Человек из телевизора (СИ) - Виктор Цой

быстро забыли его, и только Лариса с базара, которой он тоже помогал с «логистикой» — по утрам привозил, а по вечерам отвозил на склад ее тюки с секондхэндом, вдруг звонила ему — предлагала футболку, отличную куртку,

Ей было немного за пятьдесят. Чуть тяжелая располневшая. Она в свое время закончила биофак, работала в Академии, пока понятно, что случилось в 90-х годах. Челночила, растила детей, и Черников подозревал, что она его тоже считает каким-то ребенком. Теперь погодя, он мог вспомнить и объяснить ее расположение к себе, ее вдруг, пирожки и эти всякие свитера, и костюмы. Он только теперь мог оценить, что в последние годы одевался с ее руки и по ее точному вкусу. Да было: они общались и эти почти ежедневные встречи (вернее ежеутренние и ежевечерние, когда он тягал телегу) были для него важным якорем. Утром он пересказывал ей вчерашние вечерние теленовости, а вечером то, что он перечитал в утренних газетах. Она же делилась последними сплетнями. Он вспомнил, как однажды тоже по осени, она помогла ему затолкать тележку на складе, взяла его под руку и предложила на террасе выпить пивасик.

— Николаич, видел бы ты меня молодой, когда я играла в большой теннис. Знаешь, какая была стройная и накаченная. Я вывешивала белье на улицу, и все подростки ходили смотреть на меня сзади.

— Лариса Владимировна. Я это представил и у меня уже перехватило дыхание…

Он вдруг подумал, что всегда есть люди, которые, оказывается, были рядом, и на которых, собственно, и держалась жизнь.

Вот с таким размышлениями он шел выбрасывать кулек с мусором, которого, в общем-то, кот наплакал. Он давно ничего не готовил здесь в Кишиневе, а проголодавшись, залазил в телевизор (как в холодильник) и там, на «телевизионщине», на своей мусорке ел что-нибудь из старых запасов. Он закинул в контейнер кулек и пошел не домой, а куда-нибудь дальше, поеживаясь от холода, пахло паленой листвой, и когда вышел на широкую улицу, его окликнула Эвелина. Она была в тех же джинсах и в той же в куртке и в образе Лены Ведерниковой (но почему-то Черников не сомневался, что это не Лена, а Эвелина).

— Все торчишь в Кишиневе? Я побывала в 76 году, тебя не нашла. А теликов стало еще больше, и я правильно решила, что ты, наверное, здесь.

— А ты выглядишь как в последний раз. Не поменялась.

Она пожала плечами

— Наверное, мне понравился этот образ. Не хочешь куда-нибудь съездить? Например, в 2020 год?

— Почему ты вернулась?

— Может быть, я скоро сломаюсь. Может быть, хочу умереть у кого-нибудь на руках. Я умру — просто выключусь и не включусь, как телевизор, как электрочайник. Я не буду вонять формалином, я буду лежать как кукла, забытая на полу.

— Поехали в Крым, только в сентябре 76.

Вошли они в 76 год через телевизор с наклейкой «23 сентября, 10.34».

Именно, через этот телеящик Черников вернулся после поездки в Крым.

Телевизор на той стороне был, конечно, включен. Уже привычно, пробравшись в квартиру, он вырубил ящик, вещавший без звука. Эвелина еще не была в этой обители Черникова, и внимательно все осмотрела, не выразила никаких восторгов по поводу офисной эстетики, но похвалила за чистоту. Потом она позвонила в справочную аэропорта (притом, что у Черникова отсутствовал телефон). Она говорила вслух, обращаясь куда-то в пространство, вышагивая по паркету в кроссовках, делая остановки и резкие повороты на пятках, акцентуируя речь. Ее обувь, как будто изъятая только что из коробки, сияла без всякой рекламы бренда, своей белизной, что Черников дал себе слово, отследить какой она будет на улице после дождя и грязи. Она узнала расписание рейсов. В Москву самолет улетал через три часа.

— С ума сойти через три часа! Еще четыре часа полета, потом пересадка на Симферополь. Потом еще надо добыть билеты. Потом еще два часа полета до Крыма. Как убрать, стереть это время из содержания жизни? — отреагировал Черников.

— Память — это в равной мере не только помнить, но и забыть.

— У тебя разве не абсолютная память?

— Все то, что нужно я вспомню, а все, что не нужно я не вспомню, как забуду.

Путешествовать с Эвелиной было легко и приятно. Она на раз решала все бытовые вопросы, не отходя от кассы. Ей как будто нравилась быть в гуще людей, быть в гуще событий. Она весело без натуги подступала к любой очереди, очаровывала ее своим задиристым обаянием (мужиков своей внешностью, женщин своей мужской уверенностью, старушек вежливостью) балагурила, предъявляла какие-то паспорта, удостоверения, запросы и письма, наконец, не просила, а гипнотически повелевала с улыбкой (возможно на самом деле гипнотизировала непокорных), и для нее открывали любую бронь.

Они полетели сначала в Москву, и в самолете Черников после двойного обеда (съел порцию девушки) спал на плече Эвелины. Потом перелет в Симферополь на разрозненных местах (взяли билеты какие были), и это раздельность-разъединенность только сильнее сближала их. Он оглядывался на нее, а она всегда его видела впереди себя.

Они успели на последний троллейбус в Ялту, чехословацкая «шкода» неслась по горной трассе, и в приоткрытое окно врывался еще теплый вечерний воздушный шквал с запахами морского бриза, можжевельника, кипариса.

В Гурзуфе совсем стемнело, когда они, высадившись с троллейбуса, доехали на автобусе на “пятак — пяточок”. Вечер был все тот же бархатный, отдыхающие стекались по тропам на набережную, танцевали по санаториям, возвращались последним катером из Ялты.

Черников соображал, как отреагирует хозяйка его комнаты — Мария на его возвращение, но повел Эвелину наверх по крутой улочке к знакомому дому.

— Смотрите, вернулись! — воскликнула женщина, возникшая из темноты, — что не понравилось в Ленинграде? Холодно? Снова сорвались сюда?

Эвелина с усмешкой, которую нельзя было различить в темноте, молчала.

— Вернулись, — вздохнул Черников — Свободной комнаты нет?

— У меня точно нет. У Валентины вчера постояльцы уехали. Только будет дороже.

— Дороже только деньги.

— Ну, ждите. Сейчас позову Валентину. Леночка, вам так идет этот джинсовый костюмчик! Вы в нем как блондинка из АББА.

— Так, так, — Эвелина вышла из тени, — Не ожидала от вас Черников такой прыти. Значит, соблазнили известную девушку. Ленинградку из Петербурга. Что скажешь: был в Советском Союзе секс или нет?

Валентина прибежала, сама принесла им ключи, наверное, ей не терпелось разглядеть костюмчик на "Ленке".

Гурзуфский вечер пока только набирал обороты. Не сидеть же в этом сарае с кроватями. Черников, Ганская не сговариваясь, пошли в сторону моря, это значит, спускаясь вниз. Темнота поглотила прибрежный когда-то