Стихотворения и поэмы - Эдуард Багрицкий

Вмешательство поэта

Весенний ветер лезет вон из кожи,Калиткой щелкает, кусты корежит.Сырой забор подталкивает в бокСосна, как деревянное проклятье,Железный флюгер, вырезанный ятыо(Смотри мой «Папиросный коробок»).А критик за библейским самоваром,Винтообразным окружен угаром,Глядит на чайник, бровью шевеля.Он тянет с блюдца, — в сторону мизинец, —Кальсоны хлопают на мезонине,Как вымпел пожилого корабля,И самовар на скатерти бумажнойПротодиаконом трубит протяжно.Сосед откушал, обругал женуИ благодушествует:«Ах! Погода!Какая подмосковная природа!Сюда бы Фофанова да луну!»Через дорогу в хвойном окруженьеЯ двигаюсь взлохмаченною тенью,Ловлю пером случайные слова.Благословляю кляксами бумагу.Сырые сосны отряхают влагу,И в хвое просыпается сова.Сопит река.Земля раздражена(Смотри стихотворение «Весна»).Слова как ящерицы — не наступишь;Размеры — выгоднее воду в ступеТолочь; а композиция встаетШестиугольником или квадратом;И каждый образ кажется проклятым,И каждый звук топырится вперед.И с этой бандой символов и знаковЯ, как биндюжник, выхожу на драку(Я к зуботычинам привык давно).А критик мой недавно чай откушал.Статью закончил, радио прослушалИ на террасу распахнул окно.Меня он видит — он доволен миром —И тенорком, политым легким жиром,Пугает галок на кусте сыром.Он возглашает:«Прорычите басом,Чем кончилась волынка с Опанасом,С бандитом, украинским босяком.Ваш взгляд от несварения неистов.Прошу, скажите за контрабандистов,Чтоб были страсти, чтоб огонь, чтоб гром,Чтоб жеребец, чтоб кровь, чтоб клубыдыма, —Ах, для здоровья мне необходимыРомантика, слабительное, бром!Не в этом ли удача из удач?Я говорю как критик и как врач».Но время движется. И на дорогеГниют доисторические дроги,Булыжником разъедена трава,Электротехник на столбы вылазит, —И вот ползет по укрощенной грязи,Покачивая бедрами, трамвай.(Сосед мой недоволен:«Эт-то проза!»)Но плимутрок из ближнего совхозаОрет на солнце, выкатив кадык.«Как мне работать!Голова в тумане».И бытием прижатое сознаньеУпорствует и выжимает крик.Я вижу, как взволнованные водыЗажаты в тесные водопроводы,Как захлестнула молнию струна.Механики, чекисты, рыбоводы,Я ваш товарищ, мы одной породы, —Побоями нас нянчила страна!Приходит время зрелости суровой,Я пух теряю, как петух здоровый.Разносит ветер пестрые клочки.Неумолимо, с болью напряженья,Вылазят кровянистые стручки,Колючие ошметки и крючки —Начало будущего оперенья.«Ау, сосед!»Он стонет и ворчит:«Невыносимо плимутрок кричит,Невыносимо дребезжат трамваи!Да, вы линяете, милейший мой!Вы погибаете, милейший мой!Да, вы в тупик уперлись головой,И, как вам выбраться, не понимаю!»Молчи, папаша! Пестрое перо —Топорщится, как новая рубаха.Петуший гребень дыбится остро;Я, словно исполинский плимутрок,Закидываю шею. Кличет рог, —Крылами раз! — и на забор с размаха.О, злобное петушье бытие!Я вылинял! Да здравствует победа!И лишь перо погибшее моеКружится над становищем соседа.

Происхождение

Я не запомнил — на каком ночлегеПробрал меня грядущей жизни зуд.Качнулся мир.Звезда споткнулась в бегеИ заплескалась в голубом тазу.Я к ней тянулся… Но, сквозь пальцы рея,Она рванулась — краснобокий язь.Над колыбелью ржавые евреиКосых бород скрестили лезвия.И всё навыворот.Всё как не надо.Стучал сазан в оконное стекло;Конь щебетал; в ладони ястреб падал;Плясало дерево.И детство шло.Его опресноками иссушали.Его свечой пытались обмануть.К нему в упор придвинули скрижали,Врата, которые не распахнуть.Еврейские павлины на обивке,Еврейские скисающие сливки,Костыль отца и матери чепец —Всё бормотало мне:«Подлец! Подлец!»И только ночью, только на подушкеМой мир не рассекала борода;И медленно, как медные полушки,Из крана в кухне падала вода.Сворачивалась. Набегала тучей.Струистое точила лезвие…— Ну как, скажи, поверит в мир текучийЕврейское неверие мое?Меня учили: крыша — это крыша.Груб табурет. Убит подошвой пол,Ты должен видеть, понимать и слышать,На мир облокотиться, как на стол.А древоточца часовая точностьУже долбит подпорок бытие.…Ну как, скажи, поверит в эту прочностьЕврейское неверие мое?Любовь?Но съеденные вшами косы;Ключица, выпирающая косо;Прыщи; обмазанный селедкой ротДа шеи лошадиный поворот.Родители?Но в сумраке старея,Горбаты, узловаты и дики,В меня кидают ржавые евреиОбросшие щетиной кулаки.Дверь! Настежь дверь!Качается снаружиОбглоданная звездами листва,Дымится месяц посредине лужи,Грач вопиет, не помнящий родства.И вся любовь,Бегущая навстречу,И всё кликушествоМоих отцов,И все светила,Строящие вечер,И все деревья,Рвущие лицо, —Всё это встало поперек дороги,Больными бронхами свистя в груди:— Отверженный! Возьми свой скарб убогий,Проклятье и презренье!Уходи! —Я покидаю старую кровать:— Уйти?Уйду!Тем лучше!Наплевать!

«Итак — бумаге терпеть невмочь…»

Итак — бумаге терпеть невмочь,Ей надобны чудеса:Четыре сосныИз газонов прочьВыдергивают телеса.Покинув дохлые кустыИ выцветший бурьян,Ветвей колючие хвостыВрываются в туман.И сруб мой хрустальиее слезыСтановится.Только гвоздиТорчат сквозь стеклоДа в сквозные пазыКлопов понабились грозди.Куда ни посмотришь:Туман и дичь,Да грач на земле, как мортус.И вдруг из травыВылезает кирпичЕще и еще!Кирпич на кирпич.Ворота. Стена. Корпус.Чего тебе надобно?ИспоконВеков я живу один.Я выстроил дом,Придумал закон,Я сыновей народил…Я молод,Но мудростью стар, как зверь,И с тихим пыхтеньем вдруг,Как выдох,Распахивается дверьБез прикосновенья рук.И товарищ из племени слесарейИдет из этих дверей.(К одной категории чудаковМы с ним принадлежим:Разводим рыб —И для мальковПридумываем режим.)Он говорит:— Запри свой дом,Выйди и глянь вперед:Сначала ромашкой,Взрывом потомЮность моя растет.Ненасытимая, как земля,Бушует среди людей,Она голодает,Юность моя,Как много надобно ей.Походная песня ей нужна,Солдатский грубый паек:Буханка хлебаДа ковш вина,Борщ да бараний бок.А ты ей приносишьСтакан слюны,Грамм сахараДа лимон,Над рифмой просиженные штаны —Сомнительный рацион…Собаки, аквариумы, семьяВокруг тебя, как забор…Встает над заборомЮность моя.Глядит на тебяВ упор.Гектарами поднятых полей,Стволами сырых лесовОна кричит тебе:Встань скорей!Надень пиджак и окно разбей,Отбей у дверей засов!Широкая зеленьЛежит окрестПодстилкой твоим ногам! —(Рукою он делает вольный жестОт сердца —И к облакам.Я узнаю в немСвои черты,Хотя он костляв и рыж,И я бормочу себе:«Это тыТак здорово говоришь»).Он продолжает:— Не в битвах бурьНынче юность моя,Она придумывает судьбуДля нового бытия.Ты думаешь:Грянет ужасный час!А видишь ли, как во мракВыходит в дорогуОгромный классБез посохов и собак.Полна преступленийСтепная тишь.Отравлен дорожный чай…Тарантулы… Звезды…А ты молчишь?Я требую! Отвечай! —И вот, как приказывает сюжет,Отвечает ему поэт:— Сливаются наши бытия,И я — это ты!И ты — это я!Юность твоя — Это юность моя!Кровь твоя — Это кровь моя!Ты знаешь, товарищ,Что я не трус,Что я тоже солдат прямой,Помоги ж мне скинутьПривычек груз,Больные глаза промой! —(Стены чернеют.Клопы опятьЗалезают под войлок спать.Но бумажка полощется под окном:«За отъездомСдается внаем!!»)

Весна, ветеринар и я