Завтрашние мечты - Хизер Кэлмен

Уставившись на него и на букетик с таким изумлением, словно он в короткой юбочке танцевал канкан, Пенелопа с трудом произнесла:

— Что ты здесь делаешь?

— Разве ты забыла? — Он прижал цветы к груди и печально вздохнул. — Ты поразила меня!

Она нахмурилась, услышав такой игривый ответ. Что это на него нашло? Если бы она не знала его, то могла бы поклясться, что он ухаживает за ней.

Сет нежно и открыто улыбнулся.

Сердце у нее упало. Он не улыбался ей так с той самой ночи в Дельмонико, когда они отмечали три месяца своей помолвки. Как оказалось, это была их последняя романтическая ночь, проведенная вместе.

Сет был само очарование в тот вечер. Решив позабавиться, он вызвал ее на состязание: кто съест больше устриц и выпьет больше шампанского. Проглотив тридцать девять устриц и выпив три бутылки прекрасного шампанского, они оба так объелись, что не могли двигаться и совершенно…

— Сет Тайлер! Ты пьян? — Пенелопа приподнялась и подозрительно принюхалась.

Он выдохнул, обдав ее губы теплом своего дыхания.

— Да, — отозвался он. — Я опьянен твоей красотой, я охмелел от твоей нежности, и… — его лицо находилось так близко, что она могла своими губами ощущать движение его губ, — я потерял голову от счастья быть рядом с тобой.

Напор и обаяние Сета захватили Пенелопу врасплох, она не знала, как вести себя, и только беспомощно смотрела ему в глаза. Ей часто доводилось слышать, что глаза — зеркало души, и красивые глаза Сета, изменчивые, как окраска хамелеона, подтверждали, что этот афоризм не пустые слова.

К примеру, когда его глаза становились нежно-зелеными с темно-коричневым ободком, а золотистые искорки окружали зрачки, она знала, что он счастлив. В тех редких случаях, когда его зрачки делались черными и блестящими, как уголь, а сами глаза отливали темной зеленью, она вела себя осторожно, по опыту зная, что он недоволен. А становясь темными, как сейчас, неопределенного цвета, но горевшими страстным огнем, они говорили о сильной страсти, возбуждая в ней восторг.

Страсть? Восторг? Она с недоверием отступила назад, случайно наступив каблуком на подол платья, покачнулась и упала бы, если бы Сет не поддержал ее.

Прижав девушку к своей груди, он посмотрел на ее вспыхнувшее лицо и сказал:

— А ты точно знаешь, что не пьяна? Твое лицо просто пылает, да и на ногах ты неуверенно держишься.

— Не смеши меня! — огрызнулась она, вырываясь из его объятий. — Я наступила на подол юбки, только и всего.

Отойдя от него на несколько шагов, она подбоченилась и громко произнесла:

— А сейчас почему бы тебе не перестать молоть чепуху и не сказать, что тебе от меня надо? Я опаздываю в театр. — Топнув ногой от нетерпения, она сложила руки на груди и посмотрела на него с явной досадой, но болтавшаяся на пальце шляпка придавала ее гневу оттенок комизма.

Слегка улыбнувшись, он перевел взгляд со шляпки на ее сердитое лицо.

— Я и говорю, что должен был прийти ровно в семь, чтобы проводить тебя в варьете, и, — тут он широко развел руками, — вот я здесь.

— Я же сказала тебе, что меня всегда провожает Майлс. — Она погрозила ему пальцем, тем самым, на котором болталась шляпа, и уперла палец ему в грудь, что усилило забавность ситуации.

— Но Майлс ведь не появился? — По натянутому выражению его лица она поняла, что он едва сдерживает смех.

Пенелопа рассерженно посмотрела на шляпу. Дернув несколько раз за непослушную ленточку, она призналась:

— Нет, но я уверена, что он появится с минуты… — Ее руки застыли от неожиданной догадки, и она бросила на него подозрительный взгляд. — Как ты узнал?

Загадочная улыбка заиграла на его губах.

— Считай, что это — предчувствие.

— Предчувствие? Ха! Готова поспорить на свою ленточку-талисман, что ты сделал с Майлсом что-то ужасное, может, связал его и бросил в загон только ради того, чтобы задать свой проклятый вопрос!

— Ну, если мы держим пари, то твоя ленточка стала моей, — Сет расплылся в улыбке. — Кстати, спасибо, что напомнила мне о вопросе. У меня это выскочило из головы.

Пенелопа прикусила язык и недоверчиво посмотрела на него.

— Клянусь всеми святыми, что ты не забыл!

— В таком случае ты снова проиграешь; тебе лучше остановиться, пока не зашла слишком далеко.

Она усмехнулась, окинув его взглядом.

— Пусть так, но я не верю, что Майлс по своей воле позволил тебе проводить меня.

— Он сам так захотел.

— Неужели?

Сет наклонил голову, изучающе посмотрел на нее, потом пожал плечами.

— Ну раз уж ты так беспокоишься о благополучии этого безмозглого нахала, полагаю, придется пренебречь джентльменской деликатностью и сказать правду. Твой провожатый задержался, потому что занят с одной молодой дамой, Алисой Сладкие Губы.

Увидев, как вспыхнуло лицо Пенелопы, он заметил:

— Судя по твоему лицу, ты знаешь, о ком я говорю.

— Я раз слышала о ней, — смутилась Пенелопа, чувствуя, что густо краснеет, так как на самом деле ей многое было известно об этой Алисе. С тех пор как они приехали в Денвер, не проходило и дня, чтобы Майлс не рассказывал ей о своих подвигах с проституткой. После его подробных описаний ей даже казалось, будто она знала эту девицу лично, и это ощущение беспокоило ее. Странно, но еще больше беспокойства принесла мысль о том, что Сет посещает салон Голди.

«Меня не интересует, что делает этот несносный человек», — сурово напомнила она себе. Но, как ни старалась, она не могла отрицать, что это ей небезразлично. Хуже того, она его ревновала, сердце сжималось от неожиданной боли. Ее чувства к Сету остались неизменными, несмотря на тот неоспоримый факт, что днем он посещал бордель. Как иначе смог он узнать про Майлса и Алису? Свидание в салоне Голди, вероятно, и было тем делом, о котором он упомянул в аптеке.

Боясь встретиться с его взглядом, чтобы не показать свою боль, она занялась шляпкой, которая, как теперь казалось, навсегда осталась висеть на пальце.

— Как ты узнал о Майлсе и Алисе? — не удержавшись, выпалила она. Сет пожал плечами.

— Я был в салоне Шекспира днем, и Монти случайно упомянул о свидании Майлса. Я все прикинул и понял, что тебе нужен кто-то, чтобы проводить в театр. — Верно угадав цель ее вопроса, он наклонился вперед и добавил: — Не бойся, принцесса. Я не был у Голди и ее девиц.

Пенелопа вспыхнула.

— Меня это не волнует.

— Зато меня волнует, — мягко возразил он.

Пенелопа заглянула ему в лицо, совершенно сбитая с толку этим признанием. Его улыбка была такой нежной, а в глазах что-то промелькнуло. Неужели сожаление? Растерянная и смущенная, она тихо спросила:

— Почему?

Сет взял ее за руку, чтобы получше рассмотреть затянувшийся на пальце узел.