Без Отечества… Цикл ’Без Веры, Царя и Отечества’ - Василий Сергеевич Панфилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
[iii] В 1850-х в Российской Империи очень громко звучали голоса об экономической нецелесообразности завоевания Средней Азии. Денег и усилий, в том числе политических, туда уходило очень много, а отдача была крайней незначительной — не считая, разумеется, пресловутого «престижа в международных делах».
[iv] Напоминаю, что ГГ не историк, и судит со своей «колокольни», заведомо предвзято.
[v] Звучит странно, но в РИ была примерно такая же ситуация.
[vi]Directoire exécutif) — высший орган государственной власти первой Французской республики по Конституции III года во время завершающего периода Великой Французской революции с 26 октября 1795 по 9 ноября 1799 года.
[vii]Втора́я импе́рия (фр. Second Empire; официально — Францу́зская импе́рия, Empire français) — период бонапартистской диктатуры в истории Франции с 1852 по 1870 годы.
[viii] От французского oule — описание глиняного горшка. Суп бедняков, томящийся в печи несколько часов, потому что использовалось мясо, которое требовало длительного приготовления: рулька, голова, хвосты. Далее добавляются овощи и получается сытная согревающая похлебка.
[ix] Словесность — смесь устава, пропаганды и ТТХ оружия.
[x] Заводские рабочие, в отличии от фабричных — квалифицированные специалисты, получавшие неплохую по тем временам зарплату.
[xi]Восста́ние в ла́гере Ла-Курти́н (фр. Mutinerie des soldats russes à La Courtine) — события сентября 1917 года, произошедшие в лагере русского экспедиционного корпуса во Франции, находящегося в коммуне Ла-Куртин департамента Крёз региона Лимузен. Из-за ухудшения своего положения и под влиянием известий о революции в России солдаты 1-й русской бригады избрали Совет, отказались подчиняться требованиям российских и французских властей о продолжении ведения военных действий и потребовали возвращения домой.
[xii] Русский Легион Чести (фр. Legion Russe pour I ’ Honneur) — специальное (особое) формирование из военнослужащих Русской императорской армии, участвовавшее в Первой мировой войне, в составе ВС Франции. Среди тех, кто стоял у истоков создания этого легиона, называют генерала Н. А. Лохвицкого и полковника Г. С. Готуа.
Был сформирован после февральской революции в России, из числа добровольцев расформированного Русского экспедиционного корпуса.
В литературе также встречается наименование — «Русский Легион», «Легион чести».
.
Глава 7 Возвращение Героя в политику
Проснулся я не сразу, и некоторое время лежал в липкой испарине, отходя от тяжёлого, удушливого сна. Обрывки его сейчас рассеиваются утренним туманом, да оно и к лучшему. Во сне я убегал от кого-то и тонул в болоте, и чёрт подери, очень натуралистично!
Полежав так немного и потихонечку включаясь в бытие, сел на постели и поморщился от ноющей боли в висках и давящем ощущении во влажном от пота затылке.
«— Стричься пора, — пришла в голову мысль, — покороче, чтобы голова не так потела»
Нашарив ногами тапки, встал и подошёл к окну, распахивая занавески и глядя на сумрачный город с настроением, стремительно катящимся вниз. Над Парижем сгустилась какая-то нехорошая, неприятная мгла, отдающая мистицизмом и дымом пожарищ. Вкупе с отвратным самочувствием то ещё сочетание…
— Денёк… — хрипло протянул я, поглядывая на часы и мучительно раздумывая, стоит ли мне идти сегодня на лекции или лучше остаться дома? О тренировках, понятное дело, речи даже не идёт.
После того, как почистил зубы и постоял под тугими струями душа, меняя воду от горячей до обжигающе ледяной, стало несколько лучше, однако же в Сорбонну решил сегодня не идти.
— Доброе утро, — вяло здороваюсь с Анной, возящейся на кухне и негромко напевающей что-то на провансальском диалекте, который я понимаю с пятого на десятое.
— Доброе, Малыш, — отозвалась девушка, нежно касаясь губами моей щеки, — Сделать тебе кофе?
— Лучше чаю с ромашкой, — отзываюсь я, усаживаясь за стол и подпирая рукой ставшую тяжёлой голову, — если не сложно.
Пока Анна хлопотала, подвигаю поближе к себе свежий, ещё тёплый багет, за которым девушка с утра сходила в близлежащую пекарню, и маслёнку. Есть не хочется, но по опыту знаю, что хоть чуть-чуть нужно съесть «через немогу», иначе чуть погодя к мигрени добавится ещё и лёгкая, но неприятная тошнота.
С разговорами и ненужным участием владелица квартиры не лезет, лишь изредка роняя несколько фраз, чтобы хоть как-то разбавить моё сумеречное настроение.
— Может, я останусь? — спрашивает она в конце завтрака, вопросительно глядя на меня.
— М-м… нет, не стоит, — не сразу отозвался я, — Когда у меня мигрень, я… хм, не самым приятным человеком становлюсь. Не ругаюсь, а… хм, генерирую плохое настроение, что ли… Если у тебя дела, то иди, а я, наверное, у себя в спальне буду, да может, выползу несколько раз в ванную и на кухню.
— Уверен? — уточнила девушка, едва заметно склонив набок голову.
— Более чем, — морщусь я, и подавив раздражение, поспешил убраться к себе. Благо, Анна не стала играть в сестру милосердия, вот уж чего терпеть не могу!
Всё это вымученное участие, когда женщина из ложно понятого чувства долга ухаживает за тобой, а ты еле сдерживаешься от того, чтобы сорваться и наговорить гадостей… К чёрту все эти глупости!
Вскоре она собралась и упорхнула, а я с облегчением развалился на ковре в гостиной, раскинув конечности, как морская звезда. Ни мыслей, ни…
В двери повернулся ключ, и в гостиную вошла Анна.
— Внизу почтальона встретила, — пояснила она, положив на журнальный столик кипу газет, — тебе письмо из России пришло. Всё, котик… до вечера!
— До вечера, — отзываюсь вяло, не вставая с пола. Сколько я так лежал, не знаю, но наконец, собравшись с силами, поднялся и дошёл до столика, взяв письмо.
— Севастополь?
Взяв со столика костяной нож для бумаг, вскрываю письмо и небрежно бросаю конверт на столик, наскоро пробегая глазами первые строки, продираясь сквозь обязательную словесную шелуху приветствия, благопожеланий и прочих наслоений этикета, которые в настоящее время кажутся исключительно глупыми.
«— … милый Алёшенька», — пропускаю несколько строк, морщась от раздражения. В таком состоянии я циник и мизантроп, все благие пожелания кажутся фальшивыми и неуместными.
Позже, разумеется, я неоднократно перечитаю письмо и разберу его на составляющие, проанализировав все мелочи. Это у меня уже профессиональный перекос, какой часто бывает у букинистов. В руки попадают не только книги, но и дневники, письма, которые порой представляют немалую ценность.
Нужно разбираться в сортах бумаги и чернил, в графологии[i] и истории, ну и разумеется — уметь провести лингвистический анализ. Порой достаточно посмотреть на бумагу, чтобы определить