Офицерский крематорий - Михаил Нестеров

Что ж, мне стоило поблагодарить Карапетяна хотя бы за то, что лично он снял с меня вину и как бы попросил за меня следствие и ту половину граждан, которые были готовы отдать за него голоса.

Казалось, Карапетян цепляется за соломинку, и попытка взвалить вину за поджог ГУВД на своего соперника успехом не увенчается. Но если смотреть на это с точки зрения, что политика выбирает не народ, а пресса, то сложившаяся ситуация буквально обрушила прессу. Все без исключения местные издания снова стали говорить о той самой вилке, на которую напоролся Карапетян. Он оказался единственным, кто, как выразился один журналист, был готов «дежурить возле архива с огнетушителем, лишь бы не допустить возгорания».

Еще одна сторона этого дела заключалась в том, что Сергей Карапетян ничем не рисковал, делая поспешные и рискованные заявления. Он использовал «горячий» материал, и только, и так на его месте поступил бы любой, в том числе и его соперник.

Тот тоже собрал пресс-конференцию, но не смог собрать такую же внушительную аудиторию. И этот момент стал переломным в ходе предвыборной гонки. Чаша весов стала клониться в сторону Карапетяна.

Я же не переставал хмуриться. Мне все время казалось, что моя фантазия насчет шахматной стратегии и точно выверенного хода – вовсе не фантазия.

И еще: я впервые увидел Карапетяна в окружении людей. Как будто он спустился к ним с небес. Эта была как раз та тема, на которую мы, говоря языком Кросса, перетерли после взлома гаража Хромченко.

А вот и он собственной персоной. Притащил с собой претензию, похожую на детскую обиду: я, видите ли, не хочу делиться с ним секретами сыска. Наивный. Честно говоря, мне не хотелось делиться с ним даже куском хлеба. И все же я сдался и попытался ответить на его вопрос: почему Рита не хранила снимки в одной пачке или стопке, как это делают обычные люди? И начал я с того, что он и сам знал прекрасно: Рита – необычный человек.

– Никакой дедукции, я использовал индуктивный метод, отталкиваясь, собственно, от события. Смотри, вот у нас сорок фотографий, и мы выбираем место, куда бы спрятать целую пачку. Каждая фотография ценна для нас. Каждая фотография – серия из сериала, и все вместе они – целое произведение. Может быть, от этого отталкивалась Рита, поместив каждый снимок в отдельный контейнер?

– Бум считать, что это так, – согласился Кросс и стал похож на приемщика столичного ателье, принимавшего у меня заказы на печать снимков.

– Другой версии нет и у меня. Она отчасти подтверждается тем, что серия снимков имела для Риты важное значение, но была лишена схожего – ценности. Представим себе возгорание в этом хранилище, вой анахронической сирены и Риту, которая мечется в дыму и, рискуя сгореть в огне, одну за другой бросает в сумку контейнеры с фотографиями. Скорее всего, она опасалась, что снимки обнаружит кто-нибудь чужой, но не их уничтожения тем же огнем. Иначе хранила бы их в одном месте.

– Складно. Есть что добавить?

– Рита собрала и хранила коллекцию снимков в качестве иллюстрации к содеянному, этакое наглядное пособие. «Я сделала это». Она раскладывала снимки в хронологическом порядке, и на снимке номер один изображен труп Хромченко.

– Она что, боялась обыска? Кто его мог устроить?

– Ты, например.

– Я? Зачем мне это нужно?

– Чтобы избавиться от улик, а потом и от Риты. – Я помолчал. – В списке моих дел есть одно незавершенное. Поможешь?

Кросс выразил готовность кивком головы.

Время для беседы с Карло сложилось само собой, а мой визит просился называться традицией: за несколько минут до открытия заведения. «Дефицит времени? Ну-ну», – усмехнулся Кросс, мало что знавший о таких приемах. У него были свои методы, и он порой насмехался над приемами других людей. Пока я разговаривал с Карло, Кросс стоял в стороне и чистил в ушах спичкой. Эта крохотная палочка с серой на конце была для итальянца страшнее бейсбольной биты. Даже не зная Кросса в лицо, в нем с первого взгляда можно было распознать гангстера. Собственно, приступив к допросу, я натурально выяснял, что больше чтит этот итальянец: закон или беззаконие.

– Ты подсыпал нам снотворное в вино?

– Нет. – Карло клятвенно сложил на груди руки, бросил короткий взгляд на Кросса и повторил еще раз: – Нет.

– Сегодня ты выглядишь по-другому. И разговариваешь со мной по-другому. Что на тебя так подействовало, Карл?

– Обстоятельства изменились.

Он сторонился беззакония, и мне понравилось, как Карло мне подыгрывает.

– Хватит вам чирикать! – прервал нашу беседу Кросс. Он подошел к нам и заставил Карло расслабиться привычным действенным способом: – Смотри, кто пришел!

Карло повернул голову к двери, а Кросс, коротко замахнувшись, ударил его в солнечное сплетение. Итальянец согнулся пополам. Кросс схватил его за волосы, приподнял его голову и двинул ему в лицо коленом. Я отвернулся и уже по звуку определил: мой напарник припечатал официанта к стойке, разбив ему голову, разломал о его спину стул… Наконец Кросс толкнул меня плечом в спину: «Пойдем отсюда». Вслух же добавил:

– Это не он. И он не знает никого, кто знает об этом.

Мы прошли мимо окаменевшего Кватроччи, слившегося со шторкой у выхода. Кто знает, может быть, открывая ресторан в этом провинциальном городке, он надеялся забыть про криминального спрута. Наивный…

– В Москве такие приемы уже не практикуют, – попытался я и вступиться за Карло, и воздействовать на сознание головореза.

– У вас там гладят по головке?

– Я об этом не слышал.

– Тогда помалкивай.

Глава 24

Часы

В этот раз я не стал гримироваться, и знакомый уже администратор кибер-кафе наморщил лоб, вспоминая, видел ли он меня раньше. Я дал ему подсказку, когда занял место за тем же столом, но тут же позабыл об этом, включившись в работу.

Фотографию Хромченко на официальном сайте, оказывается, можно было открыть в более крупном формате и большем разрешении. Я, что называется, случайно кликнул на ней, и она превратилась в натуральные обои на рабочий стол, а количество пикселей на дюйм превзошло все мои ожидания.

Фото открылось в стандартном редакторе, которого мне хватило за глаза. Я попробовал еще увеличить снимок, однако двухсот процентов зумма оказалось маловато, и я поднял ползунок до самого верха. Увеличив снимок в пять раз, приступил к его детальному изучению. Меня интересовали две детали: часы на левой руке полицейского и, собственно, множественные раны на другой.

Наручные часы фирмы «Ориент» – их трудно спутать с другой маркой. Стальные, массивные, ударопрочные, с люминесцентными стрелками и метками на циферблате, с календарем, стоили они в пределах двух с половиной тысяч и были по карману любому. Несмотря на четкий, с высоким разрешением снимок, на нем я долго не мог отличить минутную и часовую стрелки: максимальный масштаб натурально посеял зерно, и стрелки часов выглядели размытыми.

Обе они в момент съемки находились точно напротив меток – три часа и одиннадцать часов. То есть фотограф сделал снимок либо в 14.55, либо в 11.15, или в пересчете на ночь – 02.55 и 23.15. По логике вещей, первое, дневное время, исключалось: пожар в ГУВД вспыхнул в 17.59. Наиболее близко стояли цифры – 23.15. Я не исключал, что тело Хромченко пролежало за машиной шесть часов с четвертью. А вот девять часов – вряд ли. Хроника событий послужила мне точным инструментом: к двенадцати часам ночи на территории ГУВД не осталось ни одного трупа, все они были перевезены в ближайшие клиники и пункты для опознания их родственниками.

И все же я сумел разобраться, где какая стрелка, слившаяся с продолговатой меткой на циферблате. В этом мне помог оригинальный снимок этого «Ориента» с сайта по продажам наручных часов. Дизайн обеих стрелок отличался одной только деталью – размером и положением люминесцентного элемента. На минутной стрелке он был длиннее, и от центра отстоял дальше, чем на часовой. Я еще раз проверил свои результаты и уже потом выпустил мурашек на спину. Я не любил выражения «Этого не может быть!», но именно оно сейчас вертелось на языке. Потому что в эту самую минуту я узнал не точное, но приблизительное время смерти капитана Хромченко. Он погиб за три часа до пожара в Главке. Конечно, часы могли встать от удара, от воздействия взрывной волны, но тогда стрелки показали бы точное время его смерти: 17.59. Со временем шутки плохи, подумал я.

В таком случае где он получил увечья – ожоги и ампутацию пальцев? Можно было сказать – где угодно, но можно сказать: только не в Главке. Его убили, скорее всего, около трех часов дня, тело облили бензином и подожгли, а спустя три часа подбросили его во двор управления, в котором уже полыхал огонь.

Пожар в главном здании ГУВД – диверсия. Я впервые получил тому доказательства: собственно труп Хромченко, характер полученных им ранений, время его смерти и так далее. Рассмотрев внимательно на снимке увечья его руки, я подумал о зверствах террористов, о пытках, когда у человека один за другим отрезают пальцы. Да, стекло может нанести такие увечья, но таких стекол должно быть пять – по числу пальцев. Они были отсечены под разным углом и остатки пальцев (культи) были разными. К примеру, средний палец был отсечен под корень, а соседний – безымянный – под первую фалангу.