Кремлевский опекун - Александр Смоленский

– Покажите вашу руку, – неожиданно попросила Аглая.

– Зачем?

– Не бойтесь, не укушу. Показывайте скорее.

Добровольский протянул ей свою ладонь.

– Видите эту изломанную линию? – произнесла, подняв на него глаза. – У меня такая же. Стало быть, нас ждут в жизни серьезные испытания.

От Владимира не укрылось, что это случайно сорвавшееся «нас» заставило ее покрыться румянцем. Неожиданно он ощутил, что ее красивые нежные пальцы продолжают держать его ладонь. Она это поняла и, словно обжегшись, постаралась немедленно исправить ошибку.

– Хироманты советуют таким людям держаться подальше друг от друга, – торопливо отдернула она руку.

– Я не верю гадалкам. Хотите, заключим пари и проверим?

– Зачем же проверять?

– Не знаю... Я здесь в командировке, даже не с кем пообщаться...

– Лучше и нам не общаться, – неуверенно возразила она. – Простите, меня ждут.

Аглая резко повернулась и пошла обратно в операционную.

– Я все равно вас найду! – крикнул ей вслед Добровольский.

За два дня у него не выпадало ни минуты свободного времени, чтобы сосредоточиться на чем-то личном. Своего однокашника по военному училищу Гришку Пряхина он встретил совершенно случайно, когда забежал на минутку в штаб армии, чтобы позвонить в Москву и уточнить у начальства, долго ли ему еще кантоваться в Тирасполе. Вразумительного ответа он так и не получил, видимо, в верхах опять что-то не складывалось. Обозленный Добровольский вышел в коридор и натолкнулся на Пряхина.

Гришка никогда ему особенно не нравился. В училище за ним закрепилась сомнительная репутация: курсанты были убеждены, что, прикрываясь комсомольской принципиальностью, он кого угодно мог заложить начальству. Правда, с тех пор утекли годы. Многое забылось, многое пришлось осмыслить заново. Была служба, был Афган, где Добровольский научился больше доверять людям. Там просто не получалось иначе.

Узнав, что однокашник прибыл в Тирасполь в командировку, Гришка, несмотря на свои досрочно выстраданные подполковничьи погоны, сбил с себя спесь и заинтересованно спросил:

– Живешь-то где? Наверняка в «Аисте». Но там же срач! Зачем тебе это нужно?

– Надо же где-то жить.

Немедленно забирай вещи и ко мне. Есть бумажка? Запиши адрес и телефон.

Вечером он без особого труда разыскал Пряхина. Тот действительно жил в добротном доме в самом центре города.

Они засиделись допоздна. Гриша о службе своей говорил мало. Добровольский, которому все опостылело, его не расспрашивал и о себе тоже старался не распространяться. На откровенности почему-то не тянуло, зато они вволю наговорились о прошлых временах, об однокашниках, которых разбросало по огромной стране. Посетовали на мизерную офицерскую зарплату, ругнули, как положено на кухне, власть, правительство и генералов – одним словом, приятно отметили встречу.

Когда время перевалило далеко за полночь, Добровольский поднялся из-за стола, намереваясь уйти, но Пряхин и слышать ничего не хотел.

– Места тут навалом. А у меня есть еще раскладное кресло – специально повсюду за собой таскаю. Завтра с утра отправлю ординарца в гостиницу за твоими вещами, так что можешь ни о чем не волноваться.

Пряхин настаивал искренне, и Добровольский не стал противиться. Он остался, даже не предполагая, что вскоре на многие годы вперед определит свою судьбу.

Утром голова не хотела отрываться от подушки, будто кто-то накануне залил в нее свинец. Во рту пересохло, трудно было ворочать распухшим шершавым языком. Собрав остатки утраченной воли, Владимир заставил себя сесть. Когда туман понемногу рассеялся, он побрел на кухню. На столе – лишь грязные тарелки с остатками вчерашней закуски и недопитая бутылка коньяку. Он повертел ее в руках – на дне плескалось немного жидкости. Ну и гадость!

Добровольский вылил остатки в стакан, зажал нос, долго настраивался, но так и не сумел глотнуть. Организм решительно протестовал. Он кинулся в ванную, до конца открыл кран и подставил голову под плотную освежающую струю. Через пару минут боль в висках отпустила, тошнота прошла. Он несколько раз судорожно глотнул воду, уткнувшись лицом в ладони, и даже не ощутил ее вкуса. На столе он заметил небольшой листок бумаги. Гриша писал второпях.

«Старик, извини, служба. Я отчаливаю на пару дней, до четверга. С квартиры не съезжай, обидишь. Она в твоем полном распоряжении. Можешь не церемониться, если что, и баб приводи. Не забудь только и на мою долю припасти. Вернусь – отметим. Ключи под ковриком у вешалки. Кстати, вчера замечательно посидели».

Добровольский вышел в коридор, задрал коврик – под ним действительно лежала большая связка ключей. Может, по городу побродить? Тоже глупое занятие, лучше еще поспать, чтобы мозги окончательно встали на место.

Он снисходительно позволил голове вновь уткнуться в подушку и моментально провалился в глубокий сон.

Разбудил его настойчивый стук в дверь. Кому это неймется? Хмель выветрился, Владимир бодро вскочил с постели, доведенными до автоматизма движениями натянул форму и побежал открывать. Странно, почему не позвонили? Там, на косяке, кнопка – она была красная и легко бросалась в глаза. Стук повторился. Он был уже в коридоре и быстро распахнул дверь...

Перед ним в легком домашнем халатике стояла... знакомая медсестра. От неожиданности Добровольский даже не поздоровался. Женщина выглядела растерянной. Глядя мимо и не узнавая его, она смущенно пролепетала:

– Простите... там... – Она указала пальцем в пол и смущенно замолчала.

– Что там? – каким-то отчужденным голосом переспросил он.

– Ой, это вы? – Женщина вдруг узнала майора.

Ее огромные глаза раскрылись еще шире, выражая искреннее недоумение. Она смешалась, порозовела, стала нервно запахивать полы своего халатика.

– Я тут у бывшего однокашника заночевал, – почему-то оправдываясь, объяснил Добровольский. Он все больше и больше на себя злился.

– А я вот под вами... Снимаю квартиру...

– Так вы не местная? – удивился майор.

– Нет, – покачала головой медсестра. И вдруг, словно опомнившись, опять замахала рукой. – Вода там у меня течет, сверху... От вас.

– Как вода? Вот черт! – воскликнул он и кинулся в ванную, хлюпая по воде, растекающейся по коридору. Он совсем забыл про открытый кран! Заснул, а вода продолжала хлестать, переполнив раковину.

Володя стал лихорадочно перекрывать кран и заметил, что женщина подобрала подол халата и орудует подхваченными где-то тряпками и ведром. Ее округлые белые колени с ямочками и босые ступни, деловито шлепающие по воде, невольно пробудили в Добровольском давно забытое волнение. Он быстро отвернулся, засуетился, подхватил наполненные ведра, стал сливать их в унитаз. Ванная оказалась тесной для двоих, и они то и дело невольно касались друг друга то бедрами, то плечами.

Вдвоем управились быстро. Добровольский выпрямился и протянул медсестре руку, чтобы помочь подняться. Она с благодарностью ухватилась, встала, демонстрируя гордую осанку. Тело ее источало энергию, глаза блестели. Володя вдруг почувствовал, как удивительно хорошо и сладко стало на душе.

– Спасибо! – нерешительно прошептал он, не выпуская ее руки. Но она и сама не торопилась ее отдернуть. Под ее халатиком учащенно вздымалась небольшая аккуратно вылепленная грудь. – Даже не знаю, чем бы все это кончилось...

Оба инстинктивно чувствовали – ничего не кончилось, все только начинается и неизвестно куда их несет. Добровольский вдруг словно потерял опору под ногами, его приподняло, завертело и неудержимо кинуло на живое, упругое, желанное тело. Умом он понимал, что это плохо, что так не надо делать, что надо остановиться. Все эти разумные команды были понятны мозгу, но никак не плоти. Страсть победила и полностью подчинила его своей воле. Тогда, устав сопротивляться самому себе и налетевшему, как цунами, порыву, Добровольский плотно прижал Аглаю к себе.

– Не надо! Я прошу... – услышал он доносящийся откуда-то из другого мира умоляющий шепот и ощутил, как ее протестующие руки уперлись ему в грудь.

– Не сейчас... Не здесь...

Он продолжал ее обнимать, гладить, ласкать чувственные места. Аглая то поддавалась, отвечая на ласки, то, вдруг опомнившись, уворачивалась.

– Я прошу... Не сейчас... – По ее щекам потекли слезы. – Не спеши. Я сама не понимаю, в чем дело. Просто не привыкла вот так, сразу.

Добровольский разжал объятия и ласково провел рукой по ее волосам.

– Прости, я не сумел сдержаться. Ты так соблазнительна, так красива, никто бы не устоял на моем месте.

– Никто не мог бы оказаться на твоем месте. Это случай, фортуна. Я все время думала о тебе после той нашей встречи в госпитале. Пощади меня! Дай собраться с духом. Я не ожидала встретить тебя...

Владимиру стало невыносимо больно. За считаные минуты эта женщина стала ему желанной и родной. Но кто она, откуда появилась, что пережила в этой жизни? Она права, нужно сознавать ответственность за поступки.