Сокровища чистого разума - Вадим Панов

– Почему?

– Герметикон разработал астринги и до сих пор хранит их тайну, – напомнил Мритский. – Кто знает, что им в действительности известно о Пустоте?

Женщина выдержала паузу, во время которой поправила широкополую шляпку, украшенную тремя розовыми цветками, после чего осведомилась:

– Но если действительность столь ужасна, что Герметикон вынужден её скрывать, зачем Пустотой занялись вы?

Мужчины переглянулись.

– И в первую очередь вы, Алоиз, ведь Вениамин, насколько я понимаю, не будет подвергаться риску во время эксперимента.

Легчайший укол достиг цели.

– Я не могу рисковать, я несу ответственность перед Мритией, – улыбнулся губернатор. Но глаза его на мгновение стали холоднее полярного ветра.

– Агафрена, прошу вас помнить, что мы с Вениамином партнёры, – несколько неожиданно, вопреки правилам этикета, требующего не обращать внимания на пикировку супругов, произнёс инженер. – Мы давно поделили обязанности и полностью отдаёмся работе. Что же касается Пустоты… – На губах Алоиза появилась сентиментальная усмешка. – То она всегда меня манила. – Ещё одна короткая пауза. – Обычно первый переход нагоняет на людей страх, а я, как сейчас помню, спросил отца, из чего состоит Пустота. Есть ли в ней леса и реки? И весь переход не отлипал от иллюминатора, стараясь разглядеть Знаки. Мне было одиннадцать.

– Ты настоящий уникум, – покачал головой Мритский, который до сих пор не слышал этой истории. – А Знаки ловил?

– Два раза, – спокойно ответил Холь. – Причём один раз – в скафандре.

– Ты не рассказывал, – поднял густые брови Мритский.

– Я ведь выжил, – пожал плечами инженер.

Он не строил из себя героя, он действительно считал, что глупо обсуждать оставшуюся позади опасность, и корил себя за длинный язык.

– Вы поймали Знак во время ваших страшных экспериментов? – Только тот, кто очень хорошо знал Агафрену, смог бы различить дрожь в её голосе.

– Эксперименты отнюдь не страшные, а очень интересные, – делано рассмеялся Алоиз, изо всех сил давая понять, что говорить не о чем. – К тому же скафандр спроектирован так, что я не могу его снять без посторонней помощи и не могу отцепить страховочный трос. Я находился в полной безопасности, но эксперимент, увы, был сорван.

– Как вы можете так спокойно говорить об эксперименте, во время которого едва не погибли?

Мритский, о присутствии которого Агафрена, похоже, позабыла, вновь потёр бороду, но промолчал, направив взор вниз, разглядывая далёкую землю через решётку площадки.

– А о чём ещё говорить, если не об экспериментах? – удивился инженер. – В конце концов, ради их проведения я изобрёл скафандр… – Сентиментальная усмешка внезапно стала грустной-грустной. Холь вспомнил нечто неимоверно печальное, и показалось, что он прервётся, а то и вовсе остановит лекцию, но Алоиз удержал себя в руках: – Тридцать раз я выходил в Пустоту во время переходов, провёл множество опытов, но не обнаружил ничего интересного, ничего такого, что возбудило бы мой разум.

– Потому что переход, по сути, труба, – вставил Мритский, продолжая смотреть вниз. – Искусственное образование в теле Пустоты.

Возможно, что добавление, явно сделанное с чужих слов, в других устах прозвучало бы жалко, но Вениамин умел говорить веско, и даже Агафрене реплика мужа показалась уместной и важной.

– Возникло предположение: собственно, тоннель имеет весьма опосредованное отношение к веществу Пустоты, опыты в нём ничего не дадут, и я сосредоточил усилия на моменте создания «окна», – вернул себе слово Холь. – Там, где бушующая энергия крутит пространство, формируя межзвёздный тоннель.

– Но «окно» существует недолго, – пробормотала Агафрена.

Лекция, да ещё читаемая непосредственно в зоне эксперимента, рядом с готовыми к работе уловителями, увлекла женщину. К тому же Агафрена получила превосходное образование и понимала всё, о чём говорил инженер.

– Это была вторая проблема, – кивнул Холь.

– Что же вы поставили на первое место?

– Требовалось понять, хотя бы в общих чертах, что за энергия выделяется при образовании перехода и каким образом её можно преобразовать.

– Я думала, речь идёт об электрических разрядах невиданной мощности.

– Всё гораздо сложнее, – уточнил Мритский.

– Эксперименты показали, что мы имеем дело с неизвестным доселе типом энергетического поля, которое я временно обозначил символом «Х», – с энтузиазмом ответил Холь. – И именно под его физические характеристики я разработал систему поглощения и первичного преобразования.

Он провёл рукой по металлическому боку уловителя.

– Но вы ещё не испытывали это устройство? – уточнила Агафрена.

– Собственно, наш эксперимент и призван дать ответ на вопрос, правильно ли я рассчитал параметры Х-поля и систему для преобразования и накопления энергии, – спокойно ответил инженер.

– А если вы ошиблись?

– Давайте не будем о грустном, синьора Агафрена.

– На случай ошибки у нас есть ещё один рундер, – хмыкнул губернатор. – А вот ошибиться во второй раз не хотелось бы.

– Иначе вложения пропадут? – чуть более резко, чем следовало, поинтересовалась женщина.

– Иначе придётся полгода, если не больше, ждать возможности провести следующий эксперимент, – сухо возразил Мритский. – Вложения, которые я уже сделал, слишком велики, чтобы останавливаться, и потому устройству придётся работать, даже если выяснится, что оно совершенно к этому не приспособлено.

Холь громко рассмеялся, через мгновение к нему присоединился губернатор. Агафрена же приняла участие в веселье лёгкой усмешкой, терпеливо дождалась, когда мужчины успокоятся, и продолжила расспросы:

– Как вы решили проблему номер два?

Созданное астрингом «окно», вход в межзвёздный переход, существовало недолго и захлопывалось сразу же, едва цеппель оказывался в Пустоте, а он обязательно оказывался: тоннель в самом прямом смысле втягивал в себя корабль. И именно это обстоятельство – невозможность сколько-нибудь длительной работы с вызванными к жизни силами – являлось, по мнению Агафрены, главной из стоящих перед инженером проблем.

– Решив сосредоточить исследования на процессе создания перехода, мы принялись экспериментировать с открытием «окна», – поведал Холь. – Как вы знаете, синьора, классический межзвёздный переход состоит из двух этапов: сначала астролог наводит астринг на выбранный мир, формируя предварительное соединение, и уж затем приводит в действие машину, открывает «окно» и тем создает в Пустоте тоннель.

– Всё так, – подтвердила Агафрена.

Основные детали происходящего были известны даже тем, кто ни разу в жизни не покидал свою планету: межзвёздные переходы привлекали, манили, о них думали и мечтали. Герметикон не существовал без Пустоты и астрингов, и каждый его житель готов был поддержать разговор о них в любое время дня и ночи.