Дар или проклятие - Евгения Горская

– Я заметил, – подтвердил Вадим.

Покосился на нее и улыбнулся. И Наташа улыбнулась. После того как он обнял ее так, что чуть не сломал все ребра, а она боялась пошевелиться, потому что не хотела, чтобы он ее отпустил, ей все время хотелось улыбаться.

– Ты предполагаешь: стрелять мог этот ваш Выдрин, чтобы ты не выдала его связь с налоговиком?

Ей показалось, что Вадим над ней слегка посмеивается, и она хотела обидеться, но не смогла.

– Предполагаю. Больше просто некому, – подтвердила она и мстительно добавила: – Если, конечно, в меня стреляли, и стреляли вообще.

Он задумался, не обратив внимания на ее последнее замечание, и хмуро кивнул:

– Такое может быть. Я бы никому не посоветовал с Петром вашим связываться. И Выдрин этот должен его бояться.

Было что-то такое в Наташином директоре, которого Вадим видел всего несколько минут, внутренняя сила, что ли, одолеть которую рискнул бы далеко не каждый.

Он сказал, что Петра нужно бояться, и оказался настолько прав, что Наташа потрясенно молчала. Снова вернулась тягостная тоска из-за страшной смерти Озерцова, и даже радость от присутствия Вадима стала не такой полной.

Она показала дорогу к дому родителей, и, когда машина остановилась, Вадим, как само самой разумеющееся, сказал:

– Я тебя подожду.

– Нет, Вадик, не надо, спасибо. Это наверняка надолго. Мне ведь придется сказать, что мы с Виктором разошлись. Если ты будешь ждать, я стану торопиться, мама заметит – ни к чему это. А назад меня папа обычно провожает.

Она шла к подъезду, а Вершинин уже начал ждать, когда увидит ее снова.

– Я просто не знаю, дар это или проклятие, – обнимая дочь, растерянно сказала мама.

Наташа понимала, о чем она говорит. По женской линии в маминой семье передавалась удивительная способность чувствовать, когда с близкими случается что-то плохое. Вот и мама на расстоянии запаниковала, когда дочь попала под машину.

– Когда? – спросила Наташа.

– В ночь на понедельник. Соседка Шура утром пошла к ней, а достучаться не смогла. Позвала соседа, выломали дверь. Во сне Зина умерла.

– Кушать хочешь, Ташенька? – подошедший папа чмокнул ее в висок.

– Чайку попью, – решила Наташа, раздеваясь. – Кто вам позвонил? Шура?

– Шура, – подтвердила мама. – Только что. Зину уже схоронили. Как ты почувствовала?

– Не знаю, – Наташе почему-то было неприятно об этом говорить. – Проснулась и подумала о Зинаиде.

– Ты же о ней даже никогда не вспоминала.

– Это может быть просто совпадение.

– Может быть, – с сомнением произнесла мама.

– А ты в таком случае почему ничего не почувствовала?

– Она мне не родная по крови.

– Мама! – уставилась на нее Наташа. – Ну это уже полная ерунда! А как же бабушка Марфа?

Прапрабабушка Марфа, только-только выйдя замуж, ждала молодого мужа с фронта. С русско-японской войны. Скучала, грустила, иногда даже плакала, но при этом любила устраивать скромные домашние вечера с пением романсов, ездила в театр, гуляла, радовалась мужниным письмам. А однажды утром встала совсем другой: больной, замученной жизнью мгновенно постаревшей женщиной. Его больше нет, равнодушно объяснила она домашним. Никакие уговоры, никакое взывание к здравому смыслу не помогали, и когда через некоторое время пришло официальное извещение о смерти мужа, оно не произвело на Марфу никакого впечатления. Она и так все знала.

Да и сама Наташа почувствовала, что Сереже угрожает опасность, а уж он никак не мог быть ей родным по крови.

– Это нельзя сравнивать. Там совсем другое. Он был ее мужем, она носила его ребенка. Ладно, пойдем пить чай. А потом я тебе подарки показывать буду. И про Зинаиду мы еще не все тебе сказали.

– Хорошо отдохнули? – наконец-то догадалась спросить Наташа.

– О-ой! Сказка. Тепло, солнце. А куда прилетели? В сплошной мрак. И за что нас господь таким климатом наказал?

– Конфеты итальянские. – Папа показал усевшейся за стол дочери на красивую коробку. – Тебе покрепче?

Наташа кивнула, глядя, как он наливает ей чай, и взяла конфету.

– Вкусно. Но наши не хуже. Даже лучше.

– У нас все лучше, – подтвердил отец, – кроме погоды.

– Вы тут как? – Мама тоже налила себе чаю и взяла конфету.

Говорить о Викторе не хотелось, Наташа слегка махнула рукой – ничего интересного.

– Пап, ты сам Зинаиду хорошо знал?

– Совсем не знал. Она твоему деду приходилась двоюродной сестрой. Моложе его была лет на пятнадцать. В детстве они в Стасове жили, в одном доме, и дедушкина семья, и Зинаидина. Дом на две части был поделен. Потом дедушка уехал в Москву, окончил институт да так в столице и остался. Зинаида тоже здесь училась, в медицинском. Мама, бабушка твоя, рассказывала, что она тогда часто к нам заходила. Правда, я тогда маленьким был, но Зинаиду помню. Красивая была очень. Как принцесса. Почти как наша мама. И как ты, – спохватился он.

– Дальше рассказывай, – улыбнулась Наташа.

– После института Зина вернулась в Стасово, врачом в больнице работала. Замуж вышла за начальника железнодорожной станции. Они к нам иногда приезжали. Редко, всего несколько раз. Муж у нее рано умер, сыну лет десять тогда было. И умер как-то неожиданно, ничем вроде и не болел. Так что сына она практически одна растила. Когда дедушка умер, мы телеграмму Зине послали, но она не приехала, не то болела, не то еще почему-то. А потом у нее сын погиб. Ну а остальное ты знаешь, когда мы попытались ее навестить, она нас практически выгнала.

– Мы к ней приехали почти сразу после гибели сына, – объяснила мама. – И это можно списать на помрачение от горя. А вот почему она потом не хотела с нами общаться, я так и не поняла.

– Спятила, наверное, – предположил отец.

– Саша! – возмутилась мама. – Ничего смешного в этом нет!

– Пап, а как ее сын погиб?

– Темная какая-то история. Он после школы в Москву поехал, поступать в институт. Но не поступил. Пошел в армию. Вернулся и снова хотел поступать в вуз. Но то ли перед самыми вступительными экзаменами, то ли после них погиб. Тогда еще была жива Зинаидина старая тетка, она бабушке и написала, какое горе случилось. Мы эту тетку совсем не знали, непонятно, как она наш адрес раздобыла. Очень переживала, что племянница осталась одна на белом свете. Через эту тетку потом мы и на Шуру вышли.

– А что эта тетка умерла, откуда вы узнали?

– От Шуры, – мама тяжело вздохнула. – Ты маленькая была, не помнишь, наверное, какое тогда время было. В институте папе совсем денег не платили. Он только-только ночным грузчиком устроился, ему никак нельзя было работу пропускать. Так мы и не поехали хоронить, простить себе этого не могу. Все-таки родственница.

– Ну, нам-то она родственницей не приходилась, – поправил отец. – Это была сестра Зининой матери, а Зинаидин отец приходился братом твоему прадеду.

– А это у прадеда фабрика была?

– У прапрадеда. Вообще-то они происходили из купцов и наверняка были людьми не бедными, а прапрадед, Федор, был просто богатым человеком. И очень предприимчивым. Организовал красильное производство. Фабрику построил.

– Вот, посмотри, – мама бросилась в комнату и вернулась с альбомом фотографий.

Наташа вглядывалась в пожелтевшие фотографии, которые помнила с детства. Прапрадед, прапрабабушка. Их сыновья. Жены сыновей. Строгие умные неулыбчивые лица.

– Посмотри, красота какая, – мама тыкала пальцем в шеи женщин. Да, колье каждой не чета современным. Крупный жемчуг, большие камни, только непонятно какие – фотографии были черно-белые.

– Я думаю, каждое потянет на московскую квартиру.

– Это вряд ли, – усомнился папа, – но вещи явно дорогие.

– Вот бы поискать, – улыбнулась Наташа.

– У тебя теперь будет такая возможность, – засмеялась мама и объяснила: – Зинаида все свое имущество оставила тебе в наследство. Завещание у Шуры.

– Что?! – ахнула Наташа. – А почему мне?

– Ты последняя Калганова. Я, честно говоря, не думал, что Зинаида завещание на тебя напишет. Все-таки она странно разорвала с нами отношения. Но поступила она правильно. Ты последняя в роду, и дом твоего прадеда должен принадлежать тебе.

– Но почему мне? Почему не тебе?

– Да какая разница! – махнул рукой отец и твердо произнес: – Таша, вы с Виктором должны поехать в Стасово. В среду будет девять дней, и тебе нужно там быть.

– Мы никуда не сможем поехать с Виктором, потому что мы разошлись.

Наташа ожидала расспросов, но их почему-то не последовало.

– Тогда так, – решил отец, – в понедельник я выйду на работу, мне нужно обязательно там появиться, а вечером мы с тобой поедем в Стасово.

– Ладно. Пап, а Зинаидин дом тот самый, где прапрадед Федор жил?

– Нет. Тот при советской власти отобрали, и вся семья переселилась в дом поменьше, одного из сыновей. У Федора было четыре сына. Один в гражданскую войну погиб, другой тогда же сгинул без вести. Остались твой прадед да Зинаидин дед.