Вольные стрелки - Томас Майн Рид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда я проснулся, вокруг меня стоял непроницаемый мрак. Я протянул руки и раздвинул занавес алькова. Ни один луч света не проникал в комнату. Я чувствовал себя свежим и бодрым, – вероятно, я спал долго.
Я пошарил на столике, ища часы. В это время кто-то постучал в дверь.
– Войдите! – крикнул я.
Вошел слуга-негр с лампой.
– Который час? – спросил я.
– Девять часов, сеньор!
Он поставил лампу и вышел. За ним появился другой, неся на подносе золотую чашку.
– Что это такое?
– Chocolate, сеньор! От доньи Хоакины.
Я выпил шоколад и поспешил одеться. Меня беспокоил вопрос, следует ли мне уехать, не простившись. Но все же на сердце стало легче. Утро всегда приносит облегчение страданию как физическому, так и нравственному. Я часто испытывал на себе этот закон природы. Утренний воздух успокаивает тревогу. Восходит солнце, и возникают новые планы, появляется новая надежда...
Я избегал зеркала, не смел подойти к нему.
–Нет, не буду смотреть на того, кого я ненавидел всей душой, на ту, которую любил всем сердцем! Скорее в лагерь!.._
– Мой друг уже встал? – спросил я негра.
– Да, сеньор, он давно встал.
– А! Где же он?
– В саду, сеньор!
– Один?
– Нет, сеньор, ninas (девушки) тоже там.
–Счастливый, беззаботный Клейли: его не мучают ревнивые мысли_, – думал я, заканчивая свой туалет.
Я уже говорил, что Клейли и Мария де Люс вполне подходили друг к другу. Оба были веселы, беззаботны. Встретившись, они сразу почувствовали взаимную симпатию, поняли, что вместе они могут хохотать, танцевать и дурачиться, сколько им вздумается. Они способны дать друг другу слово и затем спокойно расстаться на целый год. Поженятся и заживут беззаботно; встретятся неодолимые препятствия – простятся и расстанутся, не разбивая друг другу сердца. Для таких людей любовь – легкая забава: они обмениваются записочками, смеются над прошедшим, не заботятся о будущем. Такова их любовь.
– Скажи моему другу, когда он возвратится из сада, что я хочу говорить с ним.
– Слушаю, сеньор!
Слуга поклонился и вышел.
Вскоре явился Клейли, веселый и беззаботный, как кузнечик.
– Однако вы, мой храбрый лейтенант, как я слышал, недурно проводите время, – сказал я.
– Я чудесно прогулялся. Этот сад – настоящий рай.
– Что же вы делали?
– Кормил лебедей, – засмеялся Клейли. – Между прочим, ваша красотка что-то не в духе сегодня. Вероятно, потому, что не было вас. Она то и дело оглядывалась на веранду...
– Клейли, потрудитесь приказать людям седлать лошадей...
– Как! Ехать так скоро? И без завтрака?..
– Через пять минут мы выступаем...
– Что случилось, капитан? – забеспокоился лейтенант. – Как же ехать без завтрака? Нет, дон Косме не захочет и слышать об этом!..
– Дон Косме...
Появление самого дона Косме помешало мне договорить фразу. И все же, по его настоянию, я решился остаться.
В столовой я раскланялся с дамами со всевозможной вежливостью, но холодно и сдержанно. Я заметил, что это не ускользнуло от Гвадалупе. Мы сели за стол. Горечь, отравляющая мое сердце, отнимала у меня аппетит, я едва притронулся к кушаньям.
– Вы ничего не едите, капитан? Надеюсь, вы здоровы? – спросил дон Косме, видимо, обеспокоенный странностью моего поведения.
– Благодарю, сеньор, я чувствую себя отлично...
Я избегал смотреть на Гвадалупе, притворяясь, что очень заинтересован сестрою, –обычная уловка обиженных влюбленных. Раза два я, впрочем, взглянул на нее украдкой и каждый раз встречал ее тревожный, вопросительный взгляд. Глаза у нее были заплаканные... Не мудрено – она беспокоилась о брате...
Но, кажется, на ее лице выражается упрек? Ведь вечером я относился к ней совсем иначе, – быть может, ей непонятна причина внезапной перемены в обращении... Неужели и она страдает, как страдаю я?
Встав из-за стола, я вызвал Линкольна и приказал готовиться в дорогу. Вслед за мной в сад вышли сестры в сопровождении Клейли. Дон Косме и его супруга остались в столовой.
Как бы повинуясь инстинкту, Гваделупе и я незаметно приблизились друг к другу. Клейли и Люс оставили нас одних.
Мне очень хотелось заговорить с Люпе, но я не решался начать, приготовившись к самому худшему. Мной овладело такое чувство, точно я стоял на краю бездонной пропасти и заглядывал в нее.
Что может быть хуже неизвестности, которая томит и гложет?
Я обернулся к Люпе. Голова ее склонилась на плечо: в руках она держала цветок апельсинного дерева, обрывая лепестки.
Как прекрасна была она в эту минуту!
– Художник не польстил вам! – заговорил наконец я.
Она с изумлением взглянула на меня.
О, эти слезы на чудных затуманенных глазах!
– Сеньор капитан, что вы хотите сказать? – тихо спросила она.
– Я говорю, что художник отнесся к вам несправедливо. Он верно передал ваши черты, но изобразил вас много старше...
– Художник? Какой художник? Я не понимаю вас!
– Я говорю о вашем портрете, который висит в моей комнате.
– А, о том, что висит у зеркала?
– Да, у зеркала, – нетерпеливо ответил я.
– Но это вовсе не мой портрет, сеньор капитан!
– Как, не ваш?!
– Это – портрет моей кузины Марии де Мерсед. Говорят, мы очень похожи друг на друга.
Мое сердце забилось от радости.
– А что это за джентльмен, портрет которого висит рядом?
– Это дон Эмилио... жених моей кузины... Они... они... huyron... (убежали).
Последние слова она проговорила, отвернувшись. Очевидно, ей было трудно говорить об этом.
– Это – комната кузины. Мы ничего не трогаем в ней, – заговорила она снова.
– А где же теперь ваша кузина?
– Никто не знает...
–Тут кроется какая-то тайна_, – подумал я и не стал допытываться. Мне было довольно того, что я узнал. Я снова повеселел.
– Пройдемся дальше, Люпита, – предложил я.
Она опять взглянула на меня с выражением глубокого удивления. Ей трудно было понять такие внезапные перемены в моем обращении с нею.
Мне хотелось встать перед ней на колени, рассказать ей все, что было у меня на душе. Я снова верил и любил...
Мы шли вдоль guardaraya. Вся природа, казалось нам, говорила лишь о нашей любви. О ней пели птицы, о ней жужжали пчелы. Солнце выглянуло из-за облачка, стало еще светлей и кругом, и в наших сердцах. Все дальше шли мы по аллее. Ее рука сжимала мою руку. Мы были счастливы...
Мы подошли к группе деревьев какао. Одно из них, сломанное бурей, лежало на земле. Мы сели в тени на его толстом стволе. Я не задумывался о будущем. Расчет и колебание не вмешивались в нашу любовь. –Теперь я задам решительный вопрос, – подумал я, – пусть сейчас же решится моя судьба_!
В жизни солдата, полной перемен, нет времени для скучных формальностей, для сложных тонкостей –ухаживания_, флирта...