Я смогла все рассказать - Кэсси Харти

Коляска и прочие детские вещи остались у меня еще с того времени, когда Мелисса была совсем малюткой. Я достала их с чердака, помыла и почистила. Потом попыталась объяснить все Мелиссе. Я сказала ей, что, когда я на несколько дней уезжала, а она осталась дома с папой, у меня родился Джек, ее братик. После родов я чувствовала себя нехорошо, поэтому Джеку пришлось пожить у тети, к которой мы ездили. Наконец я сказала, что скоро мы заберем его к себе и будем жить втроем. Мелисса смеялась и, довольная, кружилась по комнате, дочурке очень понравилось, что у нее теперь будет братик, а я не могла поверить своему счастью.

Я не сомкнула глаз в ту ночь. Утром мы с Мелиссой сели в автобус и поехали за маленьким Джеком, взяв с собой коляску и вещи для него.

Хозяйка дома предложила нам чаю и угостила Мелиссу пирогом. Ее муж должен был подойти с минуты на минуту, чтобы отвезти нас домой на машине.

Я не могла поверить, что все происходящее – не сон. Не знаю, как не упала в обморок. Конечно, я была счастлива вновь обрести Джека, но последние десять месяцев были очень тяжелыми, так что я находилась на грани физического и эмоционального истощения.

Когда мы приехали домой, муж и жена, «временные родители» Джека, убедились, что у меня есть все необходимое, и уехали, пообещав сообщить социальным работникам, что Джек теперь там, где ему и надлежит быть, – у своей настоящей матери.

В тот вечер я падала с ног от усталости, но была счастлива, как никогда. Искупав обоих деток, я уложила их спать. Джека я положила в кроватку, оставшуюся еще от Мелиссы. Я лежала и смотрела на вновь обретенного сына, словно старалась запомнить его, и уснула только под утро.

Несколько следующих дней стерлись из моей памяти. Помню только, что вместе с детьми ходила за продуктами. В магазине я встретила одного из приятелей Ларри. Он взглянул на лежащего в коляске Джека и со смехом сказал:

– Этого ублюдка Ларри отказался признать? Будем надеяться, он вырастет непохожим на отца.

Неужели так теперь будет всегда? Все будут показывать пальцем на малютку Джека? Но ведь он просто ребенок и ни в чем не виноват. Почему люди так жестоки?

Я не помню точно, когда и как начались следующие ужасные события моей жизни. Однажды вечером, укладывая детей спать, я вдруг почувствовала сильное головокружение, и меня охватил страх. Руки вспотели, сердце бешено колотилось в груди, каждый вдох давался мне с большим трудом. Я была в ужасе. Что происходит?

Я побежала к соседке. Та усадила меня на диван и вызвала врача. Так началась цепь событий, в результате которых часть меня, моей души, моей личности, умерла.

Мне показалось, прошла целая вечность, прежде чем врач наконец приехал. С ним была женщина из социальной службы. Они отвели меня ко мне домой.

– Кэсси, нам кажется, вы не справляетесь с двумя детьми, – сказал доктор очень медленно, растягивая слова, словно был уверен, что я не смогу понять быструю речь. – Вам нелегко пришлось в последнее время, но мы полагаем, вы совершили ошибку, забрав Джека.

Нет, никакой ошибки! – хотела крикнуть я. Это не ошибка! Но промолчала. Силы покинули меня. Я была истощена духовно и физически. Когда врач закончил, заговорила женщина из социальной службы:

– У вас недостаточно средств, чтобы содержать двоих детей. У вас нет постоянной работы, живете вы на алименты от бывшего мужа. – Ее слова были похожи на обвинительный приговор. – Я хочу, чтобы вы как следует подумали о последствиях. Ваша соседка согласилась присмотреть за вами сегодня, а завтра утром я вернусь, и мы решим, как быть дальше.

Она ушла, а вслед за ней и доктор. Перед уходом он вколол мне снотворное, и я уснула.

Я не знала, что принесет мне новый день. Тогда, в семьдесят первом году, государство еще не выплачивало пособий матерям-одиночкам. Та женщина была права: единственным источником дохода для меня с детьми были алименты, которые выплачивал Эдвард как отец Мелиссы. Я оставила работу в баре незадолго до родов и еще не набралась сил, чтобы снова начать трудиться. От матери помощи можно было и не ждать, а друзей у меня почти не было.

Как и обещала, женщина из социальной службы приехала утром. Ее сопровождала моя патронажная сестра, очень милая женщина, которая всегда мне нравилась. Я не была готова к тому, что мне предстояло услышать.

– У вас есть выбор, – сказала мне женщина из социальной службы. – Вы снова отдаете сына на усыновление – конечно, церковные организации его теперь не примут, только государственные, – и тогда через пару недель его возьмет на воспитание ожидающая очереди бездетная пара.

Я не верила собственным ушам. Мне говорили, что при усыновлении малышу будет только лучше, но мне совсем не понравился вариант, предложенный этой женщиной.

– Или же, – продолжила она без тени смущения, – вы можете попытаться оставить обоих детей, но тогда вы лишите сына счастливого детства. В таком случае я вам обещаю, что социальные службы будут внимательно следить за каждым вашим шагом. Невозможно как следует содержать детей на крошечные алименты, которые вы получаете от бывшего мужа. У вас также проблемы со здоровьем и, как мне кажется, с психикой. Семья вам не помогает. К тому же вы принимаете антидепрессанты. Это тоже сыграет против вас… Так что, если вы настаиваете на том, чтобы оставить сына, в конечном счете у вас могут… да что там могут – у вас обязательно отберут обоих детей! – добавила она и замолчала. Она избегала встречаться со мной глазами и выжидательно смотрела на патронажную сестру.

– Что вы хотите сказать? Что дочку Кэсси тоже отдадут на усыновление? Обоих ее детей усыновят? – спросила сестра. В отличие от социальной работницы, которую видела всего пару раз, с ней я была знакома с рождения Мелиссы.

Я не понимала, о чем они говорили. Ни одна, ни другая не обращала на меня внимания, словно меня вообще не было рядом. В комнате было очень душно, я чувствовала, что вот-вот потеряю сознание. Мне казалась, они говорят о какой-то другой женщине и про других детей. И Джека и Мелиссу хотят забрать у меня и отдать приемным родителям? Что это, страшный сон?

– Девочке уже три года, – ответила социальная работница, – а большинство пар хотят усыновить младенца. В то же время мы стараемся не разлучать братьев и сестер, поэтому, скорее всего, их отправят в детдом, где они будут воспитываться до семнадцати лет.

Патронажная сестра подсела ко мне. Она пыталась меня приобнять, но я увернулась.

– Вам нужно выбрать, – сказала она, – отдать сына на усыновление или расстаться и с ним, и с Мелиссой. Знаете, сколько бездетных пар мечтает усыновить маленького мальчика?.. У него будет счастливое детство, любящие родители, – прибавила она и даже улыбнулась.

Мне хотелось накричать на нее, сказать, что никто не посмеет забрать у меня сына. На этот раз никому не удастся нас разлучить. Я хотела заорать, что у Джека и так будет счастливое детство, а любящая мать у него уже есть – это я!

Но я ничего не сказала. Даже не пошевелилась. Я с трудом соображала, что происходит. После длинной паузы мне удалось выговорить:

– Я не могу потерять Мелиссу. Она – моя жизнь.

Больше я не произнесла ни слова.

В конце концов было решено, что я могу оставить Мелиссу, при условии, что отдам Джека на усыновление. Уже уходя, две женщины поругались.

– Две недели? Малыш проведет здесь еще две недели?! Но это же жестоко! – заявила патронажная сестра.

Женщина из социальной службы рассердилась:

– Что вы от меня-то хотите? Это достаточно быстро! Мы и так расхлебываем кашу, которую она заварила, забрав сына. Приходится в спешном порядке искать ему «временную» семью.

Они обсуждали будущее моего сына так, словно я при этом вообще не присутствовала. Никогда мне еще не было так больно, как тогда. Когда Билл насиловал меня, когда я страдала от жестокости матери и от одиночества, мне было очень плохо. Но в этот раз я была разбита, уничтожена. Я ничего не чувствовала, кроме ужасающей пустоты в душе.

Джек оставался у меня на две недели, до тех пор, пока ему не подыщут семью.

Я не могла смотреть на него, боялась взгляда его красивых голубых глаз. Он не знал, что его ожидало. Не знал, что ему предстояло вновь расстаться со мной, на этот раз навсегда. И что я теперь скажу дочке? Как объясню, что братика снова куда-то забрали? Что же мне теперь делать?

Социальные служащие – если, конечно, можно так назвать людей, которые, вместо того чтобы помочь мне, отбирали у меня ребенка – сдержали слово: Джек провел со мной еще две недели. Это было ужасное время. Я заботилась о сыне, но это не доставляло мне радости. Я кормила и купала его, но не играла с ним. Я старалась лишний раз даже не смотреть на него. Я не могла держать его на руках. Иногда в моей душе угасала боль, а на смену ей приходило ужасающее безразличие. Лечащий врач увеличил дозу антидепрессантов, сказав, что это должно помочь мне прийти в себя. В себя я так и не пришла, но таблетки помогли мне пережить это ужасное время.