Последний бой (СИ) - "shellina"

— И что вы предлагаете, душа моя? — очень тихо, чтобы его никто не расслышал, спросил Разумовский. — Снова отправить его в Вену? Или куда-нибудь еще?

— Я полагаю, что он показал себя как искусный дипломат, вот пускай покажет себя как искусный воин, — Елизавета, не отрывая взгляда, смотрела на смеющуюся троицу молодых людей возле колонны.

— Вы хотите отправить его на войну? — Разумовский приподнял бровь и принялся разглядывать высоченного, стройного Чернышева. — Говорят, в Вене от разбил немало женских сердец.

— Вот и пускай продолжает разбивать женские сердца подальше от Петербурга, — жестко ответила Елизавета.

— Вы отправите его к Ласси?

— В этом нет ни малейшей необходимости. С Ласси сейчас много надежных офицеров и талантливых генералов. А вот мой племянник находится в весьма спорном положении. Так что, я, пожалуй, доверю ему полк. Нет, три полка. Завтра же передай графу Чернышеву мое высочайшее повеление, принять звание генерала и отправиться с тремя полками к Берлину, навстречу армии Великого князя.

— Он не успеет дойти, — с сомнением проговорил Разумовский и перевел взгляд на Елизавету.

— Это будут его трудности, каким именно образом он сумеет выполнить повеление.

— Как прикажете, ваше величество, — Разумовский склонил голову. — Думаю, что выбор полков все же отложим на завтра, сегодня все-таки праздник, на котором положено веселиться и на время забыть о государственных делах.

— Та прав, Алешенька, — Елизавета похлопала Разумовского по руке. — А не присоединиться ли нам к веселью, что танцующие творят?

— Я только за, — Разумовский хохотнул и положил пальцы на согнутую руку Елизаветы. Но когда они шли к центру бальной залы, он бросил быстрый, задумчивый взгляд на Чернышева, но тут же выбросил его из головы, когда зазвучала музыка и они начали двигаться, стараясь не путать движения, и удавалось это далеко не всегда, что только усиливало состояния безудержного веселья, охватившего и его, и Елизавету.

— Вот значит каким образом вы, граф, отплатили нам за наше гостеприимство, — звенящий мужской голос вырвал меня из сна, в который я провалился совсем недавно. — Вы не только сбежали, не попрощавшись, но и решили увезти мою сестру для своих низменных утех, невзирая на тот позор, что падет на ее голову!

— Начинается, — пробормотал я, роняя голову обратно на подушку. — Судя по содержанию истерики, это или Фридрих, или Людвиг, один из братанов нашей искательницы приключений на свои девяносто. И хорошо, что не папаша, собственной персоной. С ним было бы сложнее договориться на начальном этапе.

В соседней комнате послышалась какая-то возня, что-тот с грохотом упало на пол, и разобрать слова в невнятном бормотании стало невозможно.

Дверь в мою комнату приоткрылась, и зашел Криббе. Он старался не слишком топать, но, увидев, что я уже не сплю, прекратил осторожничать.

— Ну что там, Петьку уже расчленили, или он еще трепыхается? — поняв, что поспать больше не удастся, я сел, а затем спустил ноги с кровати, принявшись натягивать ненавистные сапоги, которые я считал своим личным наказанием за все свои прегрешения.

— Граф Румянцев сдерживает юного сына герцога, стараясь не причинить ему особого вреда. Вместе с тем, он пытается объяснить принцу Мекленбургскому, что с его сестрой ничего непоправимого не произошло и что ее честь не пострадала, во всяком случае от его рук. — невозмутимо произнес Криббе. Я даже обуваться перестал, глядя на него.

— Как тебе удается строить такие словесные конструкции? — не удержавшись, спросил я, в ответ Криббе только пожал плечами. — И с каких пор то, чем можно совершить непоправимое навсегда опорочив невинную девушку, стало называться руками? — Криббе в этот момент решил попить водички. А я специально выбрал момент, когда он глотнет. Пока подавившийся Гюнтер пытался прокашляться, я окончательно проснулся и теперь плескал себе на лицо водой из таза, раздраженно отмечая наличие щетины. Но бриться сейчас было некогда, надо Румянцева спасать. Петька, конечно, сам виноват, что в подобной ситуации оказался, но у меня не так уж и много друзей, чтобы терять хотя бы одного из них по такому смешному поводу.

— Я могу не отвечать на ваши вопросы, ваше высочество? — Криббе вытер рот рукой и мрачно посмотрел на меня. Я же лишь пожал плечами. — Полагаю, слуг можно не звать, — я лишь неопределенно хмыкнул, продолжая застегивать камзол. Моя одежда постепенно лишалась всего на мой взгляд лишнего, и ее вполне можно было уже надевать самостоятельно, не прибегая к помощи слуг.

— Кого там Петька слегка придушил, что тот даже орать прекратил? — я кивнул на стену, за которой располагалась комната Румянцева.

— Принц Людвиг Мекленбургский, — Криббе вздохнул и протянул мне перевязь со шпагой. — Что вы предлагаете делать, ваше высочество?

— Торговаться, что же еще, — я надел перевязь и поправил шпагу. Ну все, можно и в люди идти. Еще раз провел ладонью по волосам, таким нехитрым образом пытаясь их пригладить, но, плюнув на это гиблое дело, пошел в двери как есть. Все равно зеркала в комнате нет, и оценить результаты своих трудов я не смогу, так чего выеживаться? В конце концов, это принц меня с постели поднял своими визгами, так что пускай теперь на мою растрепанную голову смотрит. — Нам на самом деле очень сильно повезло, что за сестрой и ее коварным соблазнителем отправили младшего брата. Кстати, это дает надежду на то, что сам герцог сделал это намеренно, надеясь на то, что недалекого из-за молодости младшего сына удастся уболтать и как-то выкрутиться из ситуации при полнейшем одобрении принца. Таким образом всем удастся сохранить лицо и сделать вид, что так и было задумано. А раз так, то у меня появляется странная мысль на тему того, что герцог Мекленбургский совсем не будет против мезальянса.

— Какого мезальянса? — Криббе мотнул головой, пытаясь уследить за ходом моих мыслей, которые я спросонья, возможно, доносил не слишком внятно.

— Женитьба графа Румянцева на принцессе Мекленбургской не может быть ничем иным, как мезальянс, — я остановился перед дверью Румянцева и решительно постучал в нее ногой.

— Как вы вообще ее узнали? — буркнул Криббе становясь у меня за спиной.

— Я долго пытался понять, почему такую симпатичную девушку хотят упечь в монастырь, — признался я Гюнтеру. — Но так ничего и не понял про нее. Ведь из всех сведений у меня был всего лишь ее портрет и знание уготованной ей судьбы. В любом случае, девица, похоже, до конца так и не смирилась, иначе, как еще можно объяснить ее выходку?

Ответить мне Гюнтер не успел, потому что дверь в этот момент приоткрылась и в нее высунулась голова Петьки. Увидев, кто стоит перед ним, Румянцев охнул и посторонился, пропуская меня в комнату.

Людвиг Мекленбургский был на вид приблизительно моего возраста, как и большинство немцев он был блондином, и, как и многие блондины обладал довольно невыразительной внешностью. Когда я зашел в комнату, он стоял возле окна и судорожно пытался выдернуть из ножен шпагу.

— Кто вы? — спросил он громко, не оставляя попыток освободить клинок, который почему-то никак не хотел покидать ножен.

— Я, Великий князь Петр Федорович Романов, герцог Гольштейн-Готторпский, — вежливо представился я Людвигу. — Ваше высочество, могу я дать вам небольшой совет? Отстегните ремешок, который удерживает эфес, — Людвиг бросил взгляд на ножны и густо покраснел. После чего и вовсе убрал руку от оружия, уже не пытаясь его достать. — Полагаю, немедленная расправа над мерзавцем Румянцевым ненадолго откладывается? — Людвиг напряженно кивнул, не сводя с меня пристального взгляда. — Отлично. Тогда я спрошу прямо. Что вы хотите за то, чтобы двое влюбленных обвенчались как можно быстрее? Такого, что позволит вашему благороднейшему семейству забыть о всего лишь графском титуле коварного соблазнителя?

— Отказ от прав на монастырь без предъявления компенсации, с получением пятой части стоимости в виде приданного, — выпалил принц Людвиг. По мере того, как он говорил, я чувствовал, как медленно падает на пол моя челюсть. С трудом вернув ее на место, я с изумлением произнес.