Волшебники Маджипура - Роберт Силверберг

- Нет! - воскликнул Престимион. - Этого никогда не будет! - Он сердито взмахнул руками, словно отгонял от лица мошкару. - Сначала вруун морочил мне голову какими-то предзнаменованиями, а теперь вы. Нет, я не стану уподобляться суеверному крестьянину и руководствоваться предзнаменованиями. Закроем эту тему, Свор. Я люблю вас всем сердцем, но должен сказать, что сейчас вы сильно рассердили меня.

- Мой сон несет в себе зерно истины, принц. Будьте уверены, вам еще придется убедиться в этом.

- И если вы немедленно не выбросите этот дурацкий сон из головы, продолжал Престимион, уже с трудом сдерживая гнев, - я возьму вас за бороду и зашвырну на другую сторону Арены. Клянусь вам, Свор, я так и сделаю. И покончим на этом. Вы слышите меня - покончим на этом! - Он напоследок обжег Свора яростным взглядом, повернулся к нему спиной и принялся с повышенным вниманием следить за происходившим на поле.

Но слова Свора никак не желали выходить у него из головы. Крошка-герцог, думал он, не имел никаких разумных оснований давать ему такой совет, подстрекать его к измене, чуть ли не к прямому восстанию на основе какого-то сновидения! Это совет труса, даже предателя, позорный и, мягко говоря, эксцентричный. И ко всему прочему дурацкий. Разве можно диктовать короналю, что ему следует или не следует делать! Да грозный Конфалюм наверняка просто уничтожил бы его, попытайся он выкинуть что-либо подобное! Нет, какая же глупость со стороны Свора настаивать на таком безрассудстве, такой дикой наглости - и все из-за того, что ему приснилось нечто странное...

Престимион помотал головой, словно стремясь отогнать все мысли о том, что сказал ему Свор.

8

Во второй, третий и четвертый дни Понтифексальных игр проводились гонки на скакунах, прыжки через обруч, метание молота и другие, менее интересные, состязания. Каждый день приезжая знать и несколько тысяч жителей Лабиринта собирались на Арене. И каждый день публиковались бюллетени из императорской опочивальни, слово в слово повторявшие друг друга: "Состояние его величества понтифекса остается неизменным". Как будто состояние его величества, подобно погоде в Лабиринте, не способно самопроизвольно меняться и должно быть одинаковым ныне и до скончания времен.

Пятый, шестой и седьмой дни отводились для борцовских схваток. На них записались больше двадцати участников. Но всеобщее внимание сосредоточилось на финальном поединке, великом противостоянии двух знаменитых борцов Гиялориса и Фархольта. Трибуны в этот день были переполнены, а когда двое неповоротливых на вид мужчин вышли на площадку, на Арене воцарилась полная тишина.

Каждого сопровождал маг. Спутником Фархольта был темнокожий пухлолицый хьорт, один из многочисленных волшебников, входивших в свиту лорда Конфалюма, а Гиялорис выбрал украшенного бронзовым шлемом геоманта из Тидиаса. Эти двое расположились перед площадкой, отвернулись друг от друга и приступили к длительной и сложной процедуре, состоявшей из чтения заклинаний, вычерчивания на земле невидимых линий и обращения к невидимым силам, пребывавшим где-то вверху.

Септах Мелайн указал на Гиялориса, который, стоя на коленях с закрытыми глазами и склоненной головой, выполнял мистические пассы, пока его геомант продолжал свой ритуал.

- Наш друг, похоже, принимает все эти штуки близко к сердцу? - с раздражением в голосе спросил он.

- Мне кажется, что куда ближе, чем его противник, - ответил Престимион.

И действительно, Фархольт, казалось, ожидал завершения этого волшебного вздора с таким же нетерпением, как и сам Престимион. Наконец маги удалились, а Фархольт и Гиялорис сбросили одежды, обнажив свои мощные тела, и остались в одних лишь набедренных повязках. Кожа у обоих была густо намазана жиром морского дракона, что должно было помешать противнику держать захват. В сиянии ламп, заливающих Арену ярким светом, на руках и спинах обоих борцов с изумительной рельефностью выделялись мощные мышцы, вызывая у зрителей вздохи зависти и крики восхищения.

- Вы будете бороться до трех падений, - объявил судья, чиновник из администрации понтифекса по имени Хайл Текманот. Достаточно крупный человек, он казался едва ли не карликом по сравнению с великанами-борцами. Он по разу хлопнул каждого из соперников ладонью по плечу.

- Это сигнал, что вы выиграли схватку и должны ослабить захват. А это, - он хлопнул каждого дважды подряд, - означает, что ваш противник не в состоянии продолжать схватку из-за травмы и вы должны немедленно отпустить его и отойти в сторону. Понятно?

Фархольт направился к северной стороне площадки, Гиялорис - к противоположной. Над ареной раздались пронзительные медные голоса габек-горнов. Оба борца поклонились расположившемуся в центральной ложе короналю, другим знатнейшим властителям планеты, занимавшим места по соседству с ложей Конфалюма, и, наконец, распорядителю Игр принцу Гониволу, в одиночестве взиравшему на происходящее сверху.

- Пусть состязание начнется! - торжественно прокричал Хайл Текманот, и борцы ринулись друг на друга, как будто намеревались не бороться, а убивать.

Их могучие тела встретились в центре площадки с такой силой, что звук удара разнесся по всей Арене. У многих зрителей даже сложилось впечатление, что оба гиганта сами опешили от столкновения, вполне способного сокрушить кости среднего человека. Но они мгновенно опомнились и встали лицом к лицу, твердо упершись ногами в землю; каждый цепко взял противника руками за плечи, и оба напряглись, стремясь неожиданным толчком вывести соперника из равновесия и швырнуть на землю. На протяжении нескольких неизмеримо долгих секунд они стояли в динамичном напряжении, готовом в любой момент взорваться резким движением. Можно было разглядеть, как Фархольт что-то шепчет противнику, можно было даже уловить резкие, хрипловатые звуки его голоса. Гиялорис смотрел на него с заметным удивлением, но затем в его глазах сверкнула ярость, и он ответил таким же холодным и резким тоном. Но, как и Фархольт, он говорил слишком тихо, для того чтобы со стороны можно было разобрать хоть одно слово.

А борцы все так же стояли, обнявшись крепче двух друзей. Ни один не мог поймать противника на ошибке. Они были, пожалуй, равны по силам. Фархольт на целую голову выше ростом, с более длинными, чем у Гиялориса, руками; Гиялорис намного тяжелее противника и шире его в плечах и груди. Минута шла за минутой, но, несмотря на все мощные, но практически незаметные со стороны усилия, ни один из них не мог заставить соперника коснуться земли. Оба непроизвольно издавали громкое хриплое рычание. Мышцы на их руках и спинах напряглись так, что выпирали неестественными горбами, словно готовые вот-вот прорвать кожу. Пот ручьями стекал по блестящим от жира телам. Вот Гиялорис, казалось, заставил Фархольта покачнуться, но тот устоял, удержался на ногах, и теперь уже тело Гиялориса слегка отклонилось в сторону под напором Фархольта...