Маленький оборвыш - Джеймс Гринвуд

- Сядь, - сказала она, видимо удовлетворившись своим осмотром, - и скажи мне: что ты за мальчик?

- То есть как, что за мальчик? - с удивлением спросил я.

- Совсем ли ты испорченный ребенок, испорченный до мозга костей, как все те маленькие негодяи, которые жили у нас?

Она пристально глядела на меня, и я чувствовал, что краснею.

Что ей ответить? Конечно, если бы я был хорошим мальчиком, мистер Гапкинс не взял бы меня к себе.

- Я не знаю, что значит совсем испорченный мальчик, сказал я. - Я думаю, что я не совсем испорчен. Вы спросите лучше у мистера Гапкинса, каков я.

- Долго ты был вором?

- Несколько недель.

- Только недель! А часто сидел в тюрьме?

- Ни разу.

- Ни разу! Есть у тебя мать?

- Была, да умерла, когда я был еще маленьким,

- А отец?

- Не знаю; может быть, и он умер; мне это все равно.

- Он, верно, вор? Почти всегда сидит в тюрьме, а?

- Отец в тюрьме? Кто это выдумал? Он славно задал бы тому, от кого услышал бы такие слова! Мой отец честный человек!

Негодование придало мне смелость взглянуть ей прямо в глаза.

Она улыбнулась.

- Так отчего же ты сделался вором? - спросила она. - Как ты познакомился с Джорджем? Он тебе нравится?

- Да, очень, - поспешил я ответить. - Он очень хороший человек.

- Он хороший человек? - вскричала она со злобным смехом, - Сказать тебе, кто он? Он паук, который незаметно затянет тебя в свою паутину и высосет всю твою кровь!

- Высосет мою кровь?

Горячность, с какой говорила миссис Гапкинс, испугала меня.

- Кровь всякого, кто попадется ему! Он настоящий вампир! Как ты думаешь, зачем он взял тебя к себе?

Если она не знала - зачем, то, пожалуй, Джордж Гапкинс рассердится на меня за то, что я ей скажу.

Если же она знала, то не стоило отвечать ей. Я понимал, что она, поссорившись со своим мужем, хочет восстановить меня против него. Но, вспомнив, как обыкновенно вела себя миссис Берк, я сделался очень осторожен: если я скажу что-нибудь дурное против хозяина, она завтра же, помирившись с ним, все перескажет ему.

Кроме того, убедившись, что она не пьяна, я стал еще больше бояться ее. Все это заставило меня отойти к дверям, с намерением при первом удобном случае убежать наверх и запереться в своей спальне.

- Мы с ним поладили, - проговорил я по возможности примирительным тоном, - я всем доволен; если что не так, об этом можно поговорить завтра утром.

Она несколько секунд глядела на меня с выражением сострадания, смущавшего меня еще больше, чем ее гнев.

- Хорошо, если ты это говоришь только по незнанию, - проговорила она. - Ты доволен! Доволен тем, что тебе придется просидеть в тюрьме несколько месяцев, может быть, несколько лет! Доволен тем, что всю жизнь будешь носить имя, которое сделается позором и для тебя и для всех твоих близких! Положим, у тебя нет ни отца, ни матери; но неужели нет никого, кто был когда-нибудь добр к тебе и о ком ты будешь думать, когда тебя посадят в тюрьму за воровство?

Да, конечно, у меня был такой человек. Я вспомнил миссис Уинкшип. Я вспомнил ту ночь, когда она и Марта приютили, накормили, одели и приласкали меня. Я вспомнил, как она хотела сделать из меня честкого мальчика, и почувствовал, что мне будет очень и очень тяжело, если она узнает, что я сижу в тюрьме за воровство. Но с какой же стати мне этого бояться?

Ведь Джордж Гапкинс обещал выручить меня из всякой беды.

- Я не попаду в тюрьму, - сказал я. - Я уже больше двух месяцев занимаюсь этим делом и ни разу не попадался. А тогда мне еще никто не помогал.

- А теперь ты нашел помощника! - вскричала она. - Он поможет тебе на долгое время засесть в тюрьму. Это его всегдашняя манера. Он тысячу раз говорил мне: "Я никогда не начинаю работать свежими руками, пока не отделаюсь от старых". Каждый мальчик служит у него, пока не станет известен полиции, пока за ним не начнут следить. Понимаешь ты меня теперь?

Трудно было не понять.

- А мистер Гапкинс не то говорил мне, - заметил я. - Он обещал, что не пожалеет никаких денег, чтобы выручить меня из беды.

- Он обещал! Да разве можно верить обещаниям этого обманщика, этого злодея? Слушай, мальчик. Я тебе много рассказала. Ты можешь завтра же выдать меня мужу, и он изобьет меня до полусмерти, Он уже не раз избивал меня. Мне все равно, мне надоела эта жизнь!

Она положила голову на стол и заплакала так горько, что у меня выступили слезы на глазах.

- Пожалуйста, не бойтесь, - сказал я, подходя к ней. - Я ничего ему не скажу. Я не стану вредить человеку, который желает мне добра.

- Я желаю тебе добра, - сказала она, поднимая над столом свое заплаканное лицо. - Все, что я тебе говорила, правда, истинная правда.

- Я вам верю, только посоветуйте мне, что же мне делать?

- Поди ляг в постель и сам подумай. Поди и подумай, куда тебе деться, когда ты убежишь отсюда.

- А если я убегу, он погонится за мной, как вы думаете?

- Придумай такое место, куда бы он не смел гнаться за тобой. Иди ложись и думай об этом. Прощай.

Я вернулся в свою комнату в сильном раздумье.

Хорошо ей было говорить: "Ляг в постель и подумай".

Как я мог думать, когда после всех необыкновенных событий нынешнего дня в голове моей остался какойто хаос? Одно только было мне ясно. Миссис Гапкинс сказала мне правду: ее муж негодяй, и, если я останусь у него, меня ожидает самая несчастная участь.

Я должен бежать, - но куда? Куда он не посмеет гнаться? Куда же это? Этого вопроса я не мог решить.

"Засну-ка я лучше теперь, - сказал я сам себе, - а завтра поговорю с ней об этом. Она, наверно, присоветует мне что-нибудь".

На великолепных часах, подаренных мне накануне мистером Гапкинсом, было восемь часов, когда я проснулся на следующее утро.

Я не слыхал, как мистер Гапкинс возвратился домой, но теперь я слышал скрип его сапог по лестнице, - значит, он был дома. Я ожидал, что он позовет меня, но он, не говоря ни слова, прошел мимо моей комнаты, и через несколько минут я услышал, что он уходит из дому. Я лежал в постели, придумывая, что мне делать, когда я встану, как вдруг уличная дверь отворилась, и я услышал шаги двух мужчин по лестнице. Через несколько времени Джордж Гапкинс вошел ко мне в комнату.

- Ну, Джим, - сказал он, - тебе, кажется, придется быть и поваром, и слугою, и всем на свете: жена заболела.

- И сильно заболела, сэр? - спросил я, вспомнив странное выражение ее лица накануне.

- Так сильно, что я сейчас ходил за доктором. Доктор говорит, что у нее начинается тиф.

Болезнь миссис Гапкинс оказалась нешуточною и продолжалась целых три недели. Во все это время я ни разу не видел ее. Мистер Гапкинс нанял какую-то старушку, которая ухаживала за ней, готовила кушанье и исполняла домашние работы, причем я усердно помогал ей. Другого дела у меня не было. Хозяин не исполнил своего обещания и не думал обучать меня всем тонкостям нашего ремесла. Он так боялся заразиться тифом, что почти никогда не сидел дома. Он обедал вместе со мной в столовой, сидя у открытого окна и беспрестанно нюхая баночку со спиртом.

Затем уходил и не возвращался домой до поздней ночи. Спал он в той же столовой, на диване.

Мое положение было очень недурное. Меня кормили хорошо.

Хозяин всегда давал мне шиллинг, когда я его просил, и позволял мне гулять, где я хочу, от шести до десяти часов вечера. Он не только не научил меня дурному, а, напротив, каждое утро, уходя из дому, говорил мне: "Пожалуйста, ты не берись за работу и не ходи ни в какие дурные места. Скучно тебе - сходи в театр или в концерт. Если тебе нужны деньги, бери у меня, а сам не добывай".

Таким образом, хотя я не забывал совета, данного мне миссис Гапкинс, я находил, что бежать теперь было бы очень глупо.

Кроме того, хотя я не видал моей больной хозяйки, но она часто давала мне мелкие поручения. Я оказывал ей небольшие услуги, и мне казалось, что я поступил бы очень неблагородно, если бы бросил ее, пока она больна.

Через три недели миссис Гапкинс вышла из своей комнаты. Она была страшно худа и бледна, длинные волосы ее были коротко острижены, и на голове у нее был чепчик. Это так обезобразило ее, что я с трудом узнал ее. Мистер Гапкинс, не видавший своей жены уже недели две, был также поражен переменою в ее лице.

- Эким уродом ты стала! - заметил он. - Я на твоем месте не вышел бы из комнаты с такой физиономией.

- Я бы хотела быть еще вдесятеро безобразнее назло тебе! - отвечала она довольно неласковым голосом.

Было ясно, что болезнь миссис Гапкинс не примирила моих хозяев.

Возвратившись на следующий вечер домой, я очень удивился, увидев, что она сидит в столовой вместе с мистером Гапкинсом и какими-то двумя мужчинами. Они все о чем-то весело разговаривали, смеялись и, казалось, были в полном согласии. Впрочем, разговор у них шел, должно быть, деловой, потому что, когда я вошел, мистер Гапкинс указал своим приятелям на меня. Те осмотрели меня с ног до головы, и затем мне было приказано или отправляться спать, или идти еще гулять. Я выбрал первое.