В шкуре зверя - Татьяна Смирнова

Но, присмотревшись, Дзигоро понял, что странная добыча гиен и стервятников еще шевелится. Возможно, это было агонией. В любом случае, это стоило увидеть. Все, что происходит в мире, может чему-нибудь научить, если человек достаточно терпелив и смиренен, дабы учиться. Дзигоро подошел ближе.

Добычей стаи оказался пес.

С первого мгновения он поразил Дзигоро. Начать с того, что он был огромен. Китаец не отличался ростом и могучей статью и, прикинув, что получится, если этот пес встанет на задние лапы, даже слегка присел. Зверь был воистину невероятен. Шерсть, сейчас темная от грязи и крови, местами отливала дивным серо-голубым перламутром. Огромные лапы, напоминающие львиные, едва заметно вздрагивали. Крупная голова, морда со свисающими брылями, яростно ощерившаяся пасть, открывающая устрашающие клыки. Но глаза почти потухли. Пес издыхал и боролся не потому, что надеялся выжить, а лишь потому, что сдача на милость победителя – изобретение человека и принадлежит исключительно ему. Звери не дают пощады и не просят ее никогда. Пока теплится хотя бы слабая искра жизни – надо бороться, а что из этого выйдет – совсем неважно.

Дзигоро подошел и посохом разогнал гиен. Недовольно ворча, полосатые любители падали отползли за камни, но продолжали наблюдать за человеком яркими, хищными глазами.

Китаец наклонился над собакой, не обращая внимания на грозные клыки, и первым делом ощупал позвоночник. Он оказался цел. Дзигоро взялся за задние лапы. Пес глухо предостерегающе зарычал.

– Успокойся, – ровно произнес человек, – я хочу помочь. Я не причиню тебе боли. Твое мужество тронуло меня, зверь. Живое должно жить, а этим полосатым разбойникам придется поискать другую жертву.

Пара стервятников первыми поняла, что обед отменяется. Смерив человека презрительным взглядом, птицы взмахнули крыльями и вскоре исчезли за горизонтом.

Осторожно проведя рукой вдоль позвоночника лежащего на боку зверя, Дзигоро почувствовал провал, как будто кто-то притянул его сухую ладонь к спине собаки. Еще раз внимательно осмотрев громадного пса и не отметив для себя никаких видимых повреждений, Дзигоро теперь уже двумя руками исследовал пространство вдоль хребта животного на некотором расстоянии от него, совершенно не прикасаясь к телу. И снова воронкообразное изменение в равновесии сил притянуло руки Дзигоро.

– Это мог быть камень или… – не договорив, Дзигоро задумался. – Нет, вряд ли это могло случиться. Но если случилось, то для тебя, приятель, лучше был бы камень. Хотя сейчас мы выясним все окончательно.

Дзигоро коротким движением погладил пса за ухом, тот скосил на человека глаз, сверкнув белком, и сдержанно, но внятно заворчал, предупреждая, что терпит присутствие помощника только по необходимости.

– Тихо, тихо, приятель, – до этого легкие, почти невесомые пальцы Дзигоро, точно железные крючья впились в спину обездвиженного животного. Собака взвизгнула от неожиданности, но тут же задохнулась от ярости, Дзигоро одним неуловимо-текучим движением оказался по другую сторону от пса и, взяв его за холку обеими руками, рывком оторвал от земли. Йонард никак не мог предполагать такой мощи в столь тщедушном теле, хотя и видел китайца в деле, в трактире. Дзигоро коленом уперся псу в поясницу и еще раз рванул недвижимое тело на себя. Рык, который не посрамил бы и горного льва, потряс окрестности. Этот негодяй пользуется его беспомощностью! Зря он надеется, что не получит за свою наглость сполна. Одним молниеносным броском Йонард опрокинул человека наземь и припечатал к месту, встав ему на грудь передними лапами. Клыки длиной с хороший кинжал остановились на расстоянии волоса от горла Дзигоро. Серо-зеленые полубезумные глаза уперлись в черные точки зрачков отшельника. Китаец тихо рассмеялся, увидев как оттаивает ледяной оскал звериной морды и болотная зелень глаз становится теплой и прозрачной. Яростный гнев сменился удивлением. Пес вдруг зашатался и рухнул, придавив Дзигоро всей своей тяжестью.

– Я же говорил, тише, приятель, – коротко выдохнул китаец. – Придется попробовать еще раз.

Зверь чуть дернулся.

– Нет, есть и другой способ.

Китаец легко надавил несколько раз за ушами Йонарда и вдоль холки. Подождал, надавил еще раз. К немалому удивлению Дзигоро, все получилось. Пес поднялся и некоторое время стоял, пошатываясь и не решаясь шагнуть. Потом сделал шаг. Второй. Третий. Глаза его все еще были затянуты мутью. Вряд ли он хоть что-нибудь соображал, но так даже лучше – не будет чувствовать боли. Только бы дошел. Только бы в этом израненном теле хватило запаса жизненных сил.

– Пойдем со мной, – тихо приказал Дзигоро, поднимаясь вслед за собакой и отряхиваясь ладонью.

Тихо, мягко, но приказал. Легкое облачко серебристой пыли медленно осело за ним. И пес подчинился. Отчасти из-за магии Дзигоро, а отчасти из-за того, что ему было все равно. Он был уверен, что через двадцать шагов упадет и издохнет, и гиены все-таки им пообедают. Он ошибся. Пес прошел двадцать шагов, потом еще двадцать. И еще. И еще. А сколько их было потом – этого не сумел бы сосчитать не то что Йонард-собака, но и Йонард-человек.

Пес свалился, когда до жилища Дзигоро, просторной и сухой пещеры в горах, оставалось совсем немного, и как ни колдовал китаец – поднять его он не смог. Запас жизненных сил был вычерпан до самого дна, и Дзигоро подумал, что, несмотря на все его усилия, пес все-таки умрет.

Он оставил его, накрыв своим плащом, и отправился к себе, чтобы нагреть воды и приготовить целебную мазь из трав. Дзигоро положился на милость природы. Он не надеялся, что пес выживет. Но действовал так, словно никаких сомнений для него не существовало. Дзигоро решил сделать все для выздоровления собаки, а если пес все-таки умрет, что же, гиены водятся и здесь…

Дзигоро сидел на плоском камне, поджав ноги, неподвижный, как статуя в храме Будды. Над спящим миром висело ожерелье серебряных звезд. Все вокруг дышало покоем, умиротворенностью и пребывало в равновесии. Дзигоро ждал. Так, замерев в полнейшей неподвижности, он мог ждать несколько часов. Но то, чего он ждал сейчас, должно было свершиться через несколько мгновений, об этом ясно говорил просветлевший на востоке край неба.

Вершины точно ожили. Потрясли головами в снежных шапках, повели плечами, сжатыми тесными каменными одеждами. Они стали еще четче, рельефнее, словно наливались силой, питаемой от самых корней земли. Солнце еще не показалось из-за вершин, но оно уже начало свой неудержимый подъем и казалось, что все замерло в напряженной тишине последних мгновений перед началом нового дня.

Горы точно разделяли прошлое и будущее своим вечным присутствием. По эту сторону от них оставалась тьма, холодная голубоватая дымка окутывала предгорье, точно туман беспамятного забвения прошлых бед и разочарований, а там, по ту сторону гор, видимый край неба становился все прозрачнее и прозрачнее, словно очищающаяся от сомнений душа. Два легких, едва различимых облачка вспыхнули вдруг ярким, почти нестерпимым огненным сиянием, и первая нетерпеливая птица вспорола оживающий, сбрасывающий с себя ночное оцепенение, воздух.