Конец заблуждениям - Кирман Робин

– Я принесу нам выпить. Хочешь немного чили?

– Спасибо, я не голодна. – Вайолет ушла за напитками, а Джина придвинула табуретку, которая была единственной вещью, где можно было сидеть в комнате Вайолет, не считая матраса. – Итак, что нового в твоем фиаско со змеями? – спросила она подругу, которая вернулась с напитками. Джина предпочла начать издалека, поэтому некоторое время она слушала историю инцидента, ставшую причиной закрытия последнего шоу Вайолет – современного пересказа «Адама и Евы», во время которого живая змея сбежала в квартиру наверху. У женщины в квартире случился приступ паники – по крайней мере, так она утверждала, – и после этого семейный адвокат посоветовал Вайолет немного затаиться, поэтому она воспользовалась приглашением принять участие в театральной конференции в Праге. Находясь там, Вайолет познакомилась с группой молодых сербов и хорватов, спасавшихся от боснийской войны. Когда она вернулась в Нью-Йорк, у нее с собой были аудиозаписи их рассказов, которые она намеревалась воспроизвести на фоне танцевальной пьесы. Она хотела, чтобы Джина поставила хореографию и выступила.

– Хорошие новости о боснийских беженцах, – начала Вайолет, меняя тему. – Я подала заявку, и, прикинь, Kitchen хочет, чтобы постановка стала частью их программы на осеннем фестивале.

– Фантастика! – воскликнула Джина, разделяя восторг Вайолет, надеясь, что хорошее расположение духа сделает ее подругу великодушной. – Я тоже думаю о шоу, работаю над идеей, но должна сказать, что нахожусь на высоте, только когда работаю вместе с Дунканом.

На мгновение все пространство стало подозрительно тихим. Джина вздохнула с облегчением, когда стук возобновился и Вайолет снова заговорила.

– Проблема в том, – медленно начала она, – что я уже договорилась с другим композитором.

– Кем бы он ни был, я уверена, что он не справится с работой лучше, чем Дункан. – Джина не знала, как попросить подругу иначе, и не была уверена, что та уступит. Вайолет не горела желанием работать с Дунканом, которого считала негибким. Даже Джина вынуждена была признать, что другим людям сотрудничать с ним порой было трудно, хотя с ней у него вполне получалось. Если бы только у него был шанс снова поработать с ней! Это могло бы дать ему необходимый импульс. – Послушай, все, о чем я прошу, это чтобы ты позволила ему попробовать. Если тебе не понравится, то возьмешь того, другого. Я даже не буду возражать.

Вайолет посмотрела на нее и склонила голову набок.

– Забавно, на самом деле. Из всех людей, которых я знаю, – сумасшедших, шумных, напористых, – не думаю, что есть кто-то, кому труднее сказать «нет», чем тебе.

– Спасибо! – почти закричала Джина, и прежде чем Вайолет смогла уточнить, что она еще не сказала «да», Джина заключила свою подругу в крепкие объятия.

Позже тем вечером Джина и Дункан сидели на потрепанном диване, и Дункан, уставший за день, лениво щелкал пультом от телевизора.

– Не знаю, будет ли тебе интересно, – начала она, – но у Вайолет есть новая идея для спектакля. К нему уже проявил интерес художественный руководитель Kitchen. У нее есть концепция, но ей нужны хореография и музыка. Я сказала, что мы могли бы помочь с этим.

– Мы могли бы помочь? – Дункан убавил громкость, повернулся и пристально взглянул на нее. – Под нами ты подразумеваешь себя, поскольку, подозреваю, взять и меня вынудила ее ты.

– Разве это имеет значение? Разве не будет здорово придумать что-нибудь замечательное вместе? – Он молчал. Свет телевизора играл на его встревоженном лице. Джина чувствовала, что его гордость и нежелание принимать помощь Вайолет – и даже ее саму – может взять верх. Она забралась к нему на колени, загораживая экран. – Разве ты не будешь счастлив, если у нас снова появится шанс показать, на что мы способны вдвоем? Уверена, что меня это сделало бы счастливой.

Дункан кивнул, и Джина взволнованно поцеловала его, а потом они занялись сексом – она верхом на нем, не отрывая от него глаз. Ей казалось, что прошло много времени с тех пор, как они так смотрели друг на друга, что в основном секс случался в темноте либо с Дунканом позади нее или над ней, так что она не могла видеть его лица. То, что он мог смотреть на нее сейчас, заставило ее почувствовать уверенность, что она поступила правильно, предположив, что ему нужна помощь, о которой он никогда бы не осмелился попросить сам.

На следующей неделе по завершении репетиций они с Дунканом стали задерживаться после ухода остальных, чтобы воспользоваться несколькими часами, когда студия была свободна. Несколько попыток спустя Дункан начал формировать мелодию, соответствующую тону танца Джины: сначала ей пришла в голову идея представить себя окруженной грозящей ей жестокой силой и в танце прорывающейся сквозь нее. Сочиненная Дунканом пьеса была полна опасности и хаоса, но затем, переложенная в другую тональность, стала чрезвычайно романтичной. Песня о любви, в которой таится угроза.

– Я думаю, это его лучшая работа, – похвасталась Джина подруге, когда пришло время представить той результат.

Несмотря на свою предвзятость, Вайолет была впечатлена, и после того, как она выбрала других танцоров и привлекла дополнительных музыкантов, шоу получилось невероятно эффектным, как и предполагала Джина. В первый вечер их выступления, в начале июня, публика аплодировала стоя. На следующей неделе Вайолет позвонила Джине и сказала ей сдавленным от волнения голосом, чтобы она сходила за экземпляром «Нью-Йорк таймс». Джина нырнула в винный магазин на углу и принесла газету домой. Вайолет все еще была на линии.

– Ты видишь это?

Фестивалю была посвящена страница в разделе искусств, и их шоу стало главной темой обзора:

«Джина Рейнхольд танцует сквозь насилие, словно зачарованная, казалось бы, ничего не замечая, и в то же время потрясенная происходящим. Тайна, окружающая то, что она видит, создает напряжение и приводит зрителя в восторг».

– Ты знаменита, – заключила Вайолет, пока Джина стояла с газетой, дрожащей в руках. Получить признание таким образом было ошеломительно, но ее головокружительное удовольствие было омрачено беспокойством за Дункана: где было упоминание о его музыке, о его таланте?

– Тут ничего не сказано о музыке!

– Нет. И если уж на то пошло, о концепции или направлении тоже не очень много. Только хореография и танцы. Персонально отметили лишь тебя. – Вайолет продолжила объяснять, что последует за этой статьей: – Тебя будут звать танцевать в лучшие шоу, приглашать на всевозможные фестивали.

Джина оказалась не в силах разделить восторг своей подруги, она была слишком озабоченна тем, как сообщить Дункану.

Она чувствовала, что эта новость сокрушит его после всех трудностей, которые ему пришлось пережить. Хотя в других делах она могла быть храброй, ей не хватало смелости сказать что-либо, способное опечалить человека, о котором она заботилась. Джина не была способна на это, когда дело касалось отца, который, по ее мнению, достаточно страдал от душевной боли, и теперь она была не в состоянии сделать это с Дунканом, которого хотела избавить от чувства разочарования.

Джина выбросила газету в урну для мусора на улице, подумав, что лучше всего позволить Дункану сделать открытие самому. Однако, приняв такое решение, она вынуждена была придерживаться его и пережила неловкое воскресенье, в течение которого Дункан бесшумно передвигался по дому, а она изнывала и не могла усидеть на месте. Джина была уверена, что он каким-то образом услышал новость, но притворялся, как и она, чувствуя себя слишком пристыженным, чтобы признаться в своем разочаровании. На следующий день, ощущая себя загнанной в ловушку возникшей шарады и жутко нервничая, она вернулась с репетиции и сообщила невзначай, что кто-то упомянул, что их шоу хвалили в «Таймс».

– Хвалили тебя, – поправил Дункан. Затем он пошел за статьей, которая лежала в его сумке, и Джина сделала вид, что видит ее в первый раз. Она читала медленно, боясь оторвать взгляд от страницы и обнаружить, как Дункан корчит обиженную гримасу. А потом она почувствовала, как его руки обняли ее. – Я очень рад за тебя, – сказал он. – Ты это заслужила.