«Тигры» в грязи. Воспоминания немецкого танкиста - Отто Кариус

Кершер доставил на фронт боеприпасы и топливо на основании донесений о нуждах отдельных танков. Я последовал со взводом саперов, который вез балки для противотанкового рва. Русские больше почти не открывали огня из своих тяжелых орудий. Иногда можно было слышать, как строчит пулемет, то слева, то справа от дороги.

Дикий переполох царил за русскими позициями впереди, на расстоянии, равном расстоянию до противотанкового рва. Русские обследовали район многочисленными разведгруппами. Часто мы окликали кого-нибудь стоящего на дороге и понимали, что это русский, только тогда, когда он убегал. Конечно, никто из нас не позволял себе ввязываться в бой. Но, несмотря на это, или, может быть, как раз по этой причине ночь особенно нервировала. Русские, должно быть, были заинтересованы в том, чтобы взять кого-нибудь из нас в качестве «языка», поэтому мы проявляли величайшую осторожность.

Ближе к вечеру мы желали, чтобы поскорее наступила ночь, а ночью с нетерпением ожидали утра. Тогда, наконец, мы могли бы увидеть, что происходит в непосредственной близости от нас. По этой причине мы не могли начать каких-либо боевых действий; мы боялись попасть в своих товарищей. У нас уже было достаточно трагических случаев такого рода.

В ранние утренние часы 20 апреля — в день рождения фюрера — противотанковый ров был «уровнен» с поверхностью, а танк «Т-34» приготовлен к уничтожению. Наши саперы забили его всем, что только можно себе представить, для того чтобы он фактически исчез с дороги после взрыва. Поэтому мы предпочли убраться на некоторое время в свои танки. Саперы крикнули нам, проходя мимо, что детонирующий шнур уже горит.

Танк разлетелся на куски от огромной силы взрыва. Мы полагали, что иваны после этого оживятся, но их, казалось, ничто не волновало. У них было время, и они знали, насколько были сильны. Я опять стал пробираться на командный пункт, чтобы обсудить операцию с командиром пехотного батальона.

Граф Штрахвиц позволял себя побеспокоить ночью только в исключительных обстоятельствах. Лейтенант Фамула доложил, что граф крепко спит — и, как всегда, в пижаме. Дела не могут быть настолько плохи, сказал он, если граф проявляет такое спокойствие.

Так как графа не было, мы обсудили проблемы с командиром батальона. В час «Ч» полк реактивных минометов должен был устроить пятиминутную дымовую завесу над точкой 312. Наблюдатель мог задействовать артиллерию в соответствии с нашими пожеланиями.

Тем временем пехотный батальон уже прибыл к нашим позициям. Он засел в канавы вдоль дороги слева и справа от танков и ожидал приказа на атаку. Я несколько нервозно посмотрел на часы.

Оставалось, наверное, около пяти минут до начала артиллерийской подготовки. Мы уже разогревали моторы. Всем нам было несколько не по себе. Каждый думал про себя, что граф отменит операцию в течение ночи. Это сохранило бы огромное количество живой силы и техники, но оказалось, что нам придется ждать час за часом целых два дня приказа на отход.

Время «Ч». Мы услышали завывание пунктуально открывших огонь реактивных батарей позади нас. Я только собрался посмотреть, куда они попали, когда земля вздрогнула от ужасных взрывов вокруг нас. Казалось, что разверзся ад. У нас было ощущение, что легкие вот-вот взорвутся. Моей первой мыслью было, что русские прослушивали наши радиопереговоры и начали атаку в то же время, что и мы. К сожалению, это было неверное заключение.

Но откуда мне было знать, что наши собственные «чудо-парни» стреляли с недолетом! Эти незваные ракеты с оглушающим грохотом подали на нас из тыла! Мне достаточно часто приходилось испытывать на себе огонь «катюш», но до того, что произошло теперь, русским было далеко. Я сразу же радировал на командный пункт, но безуспешно. Если уж была отдана команда открыть огонь, то запланированный залп должен был быть дан.

Очень редко нам удавалось остановить его. Так что нам пришлось вытерпеть эти ужасные пять минут, а тот, кто это испытал, не забудет никогда. Мы были беспомощны перед огневым валом своих собственных реактивных минометов. Даже иваны, если бы захотели уничтожить нашу позицию для атаки, не смогли бы вести огонь лучше.

Мне так и не удалось выяснить ни тогда, ни позднее, как могла возникнуть такая злополучная ситуация и кто был за это ответствен. У минометных подразделений были такие же карты, как и у нас. Было просто загадкой, как подобное могло произойти. Когда мы действовали в «восточном мешке», я попросил открыть ракетный огонь, и в нем было отказано, потому что я просил, чтобы удар наносился по цели на расстоянии восьмидесяти метров впереди нас. Это расстояние посчитали слишком малым. Те же самые люди теперь вели огонь по своему собственному усмотрению прямо поверх нас!

К сожалению, мы не могли призвать их, чтобы они действовали более ответственно, потому что реактивные батареи быстро перемещались и исчезали после каждой акции. Таким образом иванам была оказана неоценимая услуга.

В результате этого сбоя пехотный батальон разметало на части. Большинство солдат были ранены или убиты. Это было ужасное зрелище. Аккуратно уложенные балки в противотанковом рву также были разбиты.

Несмотря на все это, я перебрался на другую сторону рва без проблем. Я двинулся с тремя танками, с тем чтобы русские не смогли серьезно помешать эвакуации раненых и погибших пехотинцев. Лейтенант Фамула немедленно направил бронетранспортеры вперед, чтобы взять раненых. Мы подумали, что, наконец, настало время отказаться от своих намерений. Вместо этого был направлен приказ: «Убедитесь в том, что вы можете двигаться вперед. Вам высылается новый батальон». Некоторые могут посчитать это безумством или — в зависимости от момента — преступлением. Но нельзя судить о требованиях в таком решающем сражении с точки зрения гражданских лиц или живущих в мирное время.

Как минимум, я хотел достигнуть точки 312, чтобы иметь лучший исходный пункт для атаки на юг на следующее утро. В то же время мне было также совершенно ясно, что мы никогда не достигнем Нарвы. Русские давно заминировали дорогу через лес. Мы продвинулись лишь на очень короткое расстояние.

Один из танков был уже выведен из строя, и дорогу снова нужно было освобождать. Я хотел зажечь сигарету. Крамер дал мне огня, и в этот самый момент мощный удар потряс наш танк. Это, вероятно, был снаряд сверхкрупного калибра, выпущенный из самоходного орудия.

Однако на этот раз он последовал с русской стороны. Орудия были размещены на возвышенности слева от нас. Солдаты слева от меня уже распознали цель и открыли по ней огонь. Командирская башенка была полностью снесена с моего «тигра». Осколки задели мне висок и лицо. Раны, конечно, сильно кровоточили, но не более того. Крамер всегда осуждал меня за курение, но, если бы я не нагнулся, чтобы зажечь сигарету, моя голова осталась бы в башенке в критический момент. Вряд ли нужно говорить о том, что мне бы не сносить головы в самом прямом смысле этого слова.

И я был бы не первым, с кем это случилось. Причину следует искать в недостатке конструкции. На первых «тиграх» командирская башенка все еще приваривалась. Она выступала высоко и имела прямые смотровые щели. Крышка люка торчала вертикально вверх, когда он был открыт. Таким образом, всякому должно быть понятно, что танк уязвим сверху.

Снаряду с бризантным взрывчатым веществом достаточно было ударить в люк, и весь заряд обрушивался на голову командира. Если командир хотел закрыть люк, ему нужно было перегнуться через борт машины и вылезти по бедра, чтобы освободить предохранительную задвижку, которая удерживала крышку. Эта неудачная конструкция в конце концов была изменена. В дальнейшем командирская башенка стала закругленной. Командир вел обзор не прямо сквозь смотровые щели, а опосредованно, с помощью зеркал, и крышка откидывалась и закрывалась горизонтально.

Удар снаряда, сорвавшего командирскую башенку, пришелся прямо по линии сварки. Мне повезло, потому что, ударь снаряд несколько выше по люку, я бы не отделался так легко, несмотря на спасительный наклон, чтобы прикурить.

Для того чтобы окончательно уйти из поля зрения русских, мы быстро двинулись к точке 312, что тогда означало, что мы находимся в лесу. Я повернул вправо, чтобы прикрывать тропу, которая вела к нашей дороге с севера. Предполагалось, что следующий за мной танк будет обеспечивать безопасность в южном направлении. Я сразу же обнаружил русское самоходное орудие в северном направлении и велел наводчику взять цель. Однако иван ушел, заметив, что мы прицеливаемся в него.

Крамер выстрелил, и в то же самое время другое русское самоходное орудие попало по нас между башней и корпусом. Следующий танк еще не достиг точки 312. Для меня остается загадкой, как нам удалось выбраться из «тигра». Колонна двинулась назад к противотанковому рву, осуществляя прикрытие во все стороны. В это время еще один танк был подбит, и его пришлось столкнуть в болото слева от дороги.