Конец странствий - Жюльетта Бенцони

Видимо, цыганка направилась за Язоном. Не производя ни малейшего шума босыми ногами, она припрыгивала, легкая, как ночной дух, по следам притягивавшего ее человека, который не подозревал о ее присутствии.

В темноте комнаты Марианна ощутила, как покраснели ее щеки от внезапного гнева. С нее было более чем достаточно этой женщины. Ее присутствие, причем безмолвное, ибо они еще не обменялись ни единым словом, угнетало ее, как кошмар. Во время длинных переездов в вынужденной тесноте кибитки черные глаза цыганки проявляли интерес только к белой ленте дороги, неутомимо всматриваясь в нее часами, словно пытаясь там что-то открыть, и к Язону, к которому она иногда оборачивалась, пряча улыбку в глубине глаз. Выражение, с которым она тогда проводила кончиком языка по пересохшим красным губам, вызывало у Марианны желание избить ее.

Продолжая свою неторопливую прогулку, Язон исчез за штабелями бревен, подступавшими к самой воде. Под Киевом степи окончательно уступили место большому лесу, и штабеля бревен собирались на берегу перед отправкой водой на юг.

Но вместо того чтобы продолжить идти за Язоном, Шанкала изменила направление. Она выбрала параллельную дорогу, проходившую перед штабелями, и напряженно следившая за нею Марианна увидела, как она бежит к скале, в которую упирался речной порт. Тактика цыганки оказалась очень простой: она хотела перехватить Язона.

Неспособная больше оставаться на месте и сгорая от любопытства, Марианна, в свою очередь, вышла из харчевни и бросилась к реке. Самая примитивная ревность толкала ее вслед за Язоном, ревность, которую она не могла толком объяснить. Но она знала только одно: она хотела своими глазами увидеть, как поведет себя Язон, оказавшись наедине с этой женщиной, которая не скрывала желание соблазнить его…

Подойдя к воде, она ничего не увидела. Река здесь делала небольшой изгиб, что ограничивало поле зрения. Ее шаги по плотному песку не производили шума, и она пустилась бегом, но когда она достигла поворота высокого берега, Марианна погасила восклицание своим кулаком, в который впилась зубами, отступая в тень между двумя штабелями бревен.

Язон был здесь, в нескольких шагах от нее, а перед ним в ярком свете луны стояла совершенно голая Шанкала.

В горле у Марианны сразу пересохло. Дьяволица обладала грозной красотой. В призрачном свете, серебрившем ее темную кожу, она напоминала наяду, выплывшую из сверкающей реки, частью и продолжением которой она казалась. Слегка вытянув руки вперед, чуть закинув голову, с полузакрытыми глазами, она не шевелилась, предпочитая, без сомнения, предоставить действовать неотразимой чувственности, настолько могущественной, что она становилась почти осязаемой. Только учащенное дыхание, ритмично приподнимавшее тяжеловесные, но безукоризненные полушария ее остроконечных грудей, выдавало желание, вызываемое стоявшим перед нею мужчиной. Ее поза почти точно повторяла статую донны Люсинды в храме на вилле Сант'Анна, и Марианна с трудом подавила рвущийся наружу крик ужаса.

Язон, похоже, тоже превратился в статую. Из своего укрытия Марианна не могла видеть выражение его лица, но полная его неподвижность ясно говорила, что он не то заколдован, не то загипнотизирован. Сразу ослабев, с помутившимся взглядом, Марианна оперлась о шершавые бревна, не в силах отвести глаз от этой картины, думая только об одном: если Язон поддастся искушению, она бросится в реку и исчезнет в ее глубинах. Эта тишина, эта неподвижность, казалось, тянулись бесконечно. Внезапно Шанкала шевельнулась. Она сделала шаг к Язону, затем другой… Ее глаза засверкали, и измученная Марианна вонзила ногти в ладони. Бурное дыхание этой женщины наполняло ее уши грозовым ветром. Она приближалась к мужчине, который не решался пошевелиться, шаг… еще шаг. Она сейчас коснется его, прижмется к нему своим телом, каждая клеточка которого излучала любовь… Ее рот приоткрылся над острыми зубами хищницы. Марианна хотела закричать, но ни единого звука не вырвалось из ее сведенного спазмом панического ужаса горла. В одну секунду ее любовь рухнет на землю, словно колосс на глиняных ногах.

Но Язон попятился. Протянув руку, он коснулся плеча женщины и остановил ее.

— Нет! — только и сказал он.

Затем, пожав плечами, он повернулся к ней спиной и большими шагами быстро направился к харчевне, не заметив Марианны, которая в своем темном укрытии цеплялась за бревна в приступе слабости, но охваченная таким внезапным облегчением, что впору было потерять сознание. Некоторое время она стояла там, с похолодевшим лицом, с закрытыми глазами, прислушиваясь, как затихает ее взбудораженное сердце.

Когда она открыла их, берег был таким пустынным, что Марианна невольно подумала, не стала ли она жертвой кошмара, но, внимательно приглядевшись, она увидела внизу, где начинались скалы, удаляющуюся бегом фигуру. Тогда и она вернулась в харчевню. Ноги ее дрожали, и ей стоило невероятных усилий подняться по крутой лестнице, ведущей к комнатам. А наверху ей даже пришлось остановиться, чтобы отдышаться, и она уже скорей доползла, чем дошла до своей двери.

— Откуда ты пришла? — раздался спокойный голос Язона. Он был там, стоя в большом белом пятне лунного света. Он показался ей громадным и успокаивающим, как маяк среди бури. Никогда еще она до такой степени не нуждалась в нем, и она со стоном упала ему на грудь, сотрясаясь от рыданий, с которыми уходил пережитый ею жуткий страх.

Он молча позволил ей выплакаться, укачивая, как ребенка, нежно поглаживая по голове. Затем, когда она утихла, он за подбородок поднял к себе ее заплаканное лицо.

— Дурочка! — сказал он только. — Как будто я мог пожелать кого-то, кроме тебя…

Час спустя Марианна засыпала, удовлетворенная и счастливая при мысли, что после такого поражения Шанкала избавит, наконец, путешественников от своего присутствия. Она видела ее убегающей к скалам. Может быть, навсегда?..

Но ранним утром, когда все собрались возле кибитки, Шанкала, спокойная и невозмутимая, словно ничего не произошло, подошла к ним и заняла место рядом с Гракхом на козлах. И Марианне, подавившей вздох разочарования, пришлось утешиться тем, что, пройдя мимо Язона, Шанкала даже не взглянула на него.

Это было таким слабым утешением, что, когда в конце дня приехали на почтовую станцию в Дарнице, посреди густого, напоенного ароматом сосен леса, молодая женщина не удержалась и отвела Гракха в сторону. Отношения между юношей и цыганкой не особенно улучшились после отъезда с берегов Кодымы, но дикое существо все-таки о чем-то говорило со своим мнимым мужем.

— До каких пор мы будем выносить Шанкалу? — спросила она его. — Почему она остается с нами? Наше общество явно раздражает ее. Тогда почему она так упорно цепляется за нас?