Последний сёгун - Рётаро Сиба

Хара Итиносин, который очень ценил ум Ёсинобу, в знак согласия низко поклонился, не переставая, однако, размышлять о том, что Ёсинобу не так уж далек от того, чтобы согласиться стать сёгуном, и что он, несомненно, будет разочарован, если сёгуном станет кто-то другой (правда, подходящих кандидатов практически не было).

В действительности ни кто иной, как Хара сейчас тайно развернул бурную деятельность по выдвижению Ёсинобу в сёгуны и неоднократно беседовал об этом и с принцем Накагава, и с Сюнгаку. Удивительный человек был этот Хара: в Мито он слыл самым ярым сторонником «изгнания варваров», а, став помощником Ёсинобу, начал поддерживать открытие страны. Он долго убеждал Ёсинобу решительно расправиться в замке Цуруга провинции Этидзэн с самураем Такэда Коунсай и его соратниками (кстати говоря, бывшими своими товарищами) и его мнение оказалось решающим: их обезглавили. Наконец, в последнее время он вообще перестал следовать теории «почитания императора», считая ее принципы «более духовными, нежели политическими», и даже хвастливо заявлял: «Как бы не пыжились эти дворцовые щеголи, пока я жив – не позволю никому и пальцем тронуть бакуфу!»

Хара просто-таки переполняли таланты и способности. А что касается действий, то действовал он, исходя не из каких-то принципов и теорий, а из желания проверить, до каких пределов простираются его способности. Еще он обладал совершенно беспредельным честолюбием. Не удивительно, что сейчас именно Хара все свои силы бросил на то, чтобы сделать Ёсинобу сёгуном. Ведь если это произойдет, то он как министр бакуфу получит в управление всю страну! А Ёсинобу все сомневается, все думает, есть фугу[111] или не есть! Все яда боится! Хара считал, что он вполне мог бы оградить сёгунское место от ядовитых флюидов, хотя, конечно, это трудная задача, и ее решение потребует напряжения всех физических и духовных сил.

Иногда Хара казалось, что Ёсинобу тоже бьется над этой проблемой, что он озабочен ею не меньше, чем его вассал. Вот и сегодня после завтрака господин вызвал Итиносин и спросил его:

– А что если все-таки покончить с этим делом? – Он имел в виду «взять власть в свои руки». Этот вопрос не был окончательным итогом длительных размышлений. Скорее наоборот, он непроизвольно вырвался в ходе обдумывания нынешней ситуации (была у Ёсинобу такая манера, правда, только в беседах с самыми верными людьми).

– Да, похоже, другого пути нет! – спустя некоторое время произнес он таким тоном, как будто, наконец, принято окончательное решение.

Если представить себе власть дома Токугава в виде тигра, то этот грозный с виду зверь на самом деле уже мертв. Ну, пусть не совсем мертв, пусть пульс у него еще слышен, но восемь из десяти внутренних органов уже не работают… Оживить такого тигра – неимоверно трудная задача. Лучше уйти с дороги. Пусть власть подбирает императорский двор, клан Сацума – кто угодно… Да, загнанному в тупик не остается ничего иного, как думать быстрее… Где же выход?.. Пока кажется, что самое лучшее для Токугава – стать обыкновенными даймё…

– Хара, а Вы как думаете? – прервал свои размышления Ёсинобу.

– Мне кажется, что… – начал Итиносин и осекся. Несколько секунд он молча, затаив дыхание, смотрел на Ёсинобу, так что на лице вассала даже выступили капельки пота. – Осмелюсь заметить, что Ваше Превосходительство иногда изволит смотреть весьма далеко… – снова начал Итиносин, тщательно подыскивая нужные выражения. Иными словами, вассал указывал господину на то, что в политике в цене определенная близорукость. – Ведь Вы сами принадлежите с досточтимому дому Токугава, – продолжал вассал, – а изволите смотреть на будущность власти токугавской отстраненно и холодно, словно лежит она на кухонной доске истории, словно Вы – неумеха-повар какой, либо ученый мудрец, которому положено смотреть на вещи безучастно. Разве так можно? Ныне ли, когда Вашему Превосходительству представилась возможность стать сёгуном, произносить слова о том, что это Вас не касается?

И, как подлинный самурай из Мито, с чувством добавил:

– И потом недаром говорят, что несчастья должны оставаться за ширмой! – Под ширмой в данном случае имелся в виду занавес, из-за которого говорил государь. Иными словами, всякий господин должен быть крайне осмотрительным и не рассуждать о своих бедах даже в присутствии самых близких вассалов, иначе слова его посеют смуту. – Поэтому с посторонними о таких вещах лучше не говорить! – заключил Итиносин.

– Вот как? – Ёсинобу провел рукой по лицу и рассеянно кивнул. Его самого начинали беспокоить такие оплошности. Наверное, для политика он действительно был слишком откровенен. Сколько раз говорил себе: «Держи рот на замке!» – и все равно при встрече с какой-нибудь бестолочью все выбалтывал. А потом его слова разносились по всей стране, плодя недоразумения и создавая ему новых врагов…

Ёсинобу встал и, шурша шелковыми хакама, перешел в другой кабинет, где его все еще ждал Сюнгаку. Он хорошо знал, зачем пришел Мацудайра: будет и в третий, и в четвертый раз предлагать ему стать сёгуном.

Ёсинобу разместился на почетном месте, гость – поодаль. Повисло долгое молчание. Наконец, Сюнгаку слегка придвинулся к Ёсинобу, затем своим высоким, «птичьим» голосом извинился за то, что он, вопреки приличиям, сразу переходит к делу и осведомился, не принял ли господин окончательного решения.

– Бесполезно! – отрезал Ёсинобу, подразумевая, что кто бы сегодня ни стал сёгуном – бакуфу это уже все равно не спасет.

– Что бесполезно? – не понял Сюнгаку.

– Ну подумайте сами: режим ведь так одряхлел, что его уже никто и ничто не оживит. В самом деле, в стране все еще действует система, которую ввел Токугава Иэясу для того, чтобы положить конец междоусобным схваткам времен «воюющих провинций». Этой древности уже скоро триста лет! И сегодня она не в силах ни противостоять иностранным державам, ни бороться с хлынувшими из-за моря новшествами. Бесполезно! Новой ситуации должна отвечать новая система управления!

Сюнгаку умел слушать. Вот и сейчас он говорил мало и только с готовностью кивал в нужных местах в знак одобрения. Ободренный, Ёсинобу буквально заблистал красноречием:

– Ведь что такое хатамото? – Ёсинобу коснулся очень скользкой темы. – За триста лет они превратились в бездельников и тунеядцев, и ныне не играют той роли, к которой были изначально предназначены – роли защитников бакуфу. Сегодня военным нужно уметь владеть винтовкой, стрелять из пушки… А высокородные хатамото считают, что им это не по чину, что это дело простых солдат, поэтому сами западных винтовок в руки не берут, боевой подготовкой себя не утруждают. И что же? В конце концов, пришлось пехоту набирать заново из простолюдинов! Как известно, так были образованы и артиллерийские части, и пехотный батальон бакуфу, построенный по французскому образцу. Эти войска хорошо показали себя в экспедиции против Тёсю. А где в это время были хатамото? Пребывали в Эдо, в этом своем призрачном раю, причем, заметьте, регулярно получая жалованье. Разве не так? Не только бакуфу, наверное, ни одно правительство в мире не может позволить себе кормить несколько десятков тысяч бездельников, да при том еще содержать тысячи новобранцев! Конечно, на это никаких денег не хватит! Уже только поэтому бакуфу не выжить – съедят его эти хатамото!

– Действительно! – рассеянно поддакнул хитрый Сюнгаку. Впрочем, как старый соратник Ёсинобу, он хорошо понимал, что тот имеет в виду. Наверное, действительно не было иного способа спасти дом Токугава, кроме как реформировать сам сёгунат, разрушить феодальную систему и создать в стране сильную централизованную власть по европейскому образцу, например, такую, как бонапартизм при Наполеоне III. Правда, для этого понадобится как-то ликвидировать триста самурайских кланов…

«Хорошо ему так рассуждать…» – подумал Сюнгаку, который сам как даймё клана Фукуи в провинции Этидзэн имел доход в 320 тысяч коку. Сюнгаку хорошо знал и то, что мысли, которые сейчас излагал Ёсинобу, уже получили широкое хождение в кланах западной Японии и, прежде всего, в Сацума. Некоторые поговаривали, что эти идеи восходят к взглядам «последнего гения бакуфу», самурая Огури Кодзукэносукэ, которые сложились у него во время зарубежной поездки. Другие утверждали, что на Огури повлиял Куримото Дзёун. А были и такие, кто считал автором такого подхода французского посланника Леона Роша.

Ходили неясные слухи о том, что Ёсинобу тоже склоняется к этой точке зрения, но Сюнгаку им не очень верил, поскольку хорошо знал, что Ёсинобу был невысокого мнения об Огури и потому, казалось бы, не должен был поддерживать его теорию. Однако сейчас он излагал именно ее.

«Ну, теперь все стало ясно», – решил Сюнгаку. «Западник» Ёсинобу был крайне неравнодушен ко Франции и даже начинал было учить французский язык (правда, вскоре бросил). Ему нравилось французское оружие, французская армейская подготовка, он любил слушать рассказы о государственном устройстве и истории Франции. К тому же французский посланник Рош настолько хорошо прижился в Японии, что стал чуть ли не консультантом бакуфу. В отличии от английского и других послов, которые называли сёгуна «Его Высочество», Рош всегда говорил «Его Величество», показывая, что именно потомки Токугава Иэясу являются коронованными правителями страны. Наверное, Рош и навел его на мысли о необходимости перестройки японской государственной системы…