Дочь короля эльфов - Лорд Дансени

В один из вечеров, едва только он успокоил поглаживанием самого нетерпеливого пса, из-за сумеречной границы выскользнул огромный белый единорог, все еще жующий изумрудные стебли лилий, какие никогда не росли в полях, которые мы знаем. Сама белизна, он плавно скользил над землей, и его ноги ступали по траве совершенно бесшумно. Углубившись в наши поля всего на пять или шесть ярдов, единорог замер, неподвижный, словно лунный свет, и прислушивался, прислушивался, прислушивался. Орион даже не шелохнулся, сдерживая собак благодаря каким-то своим особым способностям, не то благодаря лишь их собственной собачьей мудрости. И через пять минут единорог сделал один или два коротеньких шага вперед и принялся щипать высокую и сладкую траву Земли. Как только он сдвинулся с места, как из-за плотной темно-синей границы Страны Эльфов появились остальные. Их было пять, и всем им хотелось попастись. Орион стоял неподвижно и ждал.

Понемногу единороги отходили все дальше от сумерек, хрупая сочной и высокой земной травой, по которой все пятеро разбрелись в тишине безветренного вечера, но если лаяла где-то собака или смущенно кукарекал припоздавший петух, они тут же настораживались, вскидывали головы и стояли, прислушиваясь, не доверяя в человеческих полях ничему и не осмеливаясь заходить слишком далеко.

Но наконец один из единорогов – тот самый, что первым пересек границу зачарованной земли – забрел подальше, и Орион рискнул забежать между ним и сумеречным барьером, отрезая животному дорогу назад, в спасительную Страну Эльфов. И собаки, конечно, последовали за ним. Если бы Орион отнесся к погоне несерьезно, если бы он охотился из прихоти или из праздности, а не ради любви к этому древнему искусству, которую способны испытывать лишь настоящие охотники, тогда бы Орион потерял все. Его гончие стали бы преследовать ближайших к ним единорогов и, конечно, упустили бы их, так как эти звери недостаточно далеко отошли от границы, за которой они сразу бы стали недосягаемы для охотника. А если бы гончим вздумалось пробраться за единорогами в Страну Эльфов, то они бы там пропали, и труды целого дня, несомненно, пошли бы насмарку. Но Орион твердой рукой повел всю свору в погоню за самым дальним единорогом, внимательно следя за тем, чтобы ни одному псу не пришло в голову погнаться за каким-нибудь другим; и стоило кому-то из своры отвлечься, как Орион пускал в ход кнут, который держал наготове. Лишь благодаря этому ему удалось отогнать единорога еще дальше от границы Страны Эльфов, и вот тут-то его свора взялась за жертву всерьез, так как это был уже второй единорог, которого псам предстояло гнать по полям, которые мы хорошо знаем.

И как только единорог заслышал топот их лап и, поведя глазом в сторону, увидел, что ему никак не вернуться к своим зачарованным горам, он мощно оттолкнулся от земли четырьмя копытами и, словно пущенная из лука стрела, полетел прочь, стелясь над травой и едва касаясь ногами знакомых нам полей. Достигнув живой изгороди, он, казалось, даже не притормозил и не подобрался перед прыжком, а без всяких видимых усилий взмыл и снова ударился в галоп, едва приземлившись с другой стороны.

В самом начале погони свора оставила Ориона далеко позади, благодаря чему он получил возможность маневрировать, вспугивая единорога всякий раз, когда тот намеревался описать дугу и повернуть обратно к Стране Эльфов. И каждый раз, когда зверь бросался в сторону, Орион немного нагонял своих псов. И после того, как он в третий раз не дал животному вернуться назад, единорог уже больше не пытался обмануть свору, а понесся по прямой, и лай собак будил сонную тишину позднего вечера, как водовороты на поверхности спящего озера указывают путь какого-то невидимого ныряльщика. Мчась галопом, единорог настолько обогнал собак, что Орион только изредка видел его далеко впереди – белое пятно, мелькающее на склоне холма в сумерках. Но вот зверь достиг гребня и вовсе пропал из вида, и только его незнакомый, сданный запах, ведший собак, словно песня, остался на траве, и он был так ясен, что свора ни разу не сбилась со следа, и лишь встречавшиеся на пути ручьи заставляли ее замедлить бег. Но и тогда чуткие носы не подводили, и гончие устремлялись по вновь отысканному следу еще до того, как Орион успевал прийти к ним на помощь.

Пока продолжалась эта неистовая гонка, последний свет дня погас и небеса потемнели, готовясь к появлению звезд. А как только на небосводе вспыхнули первые редкие звезды, от потоков и ручьев поднялся белесый туман, растекшийся над полями плотной пеленой, за которой нельзя было бы заметить единорога и в двух шагах.

Изредка охота проносилась мимо уединенных, молчаливых ферм, укрывшихся в тени вязов, которые, казалось, сами спали крепким сном. И от всех, кто скитается в ночных полях, фермы были отгорожены изгородями из молодого тиса, и этих домов Орион никогда прежде не видел. И не увидел бы, если бы по чистой случайности след единорога не привел его к их порогам.

При их приближении во дворах заходились лаем собаки, и долго потом эти бдительные сторожа продолжали взлаивать и взвизгивать, так как плывущий в воздухе запах диковинного зверя, стремительный топот погони и азартные голоса своры говорили, что тут происходит что-то странное. Поначалу сторожевые псы лаяли, потому что им тоже хотелось поучаствовать в этом удивительном приключении, а потом – для того, чтобы предупредить хозяев о появлении чужих, и их тревожные голоса еще долго будили тишину позднего вечера.

Один раз, когда они огибали маленький домик, окруженный зарослями старой акации, дверь его внезапно распахнулась, и на пороге появилась какая-то женщина, которая в изумлении глядела, как они проносятся мимо. Скорее всего, в темноте она видела одни лишь серые тени, но Орион сумел заметить уют теплого дома и оранжево-желтый свет, что лился из открытой двери в холод ночи. И это зрелище показалось ему настолько приятным и соблазнительным, что Орион ненадолго задумался о том, как было бы славно передохнуть в этом маленьком оазисе человеческого гостеприимства, открывшемся ему среди темных, выстуженных полей, но гончие продолжали мчаться по следу далеко впереди, и он последовал за ними. И все, кто жил на хуторах и фермах, тоже слышали, как лай своры проносится мимо и удаляется прочь подобно зову боевой трубы, чье эхо, постепенно стихая, мечется и мечется среди самых отдаленных холмов.

Их приближение услыхала лиса, услыхала и застыла, прислушиваясь; и поначалу она была озадачена, но потом ее острое обоняние уловило запах единорога, и тогда ей все стало ясно, так как по привкусу волшебства в этом запахе лиса догадалась, что собаки гонят какое-то существо из Страны Эльфов.