Человек, который дружил с электричеством (сборник) - Владимир Баканов

Казалось, он очутился в оазисе посреди пустыни. «Это, и правда, оазис, — мрачно подумал Дженнер, — но только не для человека. Для человека этот оазис с его отравленными плодами — лишь дразнящий мираж».

Он вернулся в дом и осторожно заглянул в комнату, где провел ночь. Душ прекратился, от запаха не осталось и следа: воздух был чист и свеж.

Космонавт переступил порог, размышляя, не попробовать ли еще раз. Ему представилось давно вымершее марсианское существо, с наслаждением раскинувшееся в стойле, в то время как его тело орошает целебный душ.

Как только Дженнер шагнул в стойло, из сплошного потолка ударила струя желтоватых брызг. Дженнер быстро отступил назад. Душ кончился так же внезапно, как и начался.

Распухшие от жажды губы Дженнера приоткрылись от удивления. Если здесь есть автомат, то вряд ли один.

Переведя дух, Дженнер перешел в другую комнату. Там он снова осторожно сделал шаг к одному из стойл. Едва ноги оказались внутри, лоток у стены заполнился жижей.

Как зачарованный, Дженнер уставился на жирную массу — ведь это и еда и питье! Ему вспомнились ядовитые плоды, к горлу подступила тошнота, но он заставил себя обмакнуть палец в горячую жирную массу. Потом вынул его и, роняя на пол капли, поднес к губам.

Липкая распаренная мочалка… На глаза у него навернулись слезы, а губы судорожно дернулись.

Когда Дженнер, наконец, выбрался наружу, его охватила слабость и невыразимая апатия. И опять этот пронзительный свист! Дженнер попытался вообразить, зачем могли понадобиться такие душераздирающие звуки — хотя марсианам они, возможно, казались приятными…

Он остановился и щелкнул пальцами — ему пришла в голову дикая, но вполне правдоподобная мысль. Может быть, это музыка?

Свист преследовал его повсюду.

Он знал, что его ждет смерть, если он не сумеет переналадить автоматы для приготовления пищи, которые, наверное, спрятаны где-то в стенах или под полом зданий.

Когда-то остатки марсианской цивилизации нашли свое пристанище здесь, в этой деревне. Ее население давно вымерло, но деревня продолжала жить, сопротивляясь песчаным заносам, готовясь предоставить кров любому марсианину, который сюда забредет. Но марсиан больше нет. Есть только Билл Дженнер, пилот первого корабля, совершившего посадку на Марсе.

Он должен заставить деревню изготовлять еду и питье, пригодные для него. Не имея никаких инструментов, кроме рук, ничего не смысля в химии, он должен заставить деревню изменить свои привычки.

Дженнер склонился над невысоким кустом, покрепче ухватился за него — и дернул.

Куст вырвался легко, вместе с куском мрамора. Дженнер уставился на куст: он ошибся, предполагая, что ствол проходил сквозь отверстие в мраморе. Куст был просто-напросто прикреплен к его поверхности. Потом Дженнер заметил еще кое-что — у куста не было корней. Почти машинально Дженнер взглянул на то место, откуда вырвал плиту. Под мрамором был песок.

Он отбросил куст, опустился на колени и разгреб песок. Тот свободно струился сквозь пальцы. Он принялся рыть глубже, собрав все силы: песок, ничего, кроме песка.

Он встал и вцепился в еще один куст. И этот куст вырвался легко, вместе с куском мрамора. У него тоже не было корней, а под ним не оказалось ничего, кроме песка.

Не веря своим глазам, Дженнер кинулся к плодовому дереву и принялся его раскачивать. После недолгого сопротивления мраморная плита, на которой оно стояло, надломилась и медленно приподнялась. Дерево с шумом и треском упало, его сухие ветви и листья разлетелись на тысячи частей. Под деревом был песок.

Всюду песок. Деревня на песке. Марс — планета песка. Конечно, это не совсем точно. Вокруг полярных ледяных шапок была замечена сезонная растительность. Но почти вся она, за исключением самой стойкой, с приходом лета погибала. Возле одного из мелких морей, окруженных такой растительностью, должна была приземлиться ракета.

Потерявший управление корабль не только погиб сам. Он отнял надежду выжить у единственного уцелевшего члена экспедиции.

Дженнер медленно приходил в себя. У него появилась еще одна идея. Он поднял один из вырванных кустов, наступил ногой на кусок мрамора, к которому куст был прикреплен, и потянул, сперва слегка, а потом посильнее.

Куст, наконец, оторвался от мрамора, но было ясно: они представляли одно целое. Куст рос из мрамора.

Из мрамора? Дженнер встал на колени возле одного из отверстий и вгляделся в излом. Да, это был пористый камень, вероятно, известковый, очень похожий на мрамор, но вовсе не мрамор. Дженнер протянул руку, собираясь отломить кусок, и вдруг цвет камня изменился. Дженнер в изумлении отшатнулся. Вокруг отверстия камень стал яркого оранжево-желтого цвета. Дженнер растерянно поглядел на камень, а потом осторожно дотронулся до него, ощутил острую, обжигающую боль, вскрикнул и отдернул руку. На пальцах вздулись кровавые волдыри, кожа слезла.

Неожиданно почувствовав усталость, Дженнер отступил в тень дерева. Из всего случившегося можно было сделать только один вывод, но он совершенно противоречил здравому смыслу. Эта одинокая деревня была живой.

Лежа под деревом, Дженнер старался представить себе огромную массу живого вещества, растущего в форме домов, приспосабливающегося к нуждам иной жизненной формы, служащего ей в самом широком смысле слова.

Но если деревня могла служить одной расе, то почему не другой? Она приспособилась к марсианам. Почему бы ей не приспособиться к людям?

Кислород для воды можно получить из воздуха, тысячи соединений можно изготовить из песка…

Стало совсем темно. Ветер стих. Дженнер не мог разглядеть горы, окаймлявшие долину, но дома все еще были чуть видны — черные тени в мире теней. Пробираясь ощупью к мраморному возвышению в одной из комнат, Дженнер подумал о том, как дать знать живой деревне, что происходящие в ней процессы необходимо изменить. Как заставить ее понять, что нужна еда из иных химических соединений, чем та, какую она готовила прежде; что он любит музыку, но совершенно иную; наконец, что он не прочь каждое утро принимать душ, — но из воды, а не из концентрированной кислоты?

Долгие часы он метался в полузабытьи, окруженный мраком, одурманенный зноем. А когда занялось утро, он с некоторым удивлением сообразил, что еще жив и в силах выйти из дома.

Дул резкий холодный ветер, но он с радостью подставил ему горящее лицо.

Через несколько минут его стало знобить. Он вернулся в дом и впервые заметил, что, хотя там нет дверей, ветер не проникает внутрь. В комнатах было холодно, но не сквозило. Откуда же тогда этот ужасный жар, обдающий его тело? Шатаясь, он подошел к возвышению, на котором спал, и через секунду уже задыхался в пятидесятиградусной жаре.