Яркие пятна солнца - Юрий Сергеевич Аракчеев

Первое утро

Когда я проснулся, на простынях и подушке лежали яркие пятна солнца.

Это было настоящее утро путешествия – в номере маленькой гостиницы в ста с лишним километрах от Москвы, кругом незнакомые люди и городок незнакомый, на первом этаже в укромном месте под лестницей стоит и ждет меня мой нагруженный велосипед.

В номере было пять кроватей, на одной из них еще кто-то спал, около другой стоял высокий мужчина с зеркальцем в руках и брился. На столике посреди номера лежали грибы.

Первое, что я почувствовал, когда поднялся с кровати, было ощущение новизны, свежести и какая-то тихая, спокойная уверенность в непременном везении. После вчерашнего откоса мышцы слегка болели, но эта спортивная полузабытая боль была приятной. И радостно было думать, что сегодня опять предстоит дорога.

Выезжал я из Тарусы по той самой крутой улице с белым булыжником, по которой ходил вчера вечером, но сегодня, при свете дня, она уже не казалась такой волшебной, а дойдя до перекрестка – улица была слишком крута, и велосипед пришлось вести рядом, – я даже не свернул направо, чтобы посмотреть на деревья. За этим, первым подъемом последовал еще подъем, снова пришлось идти шагом, а в одном месте слева открылась опять широкая, голубоватая от утреннего тумана, панорама Оки.

Проехал мимо какой-то церкви, началось поле с поваленной изгородью («По этой дороге на Паршино ехать?» – спрашивал несколько раз. «По этой, по этой, так прямо и едьте», – отвечали мне), лесок, а потом дорога вдруг неудержимо пошла вниз, я едва успевал тормозить, сильно опасаясь за втулку, – звук тормозов был сухой, в Москве я по незнанию забыл залить втулку автолом, – страшно было также за багажник и за рюкзак, очень уж сильно трясло. Пронеслись мимо несколько развесистых берез, высокие сосны. Поворот – и впереди, внизу, влево и вправо распахнулся большой широкий овраг, дорога стремительно неслась к мостику на дне оврага, а за ним прямо и круто взбиралась на ту сторону вверх. В тряске я едва успевал глянуть по сторонам и все-таки почувствовал, что овраг этот необыкновенный.

Я резко затормозил.

Звякнул звонок на руле, скрипнул багажник. Стало тихо, солнечно. В яркой листве берез самозабвенно распевали птицы. И такое спокойствие, такая завершенность были вокруг.

Потихоньку спустился пешком до мостика, придерживая упорно катящуюся вперед и вниз машину, перешел мостик, поднялся немного вверх и опять остановился, завороженный.

Чистая, светлая роща прямых пестроствольных берез, редкие стволы – колонны. Листья наверху – капители, сливающиеся в изумрудный, ажурный потолок, сквозь который свободно проникают солнечные лучи. Внизу не растет кустарник, только низкая редкая трава, и так сухо, что хочется полежать на теплой земле. Светлый сказочный мир…

Так что выехал я из Тарусы благополучно, – правда, довольно долго после мостика пришлось идти в гору пешком, да и на нужную дорогу попал не сразу, заехал сначала совсем не туда, потом опять овраг, а за оврагом наконец первая деревня – Паршино… Но потом начались блуждания, странствия, и стал этот день, 13 августа, одним из самых длинных – и интересных! – дней путешествия.

Было у меня пять маленьких карт, причем две первые, наиболее подробные, трехкилометровые, как раз и включали весь маршрут от Серпухова до Алексина. Но если от Серпухова до Тарусы немудрено было по прямому шоссе доехать, то от Тарусы до Алексина не только шоссе, но и проселочной дороги прямой, оказывается, не было. Намечая маршрут в Москве, я все же нарочно включил стоящий в стороне городок Алексин, к которому и дорог-то толковых нет, да и вообще стоит он на Оке, а я раньше о нем и не слыхивал, разве что встречал упоминание где-то, но и то не уверен.

У кого как, а у меня 13-е число частенько бывает необычным. А 13-е августа почему-то особенно. 13-го августа я убил своего первого тетерева…

А 13-го августа другого года я спас человека, тонувшего в Москве-реке.

Старинный городок Алексин теперь тоже связан в моей памяти с этим числом.

Но прежде чем доехать до Алексина (от Тарусы по прямой совсем недалеко, километров тридцать), я познал прелесть затерянности и неопределенности, когда словно бы нет прошлого, не хочется думать о будущем, но зато есть яркое, солнечное настоящее, ты сам, твои выносливые крепкие ноги (пусть даже одна из них – с эластичным бинтом), послушная тебе машина и – бесконечное переплетение богом забытых дорог, поля, леса, деревни, полевые цветы, колосящаяся пшеница и рожь, струистое море запахов: сенных, хвойных, навозных, цветочных, неожиданные повороты дороги; овраги, пригорки, ручьи и речушки, сонное, сумеречное молчание старого леса, полевое раздолье с чириканьем птиц, зачарованная, монотонная песня лесного ручья, колодцы, крутые подъемы и спуски, жара, солнце, пот – мучительная, отупляющая и невыразимо прекрасная полнота жизни. От Паршина нужно было держать на Шишкино и дальше на Яблоново, как мне сказали в гостинице, но почему-то втемяшились в голову Ладыжино и Алекино́, они были левее, ближе к Оке, а река эта по-прежнему притягивала, гипнотизировала меня. Перед самым Паршиным, после оврага, я свернул влево по асфальтированной дороге, решив, что раз уж тут есть асфальт, то есть и все основания ехать по нему, держась ближе к Оке. Правда, дорога эта была какая-то странная, слишком прямая, и, когда впереди показался «Запорожец», едущий навстречу, я остановился, дождался его и прокричал в окно кабины: «Куда эта дорога, не скажете?» Кургузый автомобильчик остановился, из окна высунулся интеллигентный мужчина и сказал, что дорога эта идет в пионерский лагерь, а там заканчивается тупиком. За «Запорожцем» появился «Москвич», он тоже притормозил, пассажиры его высунулись, начались расспросы, я сказал, что в Одессу, и опять увидел удивленные, доброжелательные глаза. Мне теперь нравилось говорить, куда еду…

Милитриса Кирбитьевна

Женщина, встретившаяся на окраине деревни Паршино, сказала, что нужно держаться правее, «вон по тому большаку», – Ладыжино останется слева, а Шишкино справа, ни туда, ни туда не надо сворачивать, а все прямо и прямо по «большаку», а я, еще когда слушал ее, тоскливо глядел на «большак», ничем не отличающийся от обыкновенного проселка, и знал уже, что обязательно сверну куда-нибудь «не туда».

Разумеется, так оно и случилось, но когда случилось, мне было почти все равно – я уже расстался с мыслью сегодня проехать Алексин и добраться по «улучшенной грунтовой дороге», как сообщала карта, до большого поселка Ферзиково на полпути от Алексина до Калуги. Потому что от Паршина и начались предалексинские долгие странствия, таинственным образом связавшиеся для меня