Цепной щенок. Вирус «G». Самолет над квадратным озером - Александр Бородыня

— Фазиль, от тебя порохом воняет! — сказала Мира и отпихнула верзилу. — Ладно, пусть «пепси», только не дыши на меня. Ты что, порох жевал? У тебя изо рта порохом воняет?

— Не-е-т! — верзила чуть не свалился со стула от хохота. — Не-е-т! Это от рук, наверно, пахнет… — он покрутил над круглым пустым столом огромные багровые кисти рук. — От них!

— Так я не понял, что вы хотите? — спросил повар в окошечке. Ник поднял фотоаппарат, направил его на Миру, так, чтобы в объектив попало побольше людей и, не успев осознать своего действия, нажал на спуск. Ответная реакция оказалась моментальной. Лысый Йорик прыгнул и ударом маленького кулака выбил аппарат из руки. Рубашка на Йорике забралась белой складкой, а на морде, оказавшейся прямо перед Ником, прорезался неприятный оскал.

— Не надо панорамировать! — вылезли из оскала русские слова. — Уйди отсюда… Мальчик!

10

Жарким оранжевым маревом лежало на лице солнце, по закрытым векам бродили тени. Голоса пляжа звучали, как через толстый ватный фильтр, отдаленные, глухие, такие знакомые. В основном это были русские голоса.

Горячо было только сверху. Раздевшись и опустившись на раскаленный песок, Ник пролежал так долго, что песок под телом остыл и почти не ощущался.

Ему было невыносимо стыдно. Каждый шаг, от порога белой веранды до пляжа, каждый шаг по висячему мосту был шагом согнувшегося человека. Он боялся повернуть голову, а Ли истерически смеялась. Она говорила очень громко, неестественно весело, она рассуждала без всякого ответа с его стороны о том, что все же следует снять купальник, если все голые, что в купальнике выходит даже как-то неприлично теперь, все комплексы наружу… А в спину между лопаток — он отчетливо чувствовал это — были направлены пьяно покачивающиеся стволы автоматов.

Оранжевое марево, лежащее на закрытых веках, под давлением жаркого воздуха становилось черным… Засыпал он долго, а проснулся мгновенно, проснулся с легкой головной болью.

Он боялся открыть глаза. Когда он прилег, Ли пошла в море. Он хотел выжечь свой стыд на солнце, она хотела смыть его в воде. Потом, перед тем как он заснул, она сказала, что уходит, значит, опять пошла купаться, кажется, в четвертый раз.

— Ма? — спросил он, вдруг ощутив у себя на лбу прохладную и легкую женскую руку. Рука матери должна была быть мокрой, а на лбу его лежала совершенно сухая рука. — Ма, это ты?

— Нет!

— Мира?

— Может быть, ты посмотришь мне в глаза?

Знакомым движением она нажала пальцами на его виски, в мозг посыпались искры.

Он оттолкнул ее. Мира сидела по-турецки, подобрав ноги, совсем рядом. Она была в белом купальнике, и ее тело казалось на фоне этого песка почти белым. Волосы были сухими, на плёчах обозначились розовые неприятные пятна. Похоже, она давно не лежала на открытом солнце.

— Зачем ты? — спросила она, знакомо наклоняя голову к левому плечу. Волосы шевелились, сухо сыпались под ветром. — Ты же понимаешь, все это бессмысленно, — она на секундочку сжала губы, — и опасно! — она подчеркнула голосом. — Опасно!

— Я знаю! — Он уперся в песок ладонями (уперся, как в сковородку, как в раскаленную прогибающуюся ткань). Ему вдруг захотелось в воду, смыть с себя стыд. — Я знаю… — повторил он, стараясь смотреть в глаза девушке. — А что, не нужно было?

Она протянула руку.

— Дай мне фотоаппарат!

— Не дам…

Вдруг все поняв, Ник накрыл обожженной ладонью черный футляр фотоаппарата, лежащий рядом.

— Не валяй дурака! Может слишком дорого стоить. Открой его и засвети пленку… У всех на глазах, будто в шутку.

— Будто в шутку?

— Именно.

— Больше ничего?

— Больше ничего!

— А они тебя изнасилуют, разрежут на куски… — он облизал пересохшие губы, — и будут мне присылать тебя по почте частями…

— Да, — сказала Мира. — Конечно, меня изнасилуют. Но сейчас дело не в этом. Ты должен засветить пленку. Ник!.. — голос у нее был такой спокойный, такой знакомый. Она опять была старше на много лет, как вначале. — Ник, эта пленка их раздражает, а изменить она все равно ничего не изменит. — Мира отвела глаза. — А в общем, спасибо, что пришел… — Она не хотела, чтобы он видел даже маленькой ее слабости, даже искру слабости в глубине глаз. — Засвети пленку…

— Конечно… — сказал он, вскрывая футляр.

Прежде чем вынуть пленку и вытянуть ее сверкнувшей змеей под солнце, он поискал в воде среди других голов голову Ли, нашел ее где-то рядом с красным бакеном и почти успокоился.

— Пусть они видят. В шутку… — он тянул пленку наружу медленно — из черного тела аппарата длинный язык. — Давай убежим? — шепотом сказал он. — Тихо по воде отплывем, а потом по берегу…

— Побежим? — спросила Мира.

— Ну я не знаю… Они что, следят за тобой все время? — непроизвольно он оглянулся на висячий мост. На мосту стояла собака. — Следят?

— Я здесь на коротком поводке, — сказала Мира. — Не получится удрать!

Она заложила руки за спину, расстегнула свой белый купальник, стянула его вниз, по очереди поднимая ноги.

— Пойдем купаться… Пойдем окунемся… — и шепотом почти одними глазами прибавила.

— В последний раз…

В воде у берега было тесно от брызгающихся детей и голых баб. Ник последовал за Мирой (она плыла уверенно, легко, а он, как всегда, выбился из сил в первую же минуту). Так, в паре, он не боялся глубины, не боялся, что сведет ногу, знал, что Мира его вытащит.

— Ты нарочно разделась? — сплевывая воду, спрашивал он, с трудом удерживаясь рядом с ней.

Она смотрела прямо над водой. Темные неподвижные глаза. Она сказала:

— Пойми, чем меня быстрее убьют, тем мне будет легче.

— Тебя точно убьют… — он опять хлебнул воды.

Он увидел снизу, как будто на самой вершине зеленоватой стеклянной горы очень далеко движется белая точка — пароходик или маршрутный катер. Он понял, что она не шутит.

С трудом он перевернулся в воде, теперь он не хотел, чтобы Мира увидела его глаза, и тяжело поплыл к берегу, разбивая воду бессмысленно резкими ударами рук.

Солнце преломилось в летящих брызгах. Нога с трудом дотянулась до дна. Перед ним оказалась загорелая волосатая грудь, мужской голос сказал в самое ухо по-грузински.

— Уйди, щенок!

Две пары сильных скользких рук надавили ему на плечи. Он выскочил на секунду… Успел заметить Ли, стоящую на берегу. Вокруг фейерверки брызг, прыгающие в воде голые дети, женщины…

«Когда она успела надеть купальник?.. — уже теряя сознание и погружаясь в болезненную муть, подумал он. — Без купальника лучше… Если купальник снять, убьют быстрее и быстрее все кончится…»

11

Он задирал голову, и над головой сквозь стеклянное полотнище воды, загибаемое ветром, видел солнце — пульсирующий белый шарик. Ему казалось, что он не может оторваться от камня, он скреб пальцами по бетонной стене волнореза, но скобы не было, не за что ухватиться. Ник посмотрел вниз, оторвав глаза от солнца. Он увидел среди извивающихся мягко водорослей свои босые ноги, увидел руку, торчащую из-под камня, на руке блеснуло кольцо. Вдруг он понял, что рука вовсе не мертвая, а напротив, дружелюбная, живая. Готовая к пожатию, рука протягивалась к нему. С трудом Ник наклонился… Почему бы не пожать руку скульптора? Но ведь Александра убили в пещере? Утопили другого человека. Здесь должна быть Мира? Такая большая, уродливая, каменная Мира. Он сделал усилие, кончики пальцев столкнулись с кончиками пальцев протянутой руки мертвеца, и их обожгло…

— Ник!

Он почувствовал сильный удар. Удар звоном прокатился в проснувшемся мозгу. Он открыл глаза. Вырвавшись из обморока, Ник присел на песке и вытер губы. Солнце стояло над головой в открытом небе, полуденное, белое. Ли с размаху еще раз ударила его по щеке. Он увидел ее сосредоточенные глаза, увидел толпу вокруг, и сквозь толпу, сквозь пластиковый навес в отдалении покачивающийся мост… По мосту шла Мира. Она не оборачивалась. На ней было знакомое платье. Ее никто не сопровождал, только собака плелась, послушная, следом.

Еще не в силах выдавить из себя слов, он показал рукой. Глаза Ли вспыхнули. Они были злыми и напуганными одновременно.

— Ник! — сказала она. — Ну разве так можно?

— Ногу у него свело, — сказал кто-то за спиной. — У парня ногу свело… Мог возле самого берега утонуть… Спасибо, не утонул.

— А что? Что здесь случилось? — поинтересовался другой женский голос.

— Спасатели вытащили. В трех метрах от берега захлебнулся.

— Да не очень он и захлебнулся?

«Спасатели! — повторилось в голове. — Спасатели? Меня пытались утопить…»

Волосатая темная грудь покачивалась рядом, толстая золотая цепочка лежала на этой мужской груди.