Эхо прошлого - Никита Викторович Телеш

не могу о нем – добавила она – у нас просто неприязнь, знаете, между родственниками такое не редко случается и…

– Я понимаю – оборвал ее Стюарт на полуслове.

– Что вас еще интересует? – спросила Рейчал – у меня просто не так много времени… К обеду мне нужно быть на работе.

– Мы вас не будем больше задерживать – торжественно, шутливым тоном ответил Джо, взглянув на напарника и поднимаясь с дивана.

– Ну… – она замялась – я рада, если помогла чем то.

***

Пощечина вывела ее из полуобморочного состояния. Все плыло перед глазами. В какой то момент она и в правду поверила, что это не головокружение, что стены действительно парят в воздухе, медленно и плавно исполняя какой то неведомый для нее танец. По какой то неясной причине неподвижной оставалась лишь черная фигура, стоящая перед ней. Очертания ее медленно проступали из полумрака комнаты, в которой она находилась. Какие знакомые запахи. Стены. Даже ощущение боли от всех тех травм, что она получила за последние несколько дней. Синяки на ее лице и порезы на руках. Боль, которую казалось они издавали, была такой знакомой, если не сказать большего. Она словно была неотъемлемой нормой существования ее жизни. Нынешней жизни. Если конечно такое можно назвать жизнью. Он подошел к ней вплотную. Слышно было как он дышит, равномерно, через нос. Это был единственный звук, который доносился до ее слуха. Небыло больше ничего. Даже стука собственного сердца. Может оно и впрямь остановилось? Может я мертва? Наклонившись он взял ее за подбородок и слегка приподнял голову, так, что бы их глаза встретились.

– Ты наверное все эти дни мучилась одним единственным вопросом? – проговорил он спокойно – почему ты, именно ты оказалась здесь.

Он улыбнулся. В полосе тусклого света, идущей откуда то со стороны, его лицо сейчас напоминало восковую фигуру, очень натуралистическую, со злобными хищными глазами.

– Я скажу тебе, если ты еще сама не догадалась – он снова улыбнулся и убрав руку выпрямился. Его лицо, его страшное лицо безумца снова укрылось во мраке комнаты. Остался лишь силуэт, как и прежде.

– Знаешь Алисия Тейлор – вновь заговорил он после недолгой паузы – я тебя хорошо понимаю. Ты молода, красива, успешна. Успешна… И ты ради успеха и карьеры готова на многое. Как далеко ты можешь зайти, ради этого?

– Я не понимаю, что вам нужно от меня и моей семьи – ее голос звучал словно откуда то из за ее собственной спины и принадлежал кому то другому. Так ей показалось по крайней мере.

– Не знаешь?

Она почувствовала, что он снова улыбнулся.

– Я помогу тебе с этим – он извлек что то из кармана плаща, затем Алисия услышала щелчок кремня и маленький тусклый красноватый огонек сигареты. Какое то время он молчал, просто стоял и курил перед нею. Кольца дыма, которые он выпускал изо рта медленно выплывали из темноты и казалось светились в луче света, плавно поднимаясь вверх и исчезая где то там, под сводами подвала. Алисия чувствовала, знала, что он получает сейчас удовольствие ни сколь от сигареты, сколько от созерцания ее беспомощности и упоения собственной властью. Он был обычным больным подонком, но сейчас именно в руках этого самого подонка и теплилась ее жизнь.

– У тебя хорошая память на лица? – прервал он наконец гнетущее молчание.

Она не нашлась, что ответить и промолчала.

– Ты не помнишь маленькую светловолосую девочку по имени Эмми? Ей было всего двенадцать, когда ее жизнь стала сущим адом для нее и ее родителей. Ее сделали посмешищем в классе, в школе, на улице.

Около минуты он молчал и продолжал курить.

– Ее больше нет. Она умерла. Покончила с собой!

Его голос дрогнул.

– Мы можем хоть каждый день слышать о убийствах, грабежах на улице и суициде алкозависимых отбросов нашего общества, но когда ты слышишь, что двенадцатилетняя девочка отравилась в своей ванной комнате, сделав это осознано, ты не знаешь, что сказать.

Он снова замолчал. Воздух вокруг казался тяжелым, почти свинцовым. Из глаз Алисии потекли слезы. Она даже слышала, как он капали на бетонный пол подвала.

– Я не виновата в этом. Мне очень жаль, правда.

– Тебе жаль? – он приблизился к ней.

– И это все, что ты можешь сказать? После огласки, которую ты грязная тварь, дала этому скандалу, она и вся ее семья стала посмешищем! Изгоями! Соседи, знакомые и вообще все, кто узнал об этом благодаря тебе, стали обходить их десятой дорогой. А какого было после всего этого идти каждое утро в школу их дочери, ты не подумала?

Он подошел в плотную и ударил ее рукой по лицу наотмашь. Жар тут же разлился по всему лицу. Горячий, с примесью щиплющей боли.

– Я заберу жизнь твоей маленькой сучки так же, как ты проделала это с моей племянницей. А потом и ты ляжешь рядом с ней а одну могилу.

Эти слова были самой страшной болью, какую она только чувствовала. Ни эти каждодневные избиения, ни унижения, которым она подверглась, не произвели боли, подобной той, которую она ощутила сейчас.

– Вас с твоей маленькой шлюшкой никто и никогда не найдет – снова заговорил он, глядя прямо в ее глаза. А потом я отправлюсь к твоей мамаше и накажу ее за то, что она родила такую грязную тварь, как ты. Твою маленькую шлюху я убью на твоих глазах, хочешь посмотреть на это?! – он закричал, толи от ярости, которую больше не мог контролировать, толи от предвкушения столь радостного для него действа, о котором он говорил сейчас с нескрываемым удовольствием. Алисия почувствовала кислый запах его слюны на своих щеках.

– Если ты тронешь мою дочь, я убью тебя – выдавила она сквозь слезы. Ее отец насиловал ее долгие месяцы. Он был извращенцем, больным и грязным ублюдком. Таким же, как и ты – она подняла глаза и их взгляды снова встретились.

– Не смей так говорить о моем брате! Ты не знала его! – зло процедил он. В следующее мгновение его пальцы больно впились в запястье ее руки. Она стиснула зубы, что бы не вскрикнуть но уже в следующее мгновение не выдержала и разразилась истерическим воплем, взорвавшим тишину подвала. Он поднес окурок сигареты и начал тушить о ее руку, чуть ниже локтя. Все тот же дикий блеск в его глазах и хищная коварная улыбка глядели сейчас на нее. Она попыталась вырвать свою руку из его хватки но тщетно. Ноющая боль как игла