Деревянные актёры - Елена Данько

– Ходьба по канату – опасное искусство. Испуг или маленькое, совсем маленькое неверное движение – и канатоходец падает с каната, – говорил он.

– Метр Миньяр, – спросил я, – почему нас, артистов, так гоняют отовсюду? Разве мы делаем что-нибудь дурное, когда развлекаем людей?

– Мой мальчик, не забудь, кто нас гоняет, – ответил метр Миньяр. – Разве весёлые подмастерья не восхищались сегодня искусством мадемуазель Розали? Разве честные ребятишки не стали на твою защиту, Жозеф? Разве баварские ремесленники и крестьяне не любят всей душой остроумного метра Вальтера, про которого вы мне рассказывали? У нас множество друзей. Кто же наши враги? Посчитай, Жозеф.

Метр Миньяр загибал пальцы на левой руке и говорил:

– Священники – раз, полицейские – два, сельские сторожа – три, бургомистры – четыре, аристократы – пять. Пять загнутых пальцев образуют кулак. Этот кулак – правительство. Этот кулак нас бьет. За что он нас бьет? За то, что мы – свободные люди. Сегодня – здесь, завтра – там. Мы не копим богатств. Чины нам не нужны. Любовь народа – лучшая нам награда, Мы веселим народ, и народ смеется вместе с нами над великопостной рожей священника, над глупостью полицейского, над чванством аристократа. О, правительству не нравится, когда народ смеется! Кто смеется, тот уже не боится, а правительству нужно, чтобы его боялись. Правительству нужно, чтобы народ безропотно терпел нужду, голод, непосильную работу, пока во дворцах аристократов царят обжорство, роскошь и безделье. Но скоро всё будет иначе. Во Франции народ уже теряет терпенье. Простые люди отказываются быть рабами господ дворян. Народ восстанет. Он уничтожит старое правительство. Он устроит новую, счастливую жизнь. Все люди станут свободными гражданами, и нас, артистов, никто не будет притеснять!

Глаза метра сверкали, голос его звенел. Мы затаив дыхание слушали речи метра. Я начал рассказывать ему про священника, который сломал наши ширмы, про приключения в замке Гогенау, про судью, который судил меня за пропажу брошки… Метр с интересом слушал меня, попыхивая трубочкой. Он одобрительно кивал головой, вставлял свои замечания. Мы просидели бы за разговорами до утра, если бы хозяин гостиницы не просунул к нам в дверь заспанную голову в ночном колпаке и не проворчал:

– Долго вы будете полуночничать? Добрые христиане все спят, а вы знай себе языки чешете – чертей тешите! – И он исчез.

На нас напал смех. Паскуале чуть не свалился под стол от хохота, я поперхнулся, мадемуазель Розали спрятала голову в подушки. Метр Миньяр, смеясь глазами, взял свечу со стола и сказал:

– Ну, пора спать. Поговорим завтра.

МАЛЕНЬКАЯ РОЗАЛИ

Гектор, потряхивая ушами, увозил от нас театр мейстера Вальтера всё дальше и дальше по саксонским дорогам. Нам было его не догнать. Я не знал, куда идти, где разыскивать мою сестру. Когда метр Миньяр предложил нам работать вместе с ним, мы с радостью согласились.

Мы снова сделали ширмы и показывали Пульчинеллу. Теперь у Пульчинеллы был новый номер. Он приносил хорошенькую коробочку в подарок своей жёнушке, а оттуда выскакивала белая мышка, за ней другая, третья… ещё и ещё… Они пробегали по краю ширм и скрывались за ним. Старушка от испуга падала в обморок. Пульчинелла, громко вереща, гонялся с дубинкой за мышами, а мыши непрестанно выскакивали из коробочки, как будто их были сотни (коробка была без дна, мы снизу подсаживали мышек, снова ловили их и снова подсаживали). Мы сделали новых марионеток и прежде всего маленькую Розали. Она ходила по канату. Я привинтил колечки к подошвам её хрупких ножек, к этим колечкам привязал нитки и пустил их вдоль маленького каната. Паскуале стоял на тропе, держа вагу, а мы с метром, работая внизу по сторонам сцены, тянули по очереди нитки, привязанные к ножкам. Маленькая Розали скользила по маленькому канату, помахивая флажками в такт вальса.

Мадемуазель Розали сама сшила кукле сиреневое газовое платьице и украсила его блестками. Она отрезала прядь своих чёрных волос, и Паскуале сделал из них паричок кукле. Маленькая Розали была точь-в-точь похожа на мадемуазель Розали.

Бывало, большая мадемуазель Розали отработает свой номер, пошлёт зрителям поцелуй и убежит за занавеску.

– Браво! Бис! Бис! – кричат зрители.

Тогда мы с Паскуале подвигаем наши ширмы, раздвигаем их створки – и в отверстии вдруг появляется маленькая мадемуазель Розали. Она идёт по канату и бисирует свой номер.

Зрители не верят глазам, теснятся к ширмам, шумят, и не раз слышится крик:

– Это колдовство! Колдунья!

Метр Миньяр объясняет, что это не колдовство, а искусство. Большая мадемуазель Розали выбежит на сцену, ведя на ваге мадемуазель Розали, дёрнет её за ниточку и заставит чуть-чуть угловато поклониться зрителям… И зрители, качая головами, хвалят искусно сделанную итальянскую марионетку…

Мы делали хорошие сборы и обошли всю Баварию, Вюртемберг и Шварцвальд. Весной мы пришли в Страсбург. К тому времени мы уже изрядно болтали по-французски.

ВЕСТИ ИЗ ПАРИЖА

Однажды, вернувшись с дневного представления, мы увидели у крыльца гостиницы ветхий почтовый дилижанс. Из его облупившегося кузова высаживались французские актёры.

Не отряхнув пыль с помятых платьев, свалив на крыльцо как попало свои сундучки, узлы, гирлянды бумажных цветов и клетки с попугаями, они обступили хозяина и громко требовали ужина.

– Мне пулярку с белым вином. – вопил безбровый тенор в голубой шляпе.

Охрипший бас с вязаным шарфом на шее заказывал яичницу. Молоденькая актриса визгливо требовала жареную колбасу, да пожирнее.

– Да поскорее! – кричали все.

– Розали! Какая встреча! – воскликнула толстая актриса в зелёном капоре, бросаясь на шею Розали.

– Откуда вы, мадам Клодина? – спросил метр Миньяр.

– Мы бежали из Парижа, – всхлипнула она, тяжело опускаясь на табурет. – О, что творится в Париже!

– Что же там творится? – оживился метр Миньяр.

– Ужас! Ужас! Я не нахожу слов! Люсьен, Филидор, идите сюда! Познакомьтесь, – мой старый друг, метр Миньяр! Расскажите ему про Париж.

Тенор и бас пожали руку метру и стали наперебой рассказывать, пока служанка, звеня посудой, накрывала стол.

– В Париже голод. Народ бунтует. Толпы оборванцев бродят по улицам и горланят дерзкие песни про королеву, – говорил тенор.

– На площади Дофина они пускали ракеты и жгли чучела министров и графини Полиньяк, – хрипел бас, тараща белки, а тенор перебивал его:

– Это пустяки! Вот в предместье Сент-Антуан было дело! Там голодные рабочие потребовали хлеба у фабрикантов. Ревельон (вы знаете, у него фабрика обоев) сказал им: «Белый хлеб не для вас, довольно с вас чечевицы». И, подумайте, озверелая толпа разнесла по щепочкам дом Ревельона! Они разбивали зеркала и выбрасывали из окон его прекрасную мебель.

– Король приказал войскам стрелять в толпу… Двести рабочих было убито… Бунтари носили их тела по улицам и призывали парижан отомстить королю, – снова вмешался бас.

– Они ненавидят нашу прекрасную королеву, – простонала молоденькая актриса.

Мадам Клодина горестно подняла начернённые брови.

– О, Париж теперь – невесёлый город!

Тут подали ужин. Актеры бросились к столу. Застучали ножи, заработали челюсти, зачавкали губы. Метр, присев на подоконник, жадно читал привезенную актёрами газету. Розали наклонилась над его плечом.

– Нет! – воскликнул метр, отбрасывая газету. – Долг каждого француза – быть сейчас в Париже и помогать народу в борьбе за его права. Мы едем в Париж!

Розали радостно засмеялась. Мы с Паскуале подпрыгнули.

– Не будьте безумцем, метр Миньяр, – сказала мадам Клодина, набивая рот пирогом. – В Париже голод. По всей Франции голод. Мы не могли купить ни кусочка хлеба за семь дней дороги.

– Мы видели умерших с голода людей. Мертвецы валяются на деревенских улицах, – подхватила молоденькая актриса, утирая жирные от колбасы губы.

Метр выпрямился, и голос его стал звонким, как медь:

– Мадам, я потерял левую ногу, сражаясь в Америке за свободу чужого народа. Я не боюсь смерти. Я пойду к герою освободительной войны Лафайету и скажу ему: «Генерал, пора повернуть оружие против тех, кто душит свободу Франции, кто расстреливает французский народ!» И генерал послушает своего старого солдата.

– Да замолчите вы, сумасшедший! – закричал бас. – Вас только не хватало в Париже!

– Какое дело артисту до политики? Артист развлекает сытых, весёлых людей! – вопил тенор. – Мрачные бунтовщики Парижа рады все театры закрыть, и если бы не двор…

– Довольно, мсье! – загремел метр Миньяр. – Довольно артистам потешать жирных придворных обезьян! У артиста есть лучшие цели. Стыдно вам, убежавшим из Парижа, чтобы набивать здесь свои желудки! – И метр Миньяр гордо вышел из комнаты.

Актеры недовольно ворчали ему вслед.

– Метр Миньяр, я ваш старый друг и поэтому не обиделась на вас, – говорила толстая мадам Клодина, сидя в комнате Розали. – Как сейчас, помню я тот день, когда вы привели ко мне малютку Розали, чтобы я выучила её танцевать. Вот уже семь лет прошло с тех пор… – Толстуха всхлипнула. – Как вдруг я говорю вам: отпустите Розали с нами в Италию. Там люди живут спокойно, там всего вдоволь. Там богатые дворяне покровительствуют театру. Розали сделает блестящую карьеру…