Корабль, который пел - Энн Маккефри

Даво понимающе улыбнулся. Откинувшись на кушетке, он продолжил за нее. — Тебе ведь нужен свой, послушный режиссер, который позволит Джульетте затмить всех остальных? А имея рядом благодарного, но слабого Ромео, вроде меня — ты сумеешь выглядеть вдвое эффектнее, не затрачивая и половины тех сил, которых требует от тебя Прейн. Забудь и думать об этом, Ансра, — посоветовал он, до глубины души возмущенный ее коварством. Прейну всегда удавалось выбить из тебя лень, и в его постановках ты бывала хороша, как никогда.

Но ведь не это главное, во всяком случае в нашем спектакле. На сей раз на карту поставлено нечто гораздо большее, чем твое чудовищное самолюбие. Или ты и правда плохо слушала инструктаж? Бета-корвики могут регулировать период полураспада любого нестабильного изотопа. И если Центральные Миры получат от них этот метод, грядет настоящая революция в области ядерных двигателей, и тогда мы скоро сможем беспрепятственно странствовать по просторам галактик… — Он иронически усмехнулся. — Представь себе: если наше ничтожное кривлянье придется им по вкусу, то уже на следующий сезон ты сможешь играть в туманности «Конская голова». Ты поняла, Ансра Колмер? Или, — он вопросительно прищурился, — мне уже пора привыкать к новому обращению — солара Ансра?

— Тогда крепко подумай, Даво, — предупредила она, настороженно глядя ему в глаза, — подумай обо всем, чем это чревато. Мне наплевать на альтруизм — не он подписывает контракты и платит жалованье. И я бы ни за что не согласилась на это турне, если бы не метод переноса, который применяют корвики.

Даво смотрел на нее с таким пристальным вниманием, что она мимолетно улыбнулась.

— Нет, правда, Даво, — что интересного для себя могут найти эти корвики в такой старомодной любовной истории да еще с совершенно невероятным общественным строем, как Ромео и Джульетта?

— А ты, оказывается, еще большая лицемерка, чем я предполагал!

— Обман — это то, что мы создаем, а вовсе не то, во что верим. А с нашим выжившим из ума Ромео вся затея потеряла бы всякий смысл… если бы не этот перенос. Раз уж их метод может работать в аммиачно-метановой атмосфере, то в других условиях сработает и подавно. Он открывает перед нами совершенно новое зрительское измерение…

— И в этой новой среде солара Ансра становится звездой первой величины? — спросил Дави, пристально глядя ей в глаза.

«Интересно, заметил ли он, что в ее планы вкралась ошибка?» — подумала Хельва.

— Почему бы и нет? Не нужно быть медицинской сестрой, чтобы видеть: дни Прейна сочтены. Он настолько ослаб, что не вынесет такого напряжения. От мыслеуловителя его череп совсем размяк…

— Череп — да, но не мозг, — резко парировал Даво. И уж тем более, не мой. Я отлично помню, чем я обязан этому человеку, живому или мертвому, и я останусь с ним до конца. Запомни это, Ансра Колмер. И если ты не прекратишь третировать эту милую девчушку и не убедишь меня, что собираешься всерьез сотрудничать с нами, я подам на тебя в суд. В этом дальнем драматическом полете на карту поставлено слишком многое, чтобы мы могли пойти на риск и терпеть в своей среде раскол. Не забывай, что компьютеры выбрали Прейна из-за его таланта. Несмотря на состояние здоровья, у него самая благоприятная вероятностная кривая. И тебе, Ансра, лучше уняться, а то ведь я могу дать компьютерам кое-какие сведения, которые могут резко изменить твою кривую.

Даво оттолкнулся от кресла, но сделал это слишком резко для половинной гравитации и взмыл к потолку. Тут же исправив свой промах, он неторопливо двинулся в сторону камбуза.

— Автопилот, — злобно прошипела Ансра, — приказываю стереть мой разговор с Даво Филаназером. Команда ясна?

— Так точно, — ответила Хельва, стараясь, чтобы голос ее звучал неодушевленно, как у машины.

— Выполняй. Какая каюта предназначена мне?

— Номер два.

Наблюдая, как стройная фигура актрисы, покачиваясь, удаляется по коридору, Хельва ощутила странное, чисто женское удовлетворение: хорошо, что она задержалась на Неккаре, чтобы привести себя в порядок, зато теперь она, как всегда, в отличной форме.

Вечер выдался невеселый, совсем не такой, каким рисовала его себе Хельва, когда получила полетное задание. Даво был молчалив и насторожен, он бдительно наблюдал за Ансрой и Керлой и часто как бы невзначай проходил мимо открытой двери в каюту Прейна. Керла выглядела расстроенной, хотя и пыталась это скрыть. Хельва слышала, что Прейн отказался от медицинской помощи, а ее датчики подсказали ей, что он только притворяется спящим, вероятно, чтобы избежать новых перепалок. Холодный, неприязненный взгляд Ансры неотвязно следовал за молоденькой медсестрой. Хельва подавала голос только в том случае, если к ней обращались, играя роль корабля-автомата, хотя Даво скорее всего знал, что она собой представляет.

Его разговор с Ансрой ничем не помог Прейну и только еще больше озлобил актрису, что усугубило напряженность на борту. Хельва даже заподозрила, что он намеренно спровоцировал женщину, заставив ее обнаружить свои честолюбивые замыслы в присутствии ее, Хельвы, как незримого свидетеля. Но если он хотел, чтобы Ансра скомпрометировала себя перед свидетелями, зачем давать ей еще один шанс? Неужели Даво, отлично зная актрису, все же надеется, что она исправится?

С другой стороны, при чем тут она, Хельва? Конечно, если понадобится, она не преминет воспроизвести этот любопытный диалог. Но ей нет никакого дела до коварной звезды, безнадежно влюбленной медсестры и умирающего актера. Пусть о них печется другой корабль, хотя бы старина Амон. Нет, это надо же придумать: Ромео и Джульетта в невесомости, в газовой атмосфере! Шекспир в обмен на метод стабилизации? Пожалуй, в этом вопросе Хельва солидарна с Ансрой Колмер — вся затея выглядит чистой нелепицей!

Внезапно ее раздумья нарушил чей-то протяжный вздох. Кого-то мучат тревожные сновидения? Но нет, Прейн не спал, хотя все остальные безмятежно почивали под ячеистыми одеялами. А как раз ему отдых совершенно необходим. Вот в тишине зазвучали слова:

Аминь, аминь! Но пусть приходит горе:

Оно не сможет радости превысить,

Что мне дает одно мгновенье с ней.

Соедини лишь нас святым обрядом,

И пусть любви убийца, смерть — придет:

Успеть бы мне назвать ее своею!

Голос Прейна неподражаемо передавал все оттенки страстного монолога нежный, звучный, он был неподвластен физическому недугу, терзавшему его тело. Но последовавший за словами смешок прозвучал горько и глухо.

Не кормчий я, но будь ты так далеко,

Как самый дальний берег океана,