Женитьба Лоти - Пьер Лоти

Тоскливо зимнее утро в наших северных краях, особенно если в памяти твоей солнечные тропики. Тоску наводит бледный свет, хмурое низкое небо, старые безлиственные деревья, влажные замшелые стволы, плети хмеля на серых камнях…

И все же как хорошо дома! Как приятно увидать всех родных; старых слуг, которые заботились о тебе с раннего детства; приятно воскрешать милые, почти позабытые обычаи, славные зимние вечера… А каким дивным сном кажется Океания, когда сидишь у камелька!

Когда я стучался в дверь своего дома в Брайтбери, за моей спиной громоздились бесчисленные чемоданы, тюки, огромные сундуки.

Вот ты приехал – и забавляешься, разбирая багаж. На свет извлечено первобытное оружие, таитянские божки, головные уборы полинезийских вождей… И так фантастично выглядит все это под английским небом, в моем старом доме! Особенно я волновался, доставая из сундуков сухие травы и увядшие венки, – они дышали ароматом дальних странствий, наполняли комнату волшебными запахами Океании…

III

Несколько дней спустя почта принесла мне письмо с американскими марками, доставленное по Трансамериканской магистрали. Конверт был надписан рукой моего приятеля из Папеэте Джорджа Т., он же по-таитянски – Татехау.

Обмирая, я глядел на два листочка, прилежно исписанных крупным детским почерком Рараху, – она посылала мне из-за океана крик своей души.

РАРАХУ – ЛОТИ

Папеурири, 15 января 1874

Милый друг мой Лоти, милый дорогой муж мой!

Единственная радость моя на Таити!

Привет тебе в истинном Боге.

Это письмо тебе скажет, как я горюю по тебе.

С того дня, как ты уехал, нет меры моей тоске.

Тебя нет, но ты всегда в мыслях моих.

Ай, друг мой дорогой, вот тебе слово мое: я никогда не выйду замуж – ведь ты муж мой!

Вернись, и мы навеки будем вместе – мы с тобою поселимся на родине моей Бора-Бора. Не оставайся надолго в земле твоей и будь мне верен.

Вот еще слово: приезжай на Бора-Бора. Мне не нужно богатства. Не заботься об этом и приезжай на Таити!

Ай, какое счастье быть вместе! Ай, как обрадуется сердце мое, что снова будет рядом с твоим! Ай, как дорога мне мысль, что ты мой муж! Ай, как я хочу тела твоего, хочу насытиться тобой!

Вот еще слово: я живу в Папеурири. Веду себя хорошо, я очень спокойная. Тиауи заботится обо мне.

Признаюсь тебе, душа моя, мне нездоровится. Обострилась та болезнь, про которую ты знаешь – та самая, а не другая. И мне приходится терпеть эту болезнь, потому что ты забыл меня. Если бы ты был со мной, мне было бы немного легче.

А вот Тиауи и ее родственники помнят о дружбе с тобой, и я помню; люди моей земли никогда тебя не забудут.

Я кончила свою речь.

Привет тебе, мой милый дорогой муж.

Привет тебе, мой Лоти,

от Рараху, жены твоей.

Рараху.

Я отдала это письмо Татехау – Крысиному Глазу, так как не знаю, в какое место тебе писать.

Привет тебе, друг мой милый.

Рараху.

IV

ПРИМЕЧАНИЕ ПЛАМКЕТТА

Лоти написал Рараху большое письмо по-таитянски; он писал ей о том, как любит ее. Подбирая доступные для Рараху слова и обороты, он описывал полугодовое плавание на «Рендире», бурю у мыса Горн, когда корабль едва не утонул и многие сундуки с сувенирами из Океании погибли. Он писал ей о своем возвращении домой, про свои родные края. И еще о том, как мечтает вернуться на Таити, повидать любимый остров и милую дикарку-жену.

V

РАРАХУ – ЛОТИ

(год спустя)

Папеэте, 3 декабря 1874

Милый друг мой, горе мое бесценное,

привет тебе в истинном Боге.

Мне очень грустно и удивительно, что от тебя нет писем. Я пять раз тебе писала, но от тебя не получила ни словечка.

Наверное, ты забыл меня: вот я вижу, мои письма ушли к тебе, а ты мне не отвечаешь.

Горе мое бесценное, почему ты забыл меня?

Жизнь моя кончена: тоска, болезнь, боль…

Но если бы ты хоть изредка писал мне, то это согрело бы мое сердце, но ты не думаешь об этом.

А я по-прежнему люблю тебя и так же плачу о тебе, как будто в твоем сердце есть еще местечко для любви ко мне…

Ах, если бы можно было приехать к тебе в любую даль, я бы приехала, но нельзя…

В прошлом месяце в Папеэте был праздник в честь внучки королевы. Все веселились и плясали до утра.

И я там была. Я надела красивый венок из птичьих перьев, но сердце мое печалилось.

И вот теперь королева Помаре и вся ее семья, и внучка Помаре, и принцесса Ариитеа говорят тебе: иа ора на.

На Таити ничего нового, только Ариифате, муж королевы, умер шестого числа августа.

Никогда больше не насытится моя большая любовь к тебе, супруг мой!

Ай, ай! и цветочек арума уже завял!

Раньше цветочек арума был красивый! Теперь он завял, он теперь некрасивый!

Будь у меня крылья, я бы улетела высоко на вершину Паза, чтобы никто не видел моих слез…

Ай! ай! друг мой дорогой, друг мой нежно любимый!

Ай! ай! друг мой милый!

Я кончила говорить.

Привет тебе в истинном Боге.

Рараху.

VI

Лондон, 20 февраля 1875

В девять часов вечера я шел по Риджент-стрит. Было холодно и туманно; множество газовых фонарей освещало людской муравейник – черную промокшую толпу.

Позади меня раздался голос:

– Иа ора на, Лоти!

Пораженный, я оглянулся и увидел своего приятеля Джорджа Т., того самого, которого на Таити называли Татехау. Он остался в Папеэте с намерением закончить свои дни на райском острове.

VII

Уютно устроившись у камина, мы стали беседовать о дивном острове.

– Рараху… – произнес он не без смущения. – Да, кажется, когда я уезжал, она была в добром здравии… Если бы я с нею перед отъездом попрощался, она наверняка передала бы вам весточку.

Как вы знаете, она уехала из Папеэте сразу после вас. В городе распространился слух, что Лоти увез Рараху с собой.

Только я знал, что она живет у своей подруги Тиауи, потому что получал письма, любезно подписанные так: Татехау Крысиному Глазу, для Лоти.

Через полгода или чуть позже она снова появилась в Папеэте, краше прежнего, повзрослевшая, пополневшая. Грусть очень красила ее; от образа ее веяло истинной поэзией.

В нее без памяти влюбился молодой французский офицер; она стала жить с ним. Он бешено ревновал ее к вам (а ее продолжали называть «маленькой женой Лоти») и клялся забрать с собой в Европу.