Мистерии Осириса: Огненный путь - Кристиан Жак

Оказавшись снова в Мемфисе вместе с Виной и Шабом Бешеным, Провозвестник затаился.

Но с каждым часом его глаза все ярче разгорались кровавым огнем.

– Ханаанская армия только что полностью разбита, – в один из дней объявил он своим подчиненным. – Теперь настало время жестоких репрессий. Сесострис понял, что его враги способны объединиться, а значит, будущий мятеж может стать гораздо более масштабным. Поэтому теперь он сочтет своей задачей максимальную концентрацию войск в Сирийской Палестине. Ну а у нас развяжутся руки, и мы нанесем удар прямо в самое сердце Обеих Земель.

– Удалось ли выполнить свое задание Тринадцатилетнему? – спросила Бина, и голос ее странно задрожал.

– Не сомневаюсь, что он подчинился моему приказу, но результат мне пока неизвестен. Если Несмонту убит, то боевой дух египетской армии упадет. Пока этого нет. Зато погиб Ибша, и он больше не будет тебе докучать.

Кривая Глотка и остальные заговорщики, пришедшие вслед за Провозвестником в Мемфис, кто как мог, затаились. Большая их часть смешалась с торговцами и купцами. Все беспрепятственно прошли через посты стражи, потому что стражники искали главным образом оружие.

И все же найти то, что будет потом использовано воинами Провозвестника, стражники не смогли.

Взвыл противным голосом дикий кот.

После нескольких дней изнуряющего бега по лесам, болотам и степи Икер чувствовал, как его оставляют последние силы.

Если эта кошка спрыгнет с сухого дерева ему на спину, он погиб.

Он зло вцепился в свою палку и угрожающе потряс ею в воздухе.

Испугавшись, кот бросился наутек.

Вперед… Нужно двигаться вперед…

Царский Сын поднялся, ноги его двигались, словно сами по себе, привычно неся свою ношу.

Но и они в конце концов сдались…

Икер упал, вытянулся и… уснул.

Икера разбудило пение птиц.

В нескольких шагах от него блестело большое озеро, на котором росли лотосы.

Удивившись, что он все еще жив, Икер с удовольствием бросился в воду. Его охватила детская радость, он плескался и плавал. Нырнул, ухватился за стебель папируса, оторвал его и, зажав в зубах, поплыл к берегу. По языку потек сладкий сок… Лежа на песке, Икер жевал стебель и медленно возвращался к прежним надеждам…

И вдруг черная плотная туча закрыла от него солнце.

Сотни ворон слетелись отовсюду. И у каждой крепкий и острый клюв…

Вот одна из птиц отделилась от общего строя и спикировала на него. Удар ее клюва рассек Икеру руку. Вслед за первой вниз бросились еще десять… Икер вскочил на ноги и метнулся в кусты, стараясь там затаиться так, чтобы птицы о нем забыли.

Но птицы яростно каркали и не собирались убираться. Они кружили над своей жертвой, выгадывая момент для нападения.

Тогда Царский Сын стремительно выпрямился и запустил своей палкой в самую середину стаи.

Эта палка обладает магической силой, может быть, она сумеет рассеять опасность? Ведь вороны вредят душе и могут сглазить удачу!

От броска птицы бросились кто куда. Но тут же вернулись. Вот одна из них клюнула Икера в левое плечо, и оттуда брызнула кровь. Другая птица вцепилась ему в волосы и вырвала клок. Остальные в это время кружились и кричали.

Но вот хищницы стали описывать круги все шире и наконец улетели.

Палка упала к ногам Икера.

Опасаясь новой атаки, он поспешно ушел с этого проклятого места.

Пустыня не имела ни конца, ни края.

Красная выжженная земля, растрескавшаяся от раскаленного солнца. Иссохшие растения, умершие от жажды. Ни одного колодца.

В какой же стороне Египет?

Далеко, очень далеко… Пожалуй, не дойти…

В какую-то минуту Икеру показалось, что у него нет больше представления о том, где находятся стороны света, где горизонт, где небо и где земля… Надежды никакой. Только раскаленный зной и жажда. Да, вот и смерть пришла… Икер умрет совсем один, и над телом его никто не исполнит ритуала, никто не похоронит… Что ж, видимо, трагедия «Быстрого» – того корабля, на котором он был обречен смерти, – повторяется по воле богов. Но на этот раз спасительная волна не унесет его на остров КА, и никто не придет ему на помощь…

Глубоко погруженный в себя и не ощущавший больше ожогов беспощадного солнца, Икер сел в позу писца.

Смерть казалась ему теперь манящей и желанной, как выздоровление после тяжелой длительной болезни. Он с жадностью упивался ее дыханием, которое обволакивало его чудным ароматом, возвращением на родину после долгой ссылки, прохладой тихого вечера. Ему привиделось, будто он сидит у себя дома под навесом, журчат струи фонтана, он отдыхает после трудного дня…

Икер отрекается от борьбы. Тем более что она совершенно бесполезна…

И вдруг из лучей света словно сложилась какая-то фигура. Да, это птица с человеческим лицом…

Приглядевшись, Икер понял, что у птицы его собственное лицо. Это он сам смотрел сейчас на себя со стороны.

– А ну-ка, прекрати себя растравлять! – сказа ему птица. – Если так покончишь с собой, это будет трусостью! Ведь ты должен передать фараону сведения, от которых зависят жизнь и дальнейшая судьба Египта! Не смей уходить в небытие!

Произнеся эти слова, птица взмахнула мощными крыльями и взвилась в поднебесье, к самому солнцу…

Что же это? Значит, он ее видел? Значит, он еще способен видеть и чувствовать?

Раз так, нужно действовать.

– Но в какую сторону идти? Это безумие… Куда ни пойдешь, везде пустота и бесконечное блуждание…

И тогда он увидел ее…

Это была четырехгранная колонна. На каждой из ее граней сияло лицо Исиды, такое спокойное и улыбающееся…

Икер обошел вокруг и увидел, что на южной грани изображение Исиды сияет гораздо ярче.

– Исида, я люблю тебя. Дай мне ориентир, молю тебя!

Стиснув зубы, Царский Сын двинулся вперед – в том направлении, которое указала ему Исида, на юг.

19

Всем жителям Мемфиса был известен триумф Несмонту. Службы Секретаря Дома Царя сделали все, чтобы весть об этой победе достигла самых удаленных уголков страны, чтобы и там смогли прочесть тексты, составленные Медесом. В них объявлялось, что мятежу ханаанеев положен конец, а также прославлялись подвиги досточтимого генерала.

Но все же, когда Несмонту предстал перед фараоном, его лицо было угрюмо.

– Сихем полностью под нашим контролем, Великий Царь. Несколько враждебных племен, высланных за неповиновение, частично уничтожены. Но радоваться я не могу.

– Откуда такой скептицизм, генерал?

– Потому что я не могу назвать свою победу настоящей. Ведь мы сражались не с армией, а с шайкой грязного сброда. Не отдавая себе отчета, они двигались прямо к собственной гибели.