Достояние леди - Элизабет Адлер

– По-моему, вы совершили ошибку в выборе профессии, – холодно процедила Джини. – Вам надо было пойти в частные детективы.

– Вы, право, преувеличиваете мои способности, – улыбнулся Кэл. – Впрочем, хватит обо мне. Давайте лучше перейдем к делу.

Джини внимательно посмотрела на Уоррендера: его взгляд потерял былую мягкость и доброту, он уже не походил на рыжего сеттера. Этот человек требовал отчета, и она поняла, что от его вопросов никуда не скрыться.

– Я не обязана отвечать на ваши вопросы, – пыталась было робко возразить Джини.

– Ошибаетесь, – парировал Кэл, в его голосе послышались металлические нотки. – Все, что так или иначе связано с нашим вчерашним разговором, входит в круг моих интересов, и вы обязаны помогать мне. Неужели вы забыли о нашем уговоре? Мне нужно узнать, о чем вы беседовали с Соловским. А вы? Вы улетели в Германию, не сочтя нужным предупредить меня! Да вы понимаете, чем это вам грозило? И потом: разве мы перестали быть союзниками?

– Нет, не перестали, – Джини отвела взгляд от Уоррендера и принялась за большое пирожное.

– Разве можно такой изящной девушке есть такую жирную пищу?! – улыбнулся Кэл. – Неужели вы забыли о холестеринах, калориях и прочей чепухе?

– Будь по-вашему! – Джини положила пирожное обратно на тарелку. – Соловский хотел, чтобы я помогла ему.

– А вы?

– Я согласилась, в обмен на некоторые услуги с его стороны.

Кэл снова посмотрел на Джини, но она отвела взгляд.

– Все очень серьезно, Джини, – сказал Кэл. – Поймите, я ваш друг, я всегда на вашей стороне, и я обязан предупредить вас: нельзя давать таких обещаний типам вроде Соловского и потом нарушать их.

Джини пожала плечами.

– Вы считаете, что это серьезно? А почему, собственно говоря? Он в конце концов – мужчина. Как, впрочем, и вы…

– Не совсем, – возразил Уоррендер. – В первую очередь Соловский – русский, а потом уже – мужчина.

– По-моему, я ни на йоту не отступила от нашего уговора. Я ведь стараюсь принести пользу Родине… Нашей с вами общей Родине. Соловский попросил меня о том же, что и вы. При этом, он почти ничего не открыл мне. Впрочем, о миллиардах он проговорился.

– Правда? Но почему вы все-таки решили улизнуть из Женевы, не предупредив об этом меня?

– Просто я от природы очень нетерпелива. Мне хотелось начать расследование как можно скорее. И потом, мне нужно было сообщить руководству об изменениях в моих планах. Я собиралась позвонить вам сразу же по прибытии в Дюссельдорф.

– Допустим. Что же вы собираетесь делать сейчас?

– Я… я еще не решила… Как только мне придет в голову какая-нибудь мысль, я немедленно сообщу вам.

Кэл кивнул и посмотрел на часы.

– Отлично, – сказал он. – Пожалуйста, не теряйте меня из виду. Мне тоже надо кое-чем заняться. Вы, наверное, хотите спать – вам ведь так и не удалось вздремнуть этой ночью, не так ли? Давайте договоримся так: вы позвоните мне завтра утром, и мы все обсудим.

Джини поняла, что разговор окончен. У Кэла были другие дела. Она встала и направилась к выходу. Вдруг на полпути она остановилась:

– Но…

– Что «но», Джини Риз?

В его карих глазах не оставалось и следа гнева, Джини облегченно вздохнула.

– Я… я подумала, что вы на меня страшно сердитесь… Поймите, Кэл, я старалась сделать как можно больше. Видите ли, я не привыкла работать с напарниками. Предпочитаю все делать сама. От начала и до конца.

– Как хотите. У меня к вам одна-единственная просьба. Пожалуйста, не исчезайте без предупреждения. А то я волноваться буду.

Джини вернулась в свой номер. Как же устала она за эти сутки! С одной стороны, ей было немножко обидно, что Кэл не предложил ей поужинать вместе, с другой – она прекрасно понимала, что едва ли у нее хватило бы сил просидеть с ним целый вечер. Слишком много событий произошло за этот короткий отрезок времени, слишком много перемен в ее жизни. Единственное, что ей было сейчас нужно – это поспать. Завтра она обязательно найдет того человека, который приобрел изумруд Ивановых. Она найдет его и попытается узнать, кто поручил ему сделать эту покупку. Она постарается докопаться до истины. А Кэл Уоррендер немножко подождет. Наступит время – и она ему все расскажет.

Мэриленд

Мисси приколола к платью брошь с пятью бриллиантовыми перьями и посмотрела в зеркало, любуясь бесценным украшением. Она прикоснулась пальцем к золотой волчьей голове и вспомнила тот день, когда Миша подарил ей эту брошь. Это был один из самых счастливых дней в ее жизни! А потом, когда она испугалась, что потеряла брошь… Тогда Мисси казалось, что все пропало! Слава Богу, брошь нашлась. Теперь это была одна из самых дорогих вещей Мисси О'Брайен – вместе с фотографиями князя Михаила, маленькой Азали и ее любимицы Анны…

Разумеется, у нее были и другие украшения, но эта брошь олицетворяла ее любовь к Мише и целую эру – эру дореволюционной России. Когда она покинула эту страну, где нашли себе вечный покой ее отец и возлюбленный, в жизни Мисси начался новый период – юность закончилась.

Мисси обвела взглядом свою тихую уютную комнату: стены были оклеены обоями персикового цвета, на окнах висели шелковые занавески, на полу лежал мягкий восточный бежевый ковер. На стенах были развешаны ее любимые картины, в камине, отделанном мрамором, мерцал огонек… А там, за окном, простирались зеленые луга, небольшие рощицы; ярдах в ста от дома раскинулось чистое озеро, в котором плавали лебеди и дикие утки. Какое огромное расстояние – расстояние в неполные семьдесят лет – отделяло Тихие Поляны от Константинополя, куда Мисси добралась в конце 1920 года.

Константинополь

Они добрались до турецкой столицы, имея в кармане всего несколько рублей, которые дал им в дорогу Тарик. Вскоре и эти деньги были потрачены – беглянки вынуждены были отдать их за крошечную комнатку в бедном деревянном домишке, прилепившемся к склону одного из холмов над бухтой Золотой Рог.

Софья распорола юбку Мисси и передник Азали, достала оттуда спрятанные драгоценности и отнесла их одному китайскому торговцу, который, покрутив их в руках, с наглым видом заявил, что изящные оправы не представляют для него никакого интереса и он согласен платить только за камни. За целый мешок драгоценностей он предложил княгине сумму, равную всего-навсего двумстам американским долларам. У Софьи не было другого выхода, и она согласилась.

Старая княгиня совершенно справедливо полагала, что оставаться в Константинополе небезопасно: город кишел агентами большевиков. Надо было ехать дальше, в Европу. Мисси было поручено купить новую одежду: дешевую, скромную и практичную – и через несколько дней путешественницы садились на вокзале Сиркечи в Восточный экспресс, отправлявшийся в Вену.