.

– Это тебе на проезд и суточные, кума. Сотни хватит?

Я взглянула на Тому. Та кивнула, никак не прокомментировав решение мужа.

– Тебе же никто ничего не компенсирует!

– Ничего. Как-нибудь заработаем. Раз уж это дело стало нашим личным, можно сказать – семейным в широком смысле слова, – широким жестом он обвел всю компанию, – то и расходы мы, соответственно, берем на себя. Теперь так… – Он выложил на стол рядом с купюрой свой мобильный. – Этот – безлимитный, в отличие от твоего. Свой оставишь мне. В контактах – все наши телефоны. Если что-то срочное – немедленно звони и обстоятельно докладывай. Появится что-то существенное здесь – тебе маякнут эсэмэской. Перезвонишь, получишь информацию или дополнительные инструкции. Ни на чьи посторонние звонки не отвечай. В общем, – подвел итог Олег, – финансами и связью ты обеспечена…

– А я завтра утром подгоню тебе одного таксиста, отвезет тебя в Хмельницкий, и по вполне приемлемой цене. А уж там действуй по обстоятельствам, – вставил Жихарь. – В случае чего – звони сразу, чем смогу – подстрахую. На крайний случай есть у меня в Хмельницком знакомые менты, нормальные парни…

– Такие, как в Каменце?

– Ага. Они все такие. В общем, Лариса, смотри в оба. Ты девочка вроде бы взрослая.

Допустим.

Но при этом я не могла отделаться от ощущения, что меня провожают на фронт. Или, скорее, за линию фронта.

Во вражеский тыл.

20 сентября, четверг

Я мозаику сложу…

На похороны Виктора Потурая в самом деле собралось немало народу.

Стоя в стороне, между скромными крестами с табличками, прямоугольными гранитными плитами и роскошными монументами состоятельных покойников, мирно соседствовавшими здесь, я наблюдала за скорбной церемонией, мало-помалу убеждаясь в провале нашей затеи.

Вдова, как водится, вся в черном, стоит у края могилы, принимает соболезнования. Гроб закрыт, играет оркестр. Кто-то пытается произнести прощальное слово – мне с моего места не слышно, да я не особенно и прислушиваюсь. На кладбище говорят только хорошее, это известно.

Уточняю – об усопшем. Люди собрались, чтобы проститься с Виктором. Значит, пришли те, кто считает себя близким, к нему, а не к Лизе.

Да простятся мне эти, возможно, неуместные в такой обстановке мысли, но вряд ли большинство собравшихся здесь искренне сожалеет о трагической гибели Потурая. Когда умирает – и уж тем более скоропостижно – глава фирмы, присутствие всех сотрудников на похоронах – вещь обязательная. И пусть кто-то попробует не явиться, хотя никто вроде бы не обязан. Люди подписывали контракты, согласно которым должны добросовестно делать свое дело, а не провожать работодателя в последний путь. Хотя согласна: фирма Потурая не так уж велика, покойный вовсе не считался акулой бизнеса, но все равно был работодателем, то есть кормильцем и отцом родным для нескольких десятков человек только в Хмельницком. Но наемные работники и о своем хозяине не так уж много знают, а о его жене – еще меньше.

Это означает одно: потенциальных носителей необходимой мне информации здесь нет.

Когда четверо землекопов, один из которых машинально поплевал на ладони, подняли гроб на веревках и под нестройные причитания женщин начали опускать его в могилу, я слегка подкорректировала свои выводы. От толпы отделилась женщина, которая до того, как я успела заметить, стояла в задних рядах, перекрестилась и не спеша двинулась к выходу. Позади нее люди потянулись к могиле, чтобы бросить на крышку гроба ритуальные комья или пригоршни земли, к общей печали добавился мелкий дождик, и женщина на ходу подняла воротник плаща.

Лавируя между могильными оградками, я двинулась следом. Догнать женщину удалось только у самого выхода с кладбища. Там она задержалась у кучки нищих, вынула кошелек и стала раздавать какую-то мелочь. Я сделала то же самое, ткнув в руку небритого и попахивающего перегаром дядьки мелкую купюру, а затем легонько коснулась локтя незнакомки, чтобы обратить на себя внимание.

Та обернулась, все еще сжимая в пальцах монетку, которую норовил вырвать у нее настырный попрошайка, и, увидев меня, слегка склонила голову к плечу, послав безмолвный вопросительный взгляд.

– Извините, я… Прошу прощения… Не могли бы мы с вами поговорить?

– Со мной? – удивилась женщина. – Я вас не знаю.

Вблизи она оказалась примерно моего возраста, может, чуть старше, но не намного. На лице – минимум косметики, что бросается в глаза так же, как и ее избыток. Короткая стрижка, но она явно принадлежала к тому типу женщин, которым к лицу «мальчишеские» прически.

– Я вас тоже не знаю. Давайте немного отойдем, здесь не очень удобно говорить.

Мы отошли подальше, женщина вынула из сумочки пачку тонких сигарет, закурила, спрятала пачку и, опять же не тратя лишних слов, вопросительно взглянула на меня. Я, в свою очередь, молча вытащила удостоверение и протянула ей.

– Адвокат? – Брови женщины удивленно взлетели. – Из самого Киева? И кто же ваш клиент?

– Пока никто. Я здесь по личному делу…

– На кладбище даже официальные лица бывают по личным делам. Смерть, похороны – что может быть более личным?

– Верно. Но такая смерть, которая выпала на долю этого господина, – я кивнула в сторону кладбища, – называется зверским убийством. А убийство нигде и никогда не считалось личным делом.