Юмористические рассказы - Стивен Ликок

- Да что вы, дорогой мой... - начал было я.

Но тут Пещерный человек вдруг изменил свою удобную позу и прервал меня.

- Скорей! Скорей! - прошептал он. - Спрячьте эту проклятую кружку! Разве вы не слышите? Идет она.

Тут и я услышал женский голос, доносившийся откуда-то издалека.

- Вот что, Уилли, - говорила женщина, очевидно обращаясь к Пещерному ребенку. - Немедленно идем домой, и если ты еще раз так вымажешься, я никогда больше не возьму тебя с собой. Так и знай!

Ее голос зазвучал громче. Она вошла в пещеру - крупная, ширококостная женщина в звериных шкурах, - ведя за руку худенького малыша в кроличьей шкурке с голубыми глазами и с мокрым носом.

Я сидел в стороне, так что, войдя в пещеру, женщина, очевидно, не заметила меня и прямо обратилась к мужу.

- В жизни не видала подобного лентяя! - воскликнула она. - Разлегся себе на песочке и покуривает. - Тут она презрительно фыркнула. - А работа стоит.

- Дорогая моя... - начал было Пещерный человек.

- Хватит! - оборвала она его. - Ты лучше посмотри вокруг себя! Комната не прибрана, а ведь скоро полдень! Поставил ты тушить аллигатора?

- Я хотел сказать...

- Хотел сказать! Ну конечно, ты хотел сказать. Только дай тебе волю, ты бы весь день не закрывал рта! Я спрашиваю: поставил ты тушить аллигатора или не поставил?.. Ах, боже мой! - Она увидела меня. - Но почему же ты сразу не сказал мне, что у нас гости? Как это можно? Сидит тут и не говорит, что к нам пришел джентльмен!

Она убежала в дальний конец пещеры и торопливо пригладила волосы, воспользовавшись вместо зеркала большой лужей.

- Ой! - вскричала она. - На кого я похожа!.. Извините за мой вид, добавила она, обращаясь ко мне. - Я наспех накинула на себя эту старую меховую блузку и побежала к соседке. Он и словом не обмолвился, что ждет гостей. Это так на него похоже. Боюсь, нам даже нечем будет угостить вас. У нас ничего нет, кроме тушеного аллигатора. Но если вы останетесь к обеду, тогда, конечно...

Она уже суетилась, эта домовитая, гостеприимная хозяйка, с грохотом расставляя на глиняном столе каменные тарелки.

- Право же, мне... - начал было я. Но я не договорил. Мне помешал внезапный вопль, раздавшийся одновременно из уст обоих - Пещерного мужчины и Пещерной женщины:

- Уилли! Где Уилли?

- О господи! - кричала женщина. - Он ушел один, он заблудился! Скорей, скорей! Надо найти его! С ним может что-нибудь случиться! Как бы он не упал в воду! Скорей, скорей!

Они побежали и вскоре исчезли в темных наружных переходах пещеры.

- Уилли! Уилли!

В их голосах звучала смертельная тревога.

Но не прошло и минуты, как они уже вернулись, неся на руках плачущего Уилли. Его кроличья шкурка насквозь промокла.

- Великий боже! - воскликнула Пещерная женщина. - Он упал прямо в воду, бедняжка. Поскорее, дорогой мой, найди что-нибудь сухое, надо завернуть его. Господи, как я испугалась! Ну, поскорее же, милый, дай мне что-нибудь - я хочу растереть его.

Пещерные родители суетились вокруг ребенка, совершенно забыв о недавней ссоре.

- Но послушайте, - сказал я, когда они немного успокоились. - Ведь в том месте, где упал Уилли, - это в той галерее, через которую проходил и я, не так ли? - ведь глубина там каких-нибудь три дюйма.

- Конечно, - ответили они в один голос. - Но там вполне могло быть и три фута!

Спустя некоторое время, когда Уилли был уже в полном порядке, оба стали снова просить меня остаться отобедать с ними.

- Вы же сами говорили мне, - сказал Пещерный человек, - что хотите собрать кое-какие материалы, касающиеся различия между пещерными людьми и людьми вашего, современного мира.

- Благодарю вас, - ответил я. - Я уже собрал все материалы, какие мне требовались.

ВООБРАЖАЕМОЕ ИНТЕРВЬЮ

С НАШИМ ВЕЛИЧАЙШИМ АКТЕРОМ

(Точнее - с одним из шестнадцати

величайших наших актеров)

Великий актер - а надо сказать, что добиться интервью с ним стоило большого труда, - принял нас в тиши своей библиотеки. Он сидел в глубоком кресле и был настолько погружен в свои мысли, что даже не заметил нашего приближения. На коленях у него лежала кабинетная фотография - его собственная фотография, - и он всматривался в нее, словно пытаясь проникнуть в ее непроницаемую тайну. Мы успели также разглядеть изображавшую Актера прекрасную фотогравюру, которая стояла на столе, между тем как великолепный портрет его, написанный пастелью, свисал на шнуре с потолка. Мы сели на стулья, вынули блокноты, и лишь тогда Великий актер поднял на нас глаза.

- Интервью? - произнес он, и мы с болью услышали оттенок усталости в его голосе. - Еще одно интервью?

Мы поклонились.

- Реклама! - проговорил он, скорее про себя, чем обращаясь к нам. Реклама! И зачем только нам, актерам, вечно навязывают ее, эту рекламу?

- Мы вовсе не собираемся, - начали мы извиняющимся тоном, опубликовывать хоть одно слово из того...

- Что?! - вскричал Великий актер. - Вы не будете печатать это интервью? Не будете публиковать его? Тогда какого же...

- Не будем публиковать без вашего согласия, - пояснили мы.

- Ах, так, - проговорил он устало. - Без моего согласия... Что ж, я вынужден согласиться. Мир ждет этого от меня. Печатайте, публикуйте все, что хотите. Я равнодушен к похвалам и не забочусь о славе. Меня оценят грядущие поколения. Но только не забудьте, - добавил он уже деловым тоном, - не забудьте заблаговременно прислать мне корректуру, чтобы я мог в случае надобности внести туда все необходимые поправки.

Мы поклонились в знак согласия.

- А теперь, - начали мы, - позвольте задать вам несколько вопросов по поводу вашего мастерства. Прежде всего, в какой области драматургии сильнее всего, по вашему собственному мнению, проявляется ваш гений - в трагедии или в комедии?

- И тут и там, - сказал Великий актер.

- Другими словами, - продолжали мы, - ваш гений не превалирует ни в одной из них?

- Нет... - ответил он, - мой гений превалирует и в той и в другой.

- Простите, пожалуйста, - сказали мы. - Должно быть, мы выразились не совсем точно. Мы хотели сказать - если сформулировать нашу мысль яснее, что, по-видимому, вы не считаете свою игру более сильной в одном жанре, нежели в другом.

- Да нет же... - ответил Великий актер, выбрасывая вперед руку (великолепный жест, который мы знали и любили уже много лет!) и одновременно величественным движением львиной головы откидывая львиную гриву со своего львиного лба. - Нет... Я одинаково силен в обоих жанрах. Мой гений требует и трагедии и комедии...

- Ах, вот что! - сказали мы, наконец-то уразумев смысл сказанного. Значит, вот почему вы собираетесь вскоре выступить в пьесах Шекспира воплотить его характеры на сцене?

Великий актер нахмурился.

- Правильнее было бы сказать, что характеры Шекспира найдут во мне свое воплощение, - возразил он.

- О, конечно, конечно, - прошептали мы, устыдившись собственной тупости.

- Я намерен выступить в роли Гамлета, - продолжал Великий актер. - И, позволю себе сказать, это будет совершенно новый Гамлет.

- Новый Гамлет! - вскричали мы в восторге. - Новый Гамлет? Неужели это возможно?

- Вполне, - ответил Великий актер, снова встряхивая своей львиной гривой. - Я посвятил изучению этой роли многие годы. Толкование роли Гамлета было до сих пор совершенно неправильным.

Мы сидели потрясенные.

- До сих пор все актеры, - продолжал Великий актер, - я бы сказал - все так называемые актеры (я имею в виду тех актеров, которые пытались играть эту роль до меня). - изображали Гамлета совершенно неверно. Они изображали его одетым в черный бархат.

- Да, да! - вставили мы. - Это правда: в черный бархат!

- Так вот, это абсурд! - заявил Великий актер. Он протянул руку и снял с книжной полки три фолианта. - Это абсурд, - повторил он. - Вы когда-нибудь изучали елизаветинскую эпоху?

- Простите, какую эпоху? - скромно переспросили мы.

- Елизаветинскую.

Мы безмолвствовали.

- Или дошекспировскую трагедию?

Мы опустили глаза.

- Если бы вы изучали все это, вам было бы известно, что Гамлет в черном бархате - просто нелепость. Во времена Шекспира - будь вы в состоянии понять меня, я бы мог доказать вам это сию же минуту, - во времена Шекспира никто не носил черный бархат. Его попросту не существовало.

- В таком случае, как же представляете себе Гамлета вы? - спросили мы, заинтригованные, озадаченные, но в то же время преисполненные восхищения.

- В коричневом бархате, - сказал Великий актер.

- Великий боже! - вскричали мы. - Да это же открытие!

- Да, открытие, - подтвердил он. - Но это лишь часть моей концепции. Основное преобразование будет заключаться в моей трактовке того, что я, пожалуй, назвал бы психологией Гамлета.

- Психологией! - повторили мы.

- Да, психологией. Чтобы сделать Гамлета понятным зрителю, я хочу показать его как человека, согнувшегося под тяжким бременем. Его терзает Weltschmerz.* Он несет на себе весь груз Zeitgeist.** В сущности, его угнетает извечное отрицание.