Народная Библиотека Владимира Высоцкого - Михаил Зуев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1971 Вратарь
Льву Яшину Да, сегодня я в ударе, не иначе Надрываются в восторге москвичи, Я спокойно прерываю передачи И вытаскиваю мертвые мячи. Вот судья противнику пенальти назначает Репортеры тучею кишат у тех ворот. Лишь один упрямо за моей спиной скучает Он сегодня славно отдохнет! Извиняюсь, вот мне бьют головой... Я касаюсь подают угловой. Бьет десятый - дело в том, Что своим "сухим листом" Размочить он может счет нулевой. Мяч в моих руках - с ума трибуны сходят, Хоть десятый его ловко завернул. У меня давно такие не проходят!.. Только сзади кто-то тихо вдруг вздохнул. Обернулся - слышу голос из-за фотокамер: "Извини, но ты мне, парень, снимок запорол. Что тебе- ну лишний раз потрогать мяч руками, Ну, а я бы снял красивый гол". Я хотел его послать не пришлось: Еле-еле мяч достать удалось. Но едва успел привстать, Слышу снова: "Вот, опять! Все б ловить тебе, хватать - не дал снять!" "Я, товарищ дорогой, все понимаю, Но культурно вас прошу: пойдите прочь! Да, вам лучше, если хуже я играю, Но поверьте - я не в силах вам помочь". Вот летит девятый номер с пушечным ударом Репортер бормочет: "Слушай, дай ему забить! Я бы всю семью твою всю жизнь снимал задаром..." Чуть не плачет парень. Как мне быть?! "Это все-таки футбол, говорю. Нож по сердцу - каждый гол вратарю". "Да я ж тебе как вратарю Лучший снимок подарю, Пропусти - а я отблагодарю!" Гнусь как ветка от напора репортера, Неуверенно иду на перехват... Попрошу-ка потихонечку партнеров, Чтоб они ему разбили аппарат. Ну а он все ноет: "Это ж, друг, бесчеловечно Ты, конечно, можешь взять, но только, извини, Это лишь момент, а фотография - навечно. А ну не шевелись, потяни!" Пятый номер в двадцать два заменит, Не бежит он, а едва семенит. В правый угол мяч, звеня, Значит, в левый от меня, Залетает и нахально лежит. В этом тайме мы играли против ветра, Так что я не мог поделать ничего... Снимок дома у меня - два на три метра Как свидетельство позора моего. Проклинаю миг, когда фотографу потрафил, Ведь теперь я думаю, когда беру мячи: Сколько ж мной испорчено прекрасных фотографий! Стыд меня терзает, хоть кричи. Искуситель змей, палач! Как мне жить?! Так и тянет каждый мяч пропустить. Я весь матч боролся с собой Видно, жребий мой такой... Так, спокойно - подают угловой... # 011
1971 Марафон
Я бегу, топчу, скользя По гаревой дорожке, Мне есть нельзя, мне пить нельзя, Мне спать нельзя - ни крошки. А может, я гулять хочу У Гурьева Тимошки, Так нет: бегу, бегу, топчу По гаревой дорожке. А гвинеец Сэм Брук Обошел меня на круг, А вчера все вокруг Говорили: "Сэм - друг! Сэм - наш гвинейский друг!" Друг гвинеец так и прет Все больше отставание, Ну, я надеюсь, что придет Второе мне дыхание. Третее за ним ищу, Четвертое дыханье, Ну, я на пятом сокращу С гвинейцем расстоянье! Тоже мне - хороший друг, Обошел меня на круг! А вчера все вокруг Говорили: "Сэм - друг! Сэм - наш гвинейский друг!" Гвоздь программы - марафон, А градусов - все тридцать, Но к жаре привыкший он Вот он и мастерится. Я поглядел бы на него, Когда бы - минус тридцать! Ну, а теперь - достань его, Осталось - материться! Тоже мне - хороший друг, Обошел на третий круг! Нужен мне такой друг, Как его - забыл... Сэм Брук! Сэм - наш гвинейский Брут! # 012
1971 Песенка про прыгуна в длину
Что случилось, почему кричат? Почему мой тренер завопил? Просто - восемь сорок результат, Правда, за черту переступил. Ох, приходится до дна ее испить Чашу с ядом вместо кубка я беру, Стоит только за черту переступить Превращаюсь в человека-кенгуру. Что случилось, почему кричат? Почему соперник завопил? Просто - ровно восемь шестьдесят, Правда, за черту переступил. Что же делать мне, как быть, кого винить Если мне черта совсем не по нутру? Видно негру мне придется уступить Этот титул человека-кенгуру. Что случилось, почему кричат? Стадион в единстве завопил... Восемь девяносто, говорят, Правда, за черту переступил. Посоветуйте, вы все, ну как мне быть? Так и есть, что негр титул мой забрал. Если б ту черту да к черту отменить Я б Америку догнал и перегнал! Что случилось, посему молчат? Комментатор даже приуныл. Восемь пять - который раз подряд, Значит - за черту не заступил. # 013
1971 Я теперь в дураках - не уйти мне с землиї
Я теперь в дураках - не уйти мне с земли Мне поставила суша капканы: Не заметивши сходней, на берег сошли И навечно - мои капитаны. И теперь в моих песнях сплошные нули, В них все больше прорехи и раны: Из своих кителей капитанских ушли, Как из кожи, мои капитаны. Мне теперь не выйти в море И не встретить их в порту. Ах, мой вечный санаторий Как оскомина во рту! Капитаны мне скажут: "Давай не скули!" Ну а я не скулю - волком вою: Вы ж не просто с собой мои песни везли Вы везли мою душу с собою. Вас встречали в порту толпы верных друзей, И я с вами делил ваши лавры, Мне казалось, я тоже сходил с кораблей В эти Токио, Гамбурги, Гавры... Вам теперь не выйти в море, Мне не встретить их в порту. Ах, мой вечный санаторий Как оскомина во рту! Я надеюсь, что море сильней площадей И прочнее домов из бетона, Море лучший колдун, чем земной чародей, И я встречу вас из Лиссабона. Я механиков вижу во сне, шкиперов Вижу я, что не бесятся с жира, Капитаны по сходням идут с танкеров, С сухогрузов, да и с "пассажиров"... Нет, я снова выйду в море Или встречу их в порту, К черту вечный санаторий И оскомину во рту! # 014
1971 Я несла свою Бедуї
Я несла свою Беду по весеннему по льду, Обломился лед - душа оборвалася Камнем под воду пошла, а Беда - хоть тяжела, А за острые края задержалася. И Беда с того вот дня ищет по свету меня, Слухи ходят - вместе с ней - с Кривотолками. А что я не умерла знала голая ветла И еще - перепела с перепелками. Кто ж из них сказал ему, господину моему, Только - выдали меня, проболталися, И, от страсти сам не свой, он отправился за мной, Ну а с ним - Беда с Молвой увязалися. Он настиг меня, догнал обнял, на руки поднял, Рядом с ним в седле Беда ухмылялася. Но остаться он не мог был всего один денек, А Беда - на вечный срок задержалася... # 015
1971 Я б тоже согласился на полетї
"Я б тоже согласился на полет, Чтоб приобресть блага по возвращеньи! Так кто-то говорил, - Да им везет!.." Так что ж он скажет о таком везенье? Корабль "Союз" и станция "Салют", И Смерть в конце, и Реквием - в итоге... "СССР" - да, так передают Четыре буквы - смысл их дороги. И если Он - живет на небеси, И кто-то вдруг поднял у входа полог Его шатра. Быть может, он взбесил Всевышнего. Кто б ни был - космонавт или астролог... Для скорби в этом мире нет границ, Ах, если б им не быть для ликованья! И безгранична скорбь всех стран и лиц, И это - дань всемирного признанья... # 016
1971 Жизнь оборвет мою водитель-ротозейї
Жизнь оборвет мою водитель-ротозей. Мой труп из морга не востребует никто. Возьмут мой череп в краеведческий музей, Скелет пойдет на домино или лото. Ну все, решил - попью чайку, да и помру: Невмоготу свою никчемность превозмочь. Нет, лучше пусть все будет поутру, А то - лежи, пока не хватятся - всю ночь. В музее будут объегоривать народ, Хотя народу это, в общем, все равно. Мне глаз указкою проткнет экскурсовод И скажет: "Вот недостающее звено". Иль в виде фишек принесут меня на сквер, Перетряхнут, перевернут наоборот, И, сделав "рыбу", может быть, пенсионер Меня впервые добрым словом помянет. Я шел по жизни, как обычный пешеход, Я, чтоб успеть, всегда вставал в такую рань... Кто говорит, что уважал меня - тот врет. Одна... себя не уважающая пьянь. # 017
1971 Целуя знамя в пропыленный шелкї
Целуя знамя в пропыленный шелк И выплюнув в отчаянье протезы, Фельдмаршал звал: "Вперед, мой славный полк! Презрейте смерть, мои головорезы!" И смятыми знаменами горды, Воспламенены талантливою речью, Расталкивая спины и зады, Они стремились в первые ряды И первыми ложились под картечью. Хитрец - и тот, который не был смел, Не пожелав платить такую цену, Полз в задний ряд - но там не уцелел: Его свои же брали на прицел И в спину убивали за измену. Сегодня каждый третий - без сапог, Но после битвы - заживут, как крезы, Прекрасный полк, надежный, верный полк Отборные в полку головорезы! А третьии средь битвы и беды Старались сохранить и грудь и спину, Не выходя ни в первые ряды, Ни в задние, - но как из-за еды, Дрались за золотую середину. Они напишут толстые труды И будут гибнуть в рамах, на картине, Те, что не вышли в первые ряды, Но не были и сзади - и горды, Что честно прозябали в середине. Уже трубач без почестей умолк, Не слышно меди, тише звон железа, Разбит и смят надежный, верный полк, В котором сплошь одни головорезы. Но нет, им честь знамен не запятнать, Дышал фельдмаршал весело и ровно, Чтоб их в глазах потомков оправдать, Он молвил: "Кто-то должен умирать А кто-то должен выжить, - безусловно!" Пусть нет звезды тусклее, чем у них, Уверенно дотянут до кончины Скрываясь за отчаянных и злых Последний ряд оставив для других Умеренные люди середины. В грязь втоптаны знамена, смятый шелк, Фельдмаршальские жезлы и протезы. Ах, славный полк!.. Да был ли славный полк, В котором сплошь одни головорезы?! # 018