Рандеву - Верхуф Эстер

— Она напилась?

— По-моему, есть немножко, — Эрик улыбнулся.

Бастиан покачал головой.

— Я, когда вырасту, никогда не буду пить вино. От него делают всякие глупости.

— И это неприлично, — сказала Изабелла.

— Oui, berk[45], — подтвердил ее новый друг Макс на безупречном французском и состроил гримаску.

Эрик посмотрел на часы.

— Так или иначе, нам пора идти. Уже почти одиннадцать. Детям завтра в школу.

— Не хочу домой! — закричала Изабелла.

Один за другим дети с воплями умчались в гостиную. Наверное, их придется искать. Под столом, за диваном, в туалете. Если Бастиан и Изабелла ставили перед собой такую цель, мне всегда приходилось помучаться, чтобы увести их домой.

Эрик встал.

— Ну, пошли. Ты соберешь наших наследников?

Я нашла Изабеллу и Бастиана в туалете, где они спрятались от меня. Трудно было не найти — хохот стоял на весь дом.

— Сейчас же собирайтесь! — сказала я как можно строже. — Иначе мы здесь в последний раз.

Пустые угрозы.

Домой мы отправились только через час с лишним. Этот вечер поставил передо мной много вопросов. Почему Тео так говорил о Петере? Что Бетти имела в виду, сказав о спорах? Но больше всего вопросов вызывало слово «судимость», резонансом отдававшееся у меня в голове.

Утро. Сквозь маленькое окошко в мою камеру просачивается бледный, холодный свет.

Едва ли я спала сегодня ночью, но паника прошла. У меня было время подумать. Я знала, что сделаю, когда они придут за мной: совсем ничего не скажу. Буду держаться до конца. У меня получится.

Я буду слушать, но не стану реагировать. Ни на что.

Три дня никаких контактов с внешним миром, как сказал полицейский. Сегодня второй день. Останется еще один. Завтра вечером или на следующее утро я могу рассчитывать на встречу с адвокатом. Мне надо поговорить с кем-нибудь, кому можно доверять, кто внимательно меня выслушает, не осудит и разберется, как мне выйти из этой кошмарной ситуации.

Если это еще возможно.

Вздрагиваю от испуга, заслышав в коридоре шаги, которые стихают возле моей двери. В камеру входит вчерашний полицейский.

Он говорит что-то, чего я не могу понять. По его нетерпеливому жесту догадываюсь, что должна идти вместе с ним.

25

— Петер знает, — сказала я.

Был вечер пятницы, девять часов. На заднем сиденье припаркованной в переулке машины две полные сумки ждали, когда я поеду домой. Здесь, в комнате Мишеля, в окно стучал ноябрьский дождь. Мишель лежал рядом со мной в постели, откинувшись на подушки, и курил самокрутку. Он небрежно обнимал меня за плечи. Мое тело все еще пылало, кожу пощипывало, но будильник на полке был неумолим — тикал и тикал, а нам еще многое предстояло обсудить.

— У меня проблемы… — я сделала паузу.

— Ты с ума сошла.

— Вчера за столом он завел разговор о француженках, которые делают вид, будто они хорошие матери и верные жены, а сами направо и налево изменяют мужьям.

Мишель пожал плечами.

— Ну и что?

— Он… Мне показалось, что он сказал это умышленно. Эрик сидел тут же. Остальные тоже.

— Это ты так думаешь. — Мишель улыбнулся. — Петер не такой.

Я прижалась щекой к его груди.

— А может, и такой.

— Симона, Петер мне как отец. Он никогда меня не осуждал, принимал таким, какой я есть. При том, что я никогда не был пай-мальчиком. На мне клеймо, знаешь ли. И все-таки он оказал мне доверие, как и Брюно, и Пьеру-Антуану, и другим… Нет, Симона, Петер не такой, как ты предполагаешь. Правда. Он же и мне создал бы проблемы. Ты хоть об этом-то подумала?

Послушать Мишеля, так Петер просто святой. А я не была в этом уверена. Даже наоборот.

— Кстати, у тебя тоже есть судимость? — спросила я.

Он глубоко затянулся.

— У меня?

Я кивнула.

— Мне не хотелось бы рассказывать.

— Я хочу знать.

— Тем хуже для тебя. Извини.

Настроение у меня слегка испортилось. Если хорошенько подумать, это я могу все потерять, а не он. Я искоса посмотрела на Мишеля. Он затянулся самокруткой и провожал дым взглядом, будто погрузившись в мысли и обдумывая то, что сказал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Рассматривая его и следя за малейшим движением, я вслушивалась в себя и не могла поверить в то, что на его совести было что-то серьезное. Для этого он казался мне слишком разумным, слишком спокойным и слишком уравновешенным. Если бы кто-нибудь сказал мне, что Брюно совершил нечто предосудительное, я бы, пожалуй, не удивилась. Я много раз видела Брюно разозлившимся на Пьера-Антуана, который был так же вспыльчив, как и он сам. Это всегда происходило по пустякам, но в такие моменты на лбу Брюно вздувались вены, а его глаза метали молнии. Каждый раз Мишель бросал инструменты, чтобы вмешаться. При этом он начинал их уговаривать, крепко держа за плечи того или другого, пока они не успокаивались.

Мишель благотворно влиял на парней, на атмосферу в бригаде. Из-за одного этого, а еще потому, что он хорошо обходился с Пиратом и всегда улыбался Бастиану и Изабелле, я не могла поверить, что он способен на зло.

Он погасил самокрутку и повернулся ко мне. Уткнулся лицом в грудь. Начал целовать.

— Иди ко мне! У тебя такое красивое тело!

Я не двигалась.

— Я хочу это знать.

— Зачем? — этот вопрос он задал тихо, продолжая меня ласкать.

Мое тело жило отдельно от головы — оно бурно реагировало. Я вздрагивала от его прикосновений, его языка, его рук.

— Затем, что хочу получше с тобой познакомиться, — ответ прозвучал не очень убедительно.

Его шершавые пальцы ласкали мою грудь.

— Ты меня знаешь.

— Нет, я знаю только твое тело, — прошептала я, чувствуя, что начинаю упускать смысл происходящего, что медленно проваливаюсь. — Это… это другое.

Он усмехнулся. Его голова исчезла под одеялом. Я запротестовала, попыталась выбраться из-под него, но он схватил меня за бедра, удерживая на месте. По моему телу медленно, но настойчиво пробегали волны, и я уже больше ни о чем не думала.

Половина десятого. Вернуться домой в десять не удастся.

Одевалась я машинально. Мишель тоже потянулся за своей одеждой.

— Я с тобой.

Он схватил куртку, висевшую на двери.

Мы спустились по лестнице. Навстречу шел мужчина — лицо угловатое, волосы собраны в хвостик. Поравнявшись с нами, он на ходу пожал Мишелю руку. Я заметила татуировку на его запястье — беспорядочные синие полосы и символы.

Меня он не разглядывал.

На улице было свежо, если не сказать просто холодно. Мишель обнял меня.

Возле машины мы остановились. Я поискала ключи в сумочке.

— Ты придешь на следующей неделе?

— Может быть.

— Может быть?

В переулке было темно. Я едва различала его лицо. Зато отлично чувствовала запах. Парфюмерная фирма, которая сумела бы заключить во флакончик чуть-чуть Мишеля, быстро вышла бы в лидеры рынка.

— Боишься, — он смотрел очень серьезно.

— Я спрашиваю тебя о чем-то. Для меня это важно, а ты просто не отвечаешь.

Он приподнял плечо и отвел глаза.

— В этой истории мне нечем гордиться, вот и все.

— Мишель, у меня очень много вопросов. Я всякое слышала о Петере. И хочу знать, что ты о нем думаешь… А еще хочу знать, что ты натворил.

Внезапно раздался сигнал клаксона, он разнесся по всему переулку. Мы обернулись, но машина уже уехала.

— Давай поговорим об этом на следующей неделе, — Мишель смотрел мне прямо в глаза.

В понедельник опять приедет Петер.

Еще три ночи не спать.

— Нет, я хочу узнать раньше.

— Тогда приходи в воскресенье.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я заколебалась. Смогу ли я в воскресенье уехать просто так, одна?

— Я… я не знаю. А Брюно в воскресенье не будет дома?

Мишель достал из внутреннего кармана кисет с табаком.

— У одного моего друга есть караван. Он им не пользуется, прицеп стоит без дела. Если я туда зайду и ты тоже придешь, об этом никто не узнает, в том числе Брюно.