«Если», 2006 № 09 - Журнал «Если»

Итак, я вернулся на площадь. Надзиратель все так же сидел на своем мешке, но верхового мага поблизости не было. Я подошел, назвал себя, предъявил бумаги и мешочек с деньгами. Надзиратель все тщательно прочитал, пересчитал и наконец выдал мне документ об уплате налога — написанный по-йолльски с ужасными ошибками, но зато скрепленный баронской печатью.

Выйдя из поселка, я двинулся по тракту — но не к станции, а в противоположном направлении. На лугу вдоль ручья паслись нелюди. Я хотел пить, однако к воде из ручья не притронулся. Из брезгливости.

Солнце стояло в зените. Я поднялся на пригорок, отошел от дороги и уселся среди колосьев, на меже двух полей. Молчаливая встреча с бабушкой отняла у меня больше сил, чем я ожидал. И мне страшно было представить, чего эта встреча стоила ей. Одну длинную минуту я был почти уверен, что бабушка умерла сразу же после моего ухода, и, вернувшись к дому Осотов, я обязательно увижу желтые ленты на полукруглом балконе — знак траура.

Но колосья шелестели, вцепившись корнями в пригорок, а небо — вместилище всех человеческих корней — безмолвствовало. И я мало-помалу справился и с отчаянием, и с тоской.

Я лег, вытянувшись, и заснул, как в детстве — слушая звон колосьев.

Был поздний вечер, когда я вернулся в гостиницу. Ветер все так же покачивал лицензию на двери. В сенях пахло дымом, чуть подгоревшей кашей и еще чем-то — я никак не мог понять, что это за запах.

В обеденном зале было темно и тихо. Похоже, я по-прежнему оставался единственным постояльцем.

На столе горела свеча, в круге света лежали три коротких огарка. Я шагнул, протягивая руку, намереваясь взять один из них и осветить себе путь наверх…

— Стоять, веснар!

Я еще успел подумать, что слово «веснар» звучит одинаково и по-йолльски, и на языке Цветущей. Потом медленно, очень медленно повернул не голову даже — глазные яблоки.

Его кольцо, стальное с перламутром, мерцало, казалось, прямо перед моим носом, хоть нас разделяли шагов пять, не меньше. Йолльский маг стоял в углу обеденного зала, готовый убивать, но почему-то медлил с ударом.

— Не вздумай, веснар. Стоять.

Он был новичком, этот маг. Ни один из тех, кто воевал с нами во время нашествия, не стал бы брать меня живьем. И уж конечно, не стал бы со мной разговаривать.

Я ждал. Моя жизнь подошла к концу — почти одновременно с жизнью бабушки. Судьбе было угодно, чтобы род Осотов прекратился сегодня — и навсегда.

— Руки за спину, — пролаял маг.

Я выполнил приказ. Мои руки тут же принялись вязать сзади — очень крепко и очень грубо. Маг подошел ближе, не опуская кольца. Я смотрел, как скачут по чеканке и перламутру синие злые искры.

— Убийца! — его голос дрогнул.

Тут мне на голову накинули мешок, и я больше ничего не видел.

Меня выследили? Слуга подслушал, как бабушка назвала меня настоящим именем? Или йолльские маги теперь обладают могуществом, о котором прежде никто не подозревал?

Стук колес по тракту сменился хрустом гравия. Скрипнули, открываясь, ворота и лязгнули, закрываясь. С головы моей наконец-то сняли мешок, я мигнул и огляделся.

Посреди двора горела бочка со смолой. В ее свете я разглядел дом барона, сложенный из серого и черного камня. Дом стоял на крутом пригорке, с одной стороны у него было три этажа, с другой, вероятно, два. Лес подступал совсем близко, я чувствовал его запах и видел сплошную черноту там, где начинались стволы.

Ограда вокруг дома была тоже из камня, и даже землю укрывали каменные плиты: на стыках между ними кое-где пробивалась трава. Оконца узкие и очень высокие. Сейчас, среди ночи, почти все они светились, будто накануне большого праздника. Я поднял голову: в окне второго этажа мелькнула тень…

И почти сразу оттуда вырвалась арбалетная стрела, целя мне в лоб.

Не поворачивая головы, почти не глядя, йолльский маг выбросил руку в сторону, и стрела разлетелась на куски. Звякнул о камни наконечник. Острая щепка клюнула меня в щеку. А кольцо, стальное с перламутром, опять смотрело мне в глаза, и сине-фиолетовые отблески только на миг потускнели.

— Что ты сделал! — глухо кричали в доме. — Притащил веснара живым… Прочь, все прочь! Кто хочет жить — уходим!

Лошадь, запряженная в повозку, нервно заржала, ударила подковой о камень, вышибая искры. Слуги, сопровождавшие меня от гостиницы к баронскому дому, жались друг к другу за спиной мага.

Я ждал.

— Вперед, — сказал маг. — В дом, растение.

Я вошел.

В йолльских строениях почти не бывает внутренних перегородок, только колонны, на которые опираются балки, да винтовые лестницы без перил. Сводчатый потолок баронской гостиной был очень высок, в три человеческих роста. Вдоль стен горели факелы. В дальнем углу стоял мальчишка лет десяти, смотрел на меня круглыми глазами, обомлевший, будто в столбняке.

По внешней лестнице, пристроенной к дому снаружи, бухали сапоги: слуги и стражники отступали. Их начальник служил в Цветущей давно, еще со времен нашествия, и не желал участвовать в смертельной затее глупого мага.

Или он не так уж глуп?

Я присмотрелся. Дальше, за каменной спиралью винтовой лестницы, угадывались странные очертания — что-то грузное нависало, почти касаясь пола, в тяжелых складках не то сети, не то ткани.

— Подойди, веснар, — голос мага звенел, как будто он сдерживал смех. — Подойди и посмотри, убийца!

Я обогнул лестницу.

Это был старый гамак, привешенный к балкам на лохматых веревках. В гамаке лежал труп дряхлого старика. Желтоватая прозрачная кожа, обтянувшая череп и собравшаяся складками на щеках, редкие седые волосы, ввалившиеся черные губы — я вдруг вспомнил бабушку, мне сделалось горько и страшно.

И только потом, несколько мгновений спустя, я узнал лежащего. Вчера на закате я встретил его: тогда ему было лет сорок, он сидел в седле, гордо выпрямив спину, и велел магу оставить меня в покое, раз уж я иду в Холмы по своим делам.

Барон. Йолльский наместник в Светлых Холмах. Теперь ему было больше ста лет — по крайней мере с виду.

Маг молчал. Его кольцо касалось моей шеи. Я чувствовал то жар его, то холод. Перед глазами метались огненные язычки: я медленно осознавал, что произошло. Что это значит. Небесные корни, за миг до смерти я не знал, радоваться своему открытию или пугаться…

Я повернул голову. У мага были совершенно безумные глаза. Мне снова показалось, что он вот-вот рассмеется. Или разрыдается. Или даст наконец волю своему кольцу. Я снова подумал о бабушке. Хорошо, если она уже умерла и не узнает, как я распорядился этим несчастным сокровищем — жизнью последнего Осота.

Горели факелы. В их неровном свете мы с магом глядели друг на друга; я был уверен, что мой взгляд ничего не выражает, но йолльские маги проницательны.

Он дернул кадыком:

— Барона убил веснар!

Я не спорил.

— Ты!

Я промолчал.

— Ты его убил? — спросил он отрывисто.

Могущество йолльских магов заключается прежде всего в том, что им невозможно врать.

— Нет.

Он был потрясен. Я заметил это по глазам. Но, даже сбитый с толку, соображал он быстро.

— Ты хочешь сказать, что здесь рядом… еще один… такой же?

— Это Цветущая, мясоед, — сказал я со скрытым торжеством. — Что ты хотел здесь найти?

Он захлебнулся яростью. Нашей с ним жизни оставалось несколько мгновений.

— Я убью тебя.

— Я знаю, — я мельком взглянул на дряхлое, мертвое лицо барона. В детстве такие лица преследовали меня в кошмарах. — Знай и ты: ни один веснар не умирает мгновенно. И связывать меня бесполезно. Для моего дела мне не нужны ни руки, ни глаза.

Его зрачки расширились. Кольцо на пальце вспыхнуло ослепительно-фиолетовым светом. Йолльский маг чувствовал западню, но все еще не верил.

— Я думал, ты выследил меня, — проговорил я медленно. — Я думал, ты знаешь мое имя. Но тебе просто повезло, мясоед. Вернее, тебе ужасно не повезло. Посмотри на барона — это и твоя судьба тоже.

Мальчишка, стоявший у стены, наконец-то вышел из столбняка и кинулся бежать, поскальзываясь на покрытом соломой полу. Маг смотрел на меня — в его глазах отражался свет факелов.

— У тебя был шанс напасть внезапно, мясоед, — сказал я. — Оглушить. Или убить во сне. Ты этого не сделал.

Он молчал. Мы были связаны, как веревкой, смертью о двух концах: если ударит один, тут же ответит и второй; йолльские маги тоже не умирают мгновенно. Во всем доме, в огромном каменном доме, сейчас не было ни души: слуги и стража разбежались. Только где-то под самой крышей тяжело дышал, забившись в укрытие, мальчик.

Мы смотрели друг на друга. Сейчас, именно в эту минуту, маг во всей полноте осознал свою ошибку — и увидел будущую судьбу.

«…Они не люди, — говорил тогда дед. — Запомни, Осот, они все — нелюди».