Закон королевского бутерброда - Александр Вин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хохол шарахнулся от аккуратного белого крылечка.
– Ну его! Еще оштрафуют! Вообще жрать тогда будет нечего…
Фриду они застали на лужайке Северного яхт-клуба. Она сидела в соломенном кресле напротив солидного, банковского вида мужчины. Сигарный дым плавно обтекал толстые оптические стёкла очков её собеседника.
– Подожди немного…
Женщина с улыбкой поднялась навстречу приехавшим.
– Привет! Как вы без меня, не скучали?
Она подняла руку, прозвенев многочисленными браслетами, и вольно потрепала Глеба по волосам.
– Вот видишь, как быстро ты стал моим грузчиком…
Обернувшись к хохлам, она скомандовала.
– Ребята, заносите всё в ту пристройку. Одну бутылку рома можете взять себе. Ваш главный не против.
Глеб Никитин взял с подноса крупную виноградину.
– А мы ведь тебя долго искали. По всем холмам проехали, в каждый дом заглядывали, со всеми твоими друзьями познакомились…
Настороженные глаза были явно не к лицу Фриде.
– Зачем? Зачем вы меня там искали? Кого ещё ты в моих домах хотел увидеть?! Меня ты на холме не нашёл, а что-нибудь интересное для себя заметил?
– Только множество пустых упаковок контрацептивов в мусорных баках.
– И всё?
– И всё. Мне там понравилось.
Глеб был серьёзен, но, как всегда, заметно лукав, и Фрида с облегчением расхохоталась.
– Поздравлять меня сейчас будете или потом, вместе со всеми?
Громкая женщина посмотрела именно на Глеба.
– Твой Рокфеллер не обидится?
– Да ну его…
Капитан Глеб обнял Фриду за плечи и нежно поцеловал в щёку.
– Мы тебя поздравляем.
Фриде вдруг срочно понадобилось что-то сказать своему толстяку. Она резко отвернулась к нему, потирая рукой лицо. И быстро зашагала к невысокому зданию, около которого стоял джип, на котором они все приехали.
– По-моему, ты очень смутил её…
– А тебя?
– Пока ещё нет.
Джой стояла так близко…
– Держи, красавчик, это тебе от меня. Сможешь справиться?
Фрида вернулась из хозяйственной пристройки с большим кокосом и протянула его Глебу.
– Боюсь, что только рассмешу всех вас.
– Смотри…
Фрида положила орех на колесо маленькой чугунной пушечки, вросшей в землю под высокой пальмой.
Три свистящих удара мачете слились в один. Верхушка кокоса отлетела в сторону.
– Держи. Пей мамочкино молочко. Вечером будешь со мной пробовать ром?
– И с тобой, и с кока-колой.
Грузная женщина встряхнула копной волос и хрипло захохотала.
– Мой грузчик обещал мне сегодня напиться! Славный будет вечерок!
Внимательный мужчина бросил на Глеба Никитина из-под толстых очков острый проницательный взгляд.
Машинка уютно катилась по пустой дороге. Глеб откинулся на спинку сиденья и расслабленно молчал.
«Как же глубоко лезвие мачете вонзалось в мякоть круглого ореха…»
Джой тоже сосредоточенно молчала, изредка переключала скорости и слегка притормаживала на узких поворотах, но капитан Глеб чувствовал, что скоро она должна ему что-то ему сказать.
День заканчивался. Свежесть роскошного утра и жару знойного полудня сменяла тёплая густота южных сумерек.
– …Я не рассказала тебе ещё про разговор с барменом. Валери́ с Катей были там в свой последний день. Немного поссорились, но так, ничего особенного. Потом на Катю стал кричать один молодой латинос, оказалось, что Катя его хорошо знает…. Валери́ с ним подрался, вернее, побил его и выкинул из бара. Как говорит бармен, тот парень был сильно рассержен, вытирал кровь с лица и кричал, что Катя шлюха и грозился отомстить Валери́…
Они не заметили, как солнце покинуло землю. Близкая тишина океана была уже не такой голубой, как в неистовых тропических лучах, а сизо-стальной, неподвижной. Узоры пальмовых листьев на холмах в последнем свете дня казались вырезанными из плотной чёрной бумаги.
Тёплая, почти невесомая, рука с нежностью опустилась на лицо Глеба.
– Поехали к тебе. Я не боюсь теперь никаких твоих ящериц…
Свет от большого тёмно-красного абажура почти не заглядывал в углы комнаты. Слабо блестело глубокое медное блюдо на столе в гостиной, белыми полосами светились низкие парусиновые диваны на веранде.
Соломенные циновки тёмными островками выделялись на океанском просторе мерцающего каменного пола.
Глеб осторожно поцеловал маленькую лодыжку, потрогал тонкие жёлтые звенья браслета. Круглые золотые рыбки на ноге Джой держались друг за друга прозрачными сквозными звеньями.
– Хочешь, я угадаю, сколько в твоём браслете рыбок?
Джой открыла глаза.
– Хвастун. Даже мне никогда не приходило в голову их пересчитывать.
– Я и не считаю – я угадываю. Хочешь?
– Попробуй….
– Двадцать четыре.
Перевернувшись на спину, Глеб счастливо раскинул руки.
Недоверчиво поглядывая на него, Джой приподнялась, села, прикрывая грудь простынёй, расстегнула браслет, поднесла его близко к глазам. Ничего подробно не рассмотрев, включила маленький настенный светильник
– Ты обманщик! Ты уже всё сосчитал!
– Поэта может обидеть каждый! Чтобы даже как следует полюбоваться на своих драгоценных рыбок, тебе понадобился электрический свет. Как же мог в полной темноте их пересчитать я? И когда? Извиняйся!
Глеб грозно опрокинул Джой на спину и вдавил её плечи в подушку.
– Сдаюсь! Расскажи, о, волшебник, как ты достиг такого великого мастерства!
Они лежали рядом, Глеб перебирал пальцами светящиеся в темноте волосы Джой.
– С самого детства все цифры и числа для меня были цветными. Тройка и восьмёрка были голубовато-зелёными, восьмёрка, правда, немного темнее. Цифра пять – всегда красная! Шесть – коричневая, девять – серая, единица – чёрная такая, строгая. Все родные говорили, что я очень рано усвоил таблицу умножения, думаю, наверно ещё и потому, что при взаимодействии простых цифр их оттенки в моём воображении каким-то, одному мне понятным, способом смешивались и при этом получались новые, странные цвета. Почему-то и тогда для меня было, и на всю жизнь осталось, что пятьдесят шесть – это красно-коричневое число, сорок девять – чёрно-серое, сорок два – белое с голубым, холодное.
Пятью пять – двадцать пять. И в моих глазах вспыхивал ярко-оранжевый цвет, как огонь костра. Всё, что образовывалось с участием цифры девять, было для меня далёким, тёмным, непонятным, особенно число восемьдесят один…. А когда сливались тройка и восьмёрка, то получалось нежно-изумрудное изображение – двадцать четыре. Моё любимое. Я всегда чувствую присутствие этого числа.
– А почему ты выбрал именно его?
